Избранное
Шрифт:
Голова с животом — что черт с багажом. Совсем не то, коли душа, как вторая сущность, верх берет. Тогда другое топливо потребуется, поскольку иной огонь горит. Тут мозги празднуют, а не мускулатура; тут подавай на уровне и поболе, чтобы жилось умно да весело. Книжек разных, в том числе и про шпионов. Кино таких, чтобы взгрустнулось до слез и посмеялось до колик. Телевизор пусть передачками будоражит, вроде как «В мире животных». Клуб «Кому за шестьдесят» нужен. Бань маловато…
Мои внутренние рассуждения ветерок прервал —
Тут я очухался — мать честная, боль зубная! Мужик я или уподобился? Моя супруга яичницей шкворчит, а мне спросить невдомек, какая пчела ее ужалила…
— Мария, скажи прямо, что почем?
— А то не знаешь?
— И не знаю.
— Ты же меня вчера с этой рожей обманул.
— Так вышло, Мария.
— А что потом мне сказал?
— А что я потом сказал?
— Друзья, мол, на первом месте, а я на втором. А?
Зря мужчина напевал, ему кирпич в темечко попал.
То есть глупость он жене сказал. Неужели сказал? Видать, между прочим.
— Вот почему еда у меня поперек горла встала…
— Неужель? — взметнулась Мария, — Она из натуральных продуктов.
— Продукт натурален, да сготовлен во злобе.
И тут Мария понесла меня по колее, аж комья полетели, — я только утирался. Глядела, как палила голубым сполохом. Это теперь глаза у нее голубые, а были синие, незамутненные — видать, от цветущего льна. В свое время меня ошалившие. И рожу заоконную вчерашнюю мне припомнила, как якобы подстроенную, и сиденье мое у окошка, и безделье, якобы с пьянством связанное, и характер, якобы звериный…
Есть у Марии одна чудаковатая блажь — вешать на меня всех собак. И тот я, и этот. И бабник, и халтурщик, и забубённый, и крокодил зеленый… Отделает под декольте. Сперва мои волосы дыбом вставали, пока не раскумекал эту женскую закавыку. Кипит она против меня, а грехов-то моих наскрести не может. Вот Мария и шьет мне подслушанные у баб чужие грехи. А мужицкие грехи есть международные.
Теперь-то Мария характером полегчала. Раньше сила в ней крутилась, как вода в гидростанции. Так ведь, бывало, и я мог ответствовать.
— И мучаюсь я с тобой, Коля, всю жизнь!
Я вроде бы поперхнулся — это уже не про чужие грехи.
— Повтори-ка, не расслышал…
— То у тебя случай, то неприятность, то происшествие… Покою ни дня не было!
— Чего ж раньше молчала? — тихо спросил я.
— Дожил, что из бригады выгнали…
Глянул я на Марию затравленным зверьком. Она ли? Та ли, которая всегда говорила про человеческую душу?.. Душа — это жалость. Чего ж я вчера наговорил ей? Да разве можно бить, как она, чего бы я ни наговорил?.. А душа — это жалость.
Ученые пишут в статьях о разнице меж живым и неживым —
— А вдруг я был-был, Мария, да весь и вышел?
— Не пойму, про что болтаешь…
— Средь высоких хлебов затеряюсь, а? Чтобы тебя далее не мучить, а? — говорю я и сам себе не верю.
— Неужто без тебя пропаду?
— Не пропадешь?
— Теперь женщина самостоятельна.
— Ну а эта, любовь?
— И в любви самостоятельна — сама себя кормит.
— Что ж, раньше любила за харчи?
— Харчи не харчи, а деньги влияли.
— Ага, а теперь женщина получает денег больше и поэтому любит плоше?
— Теперь она может выбрать кого хочет.
— Ага, а беззарплатная домохозяйка любит хуже?
— Хуже не хуже, а выхода у нее нет.
— А у тебя, значит, выход есть?
— Слава богу, пенсию себе заработала.
Прилила мне кровушка к щекам с таким жаром, что кожу запокалывало. Почесал я их. А Мария плащ надевает.
— Ты куда? — спросил я уж просто так.
— Пенсию сегодня выдают.
— Не потеряй, — напутствовал я.
Хлопнула она дверью, как за нервы ущипнула. А я скукожился на кухонном стуле да как заголошу на всю свою двухкомнатную:
Всего горя не приплакать, Всей тоски не притужить. Не лучше ль половиночку На радость положить?И полез на антресоли за своим «сидором».
10
Колеса подо мной стукали, как гальку дробили. Вроде бы я думал, вроде бы дремал… Ошалел попросту. Тощие мои мысли искали чего-то в ушедшем и прожитом. Видать, каких оправданий. А может, нужных ответов. От смешных кошмариков сдохли все комарики. Шестьдесят лет, вся жизнь в супружестве…
Знал я мужика, надумавшего уйти от жены. Только, говорит, сперва линолеум в кухне перестелю. Сделал. Только, говорит, обои переклею. Сделал. Только, говорит, в ванной кое-что подкрашу. Сделал. Говорит, бачок в туалете сменю. Сменил. Тут жена и спрашивает: «Ремонт ты завершил, в квартире чистота — так к чему теперь уходить-то?» Само собой, остался. Ну?
Народу в поезде скопилось, что спичек в коробке. Стоят руки по швам. Напротив меня села женщина молодая с мальчонкой, который лупоглазо вытаращился в окошко — травинки там не пропустит. Я и сам туда гляжу, поскольку ехать мне этой электричкой три часа с гаком…