Избранное
Шрифт:
«Рассказать, что ли, Анне Антоновне про армянский коньяк?
– подумал Зейнулла.
– Да нет, не стоит. Ей наверняка уже сто раз про тот коньяк рассказывали».
Гуля, конечно, согласилась поехать вечером к дяде Кенжеке в гостиницу «Москва». Надела ради встречи с ним новый костюм и соорудила высокую прическу.
В Москве начиналась оттепель, на улицах сверкала черная слякоть, влажный воздух, как губка, впитал в себя бензиновый чад. У гостиницы елочкой стояли машины, сквозь прозрачные бесшумные двери сновали деловые люди с огромными портфелями, и невозможно
Гуля толкнула локтем Зейнуллу, Зейнулла предостерегающе кашлянул. Им навстречу чинно двигался их земляк Макин, и долг младших был поспешить с приветствием.
– Здравствуйте!
– прощебетала Гуля, состроив почтительную мину - у нее в семье терпеть не могли этого самодовольного Макина.
– Здравствуйте!
– Зейнулла протянул важному коротышке обе руки и побаюкал в ладонях пухлые пальчики Макина.
– Здравствуйте, молодые люди, - отечески приветствовал их Макин, высоко задирая голову.
– Как живете? Что поделываете?
– Мы идем в гостиницу к дяде Кенжеке!
– выпалила Гуля.
– К Кожахметову?
– Макин с неудовольствием выпятил нижнюю губу.
– Вы не знаете ли случайно, в каком он номере?
– спросила Гуля.
– Не знаю!
– На лице Макина проступило выражение наивысшей озабоченности.
– Извините меня, молодые люди, я очень спешу…
– До свидания!
– в один голос ответили Гуля и Зейнулла и перемигнулись за спиной уходящего Макина.
– А ты знаешь?
– шепнула Гуля.
– Макин только что, минуту назад, виделся с дядей Кенжеке.
– С чего ты взяла?
– Ни с чего!
– беспечно сказала Гуля.
– Просто мне вспомнилась любимая поговорка моего упрямого деда: «О коне суди, когда он устанет, о джигите, когда он состарится». Давай этим летом поедем к деду?… Мне надоело дышать московским бензином. А у деда на джайляу воздух чистый, и дожди чистые, и ветер чистый-чистый… Поедем?
– Непременно!
– согласился Зейнулла.
– Вот только защитимся оба - и сразу же поедем.
В вестибюле гостиницы свет приглушен, шаги звучат приглушенно, и женщины за стеклянными перегородками говорят приглушенными голосами.
– Вам Кожахметова? От слова «кожа»?
– Сиреневый ноготь скользит по строчкам.
– Да, живет у нас… Десятый этаж… Номер…
На десятом этаже столик дежурной пустовал. Гуля и Зейнулла двинулись по коридору и увидели, что в дверях номера Кенжеке торчит ключ: хозяин здесь.
– Долго засиживаться не будем!
– Зейнулла постучал в дверь.
– Войдите!
– раздался в ответ разноголосый хор.
– Аллах!
– рассмеялась Гуля.
– Мы не первые. Юрта полна гостей.
Зейнулла открыл дверь.
– Юрта?
– Гуля растерянно оглядывала огромную, совершенно круглую комнату, сплошь заставленную кроватями. Кто бы мог подумать, что в этой знаменитой гостинице есть такое непритязательное общежитие. Один
– Простите, мы ошиблись дверью.
– Зейнулла поспешно заслонил Гулю.
– Мы ищем своего земляка…
– Тут со всех земель найдутся земляки!
– по-свойски откликнулся пожилой мужчина в черной шерстяной рубашке, повязанной голубым галстуком.
– А вам кого? Не Кожахметова ли? По обличью вы схожи.
– Да. Кожахметова!
– отозвалась Гуля из-за спины Зейнуллы.
– Вы знакомы с Кожахметовым?
– заносчиво спросил Зейнулла.
– Тут все с ним знакомы. Вон его койка.
– А сам он в ресторан пошел. На третий этаж, - сообщил тот, который ел из засаленного пакета.
– Благодарю вас!
– Зейнулла пятился, оттесняя Гулю.
– Одну минуточку!
– остановил их пожилой в голубом галстуке.
– У меня к вам вопрос.
– Он подошел к Зейнулле, подал руку.
– Будем знакомы… Комов, председатель колхоза… Прибыл по своим делам из Воронежской области. Давайте присядем, что ли. У нас тут и стулья есть.
– Ничего, мы постоим.
– Гуля осмелела, убедившись, что все обитатели круглой комнаты успели привести себя в приличный вид.
– Я очень извиняюсь!
– напористо продолжал воронежский председатель.
– Но ваш земляк Кожахметов обещал мне помочь. Дело у нашего колхоза есть в Госплане… Насчет техники вне очереди по случаю ценной нашей инициативы. Тонкое дело… - Он показал корявыми пальцами, до чего тонкое у него в Москве дело. Видно, был из тех людей, что готовы с любым встречным-поперечным досконально обсудить все свои заботы, перебрать все свои бумаги с резолюциями. Не по одной наивности и простоте, а из нерушимой веры в счастливый случай и в коллективный всенародный опыт.
– Да ты короче!
– вмешался пограничник с майорскими погонами.
– Ваш земляк, - майор оценивающе оглядел Зейнуллу и Гулю, - обещал этому воронежскому ходоку за техникой свою поддержку и содействие. Но мы все считаем, что он только пыль в глаза пускает. Как он может кому-то помочь, если сам на равных с нами в гостиницу еле-еле устроился?
– Но ведь обещает он вроде всерьез и от души, - стоял на своем воронежский председатель Комов.
– Хвастает!
– припечатал майор.
– Вы извините, что я так про вашего земляка, - повернулся он к Гуле.
У Зейнуллы на скулах катались желваки, а Гуля как ни в чем не бывало вертела пышно причесанной головой, улыбалась и воронежскому председателю, и майору-пограничнику, и всем прочим обитателям круглой, как юрта, комнаты, азартно присоединившимся к обсуждению тонкой миссии воронежского председателя.
– К Госплану разве такой подход нужен!
– горячился один.
– А какой?
– ехидно любопытничал другой.
– Какой, какой… Государственный!
– веско вставлял третий.
– Пора нам кончать с ходоками, со всей нашей лапотностью. Планирование - это дело научное! Кибернетика!