Избранное
Шрифт:
Кто возьмет на себя смелость утверждать, что спустя десяток тысяч лет все на Земле останется неизменным? И едва ли найдется человек, которого не искушало бы извечное наше любопытство — заглянуть в далекое будущее, куда нам заказан доступ неумолимой природой. Потому, наверное, людей так и тянет хоть краешком глаза увидеть скрытое от нас, еще не ставшее явью завтра.
Стоит взглянуть на усыпанное звездами небо, и вас тут же заворожит грандиозное зрелище мириад небесных тел, блистающих радужными красками, тихо подрагивающих под музыку небесных сфер, населенных диковинными существами. Но может статься, восхищенному наблюдателю помешает появление невзрачного шарика, похожего на ощетиненного всеми иголками ежа. Вместо переливчатых красок он окутан грязно-серой
Это наша Земля. Торчащие иголки — не что иное, как бесчисленные фабричные трубы, серая пелена — дым, клубами вырывающийся из них, а в пронзительном скрежете смешались грохот молотов и рев гудков. От этого звука нет спасения, мощно вибрируя, он проникает повсюду, но обитатели планеты — люди — почти не слышат его. Как же так?
Среди леса фабричных труб то здесь, то там гордо вздымаются вверх блестящие башни. Резко выделяясь на мрачном фоне других сооружений, они красуются на заводской территории, словно яркое перо на шляпе. Ничего удивительного, тут производят людей. Все эти существа, которые спешат куда-то, разговаривают, едят, появились на свет именно в таких башнях. Единственное, что не дано им, — это смерть. Понятие смерти исчезло на Земле в незапамятные времена. Впрочем, люди и теперь не живут вечно, им отмерен срок. Останки тех, кто отслужил свое, перерабатываются на сырье для новой партии.
Конечно, прошло немало времени, прежде чем на Земле установился такой порядок. История перехода к новому типу людей сохранила немало интересных страниц. Какую сенсацию во всем мире произвел первый искусственный человек! Кроме ученых светил, к нему никого близко не подпускали, а любовно и бережно выхаживали его, боясь дохнуть, словно первенца молодых родителей.
Стоило ему чихнуть, как на следующий день все газеты пестрели сообщениями «Искусственный человек чихнул!». Если он просыпался рано, газеты захлебывались: «Искусственный человек открыл глаза в семь часов утра!» То было время, когда искусственный человек находился на положении баловня целой планеты. Но одним экспериментом дело не ограничилось. Опыт повторяли снова и снова, и он удавался. Вскоре появились второй и третий искусственный человек, за ними еще и еще. Их лепили партиями, точно рождественские пряники на огромном противне. Ну а когда искусственных людей удалось приспособить к работе, человечество просто ахнуло от восторга.
И что же? Скоро выяснилось, что искусственные люди прекрасно справляются с порученными им операциями, выполняя их во сто крат старательнее, чем это мог бы сделать человек, рожденный женщиной. Отовсюду посыпались заказы на искусственных работников. Компании приступили к массовым увольнениям рабочих, которые долгие годы честно выполняли свое дело. Страх и угроза голода сменили всеобщий энтузиазм.
Особенно встревожились отцы церкви.
Большой бизнес, однако, тотчас взял новое поколение расторопных рабочих под защиту. Правда, скоро все поняли, какую ужасную опасность для человечества несет усиление новой породы людей, но, когда опомнились, было уже поздно. Те сплотились и прибрали к рукам все предприятия по производству искусственной рабочей силы. Настала эпоха ожесточенных битв. Люди взялись за оружие, пытались лишить противника средств к существованию, последней защитой было гордое презрение к выращенным на фабриках существам. Но так или иначе людям пришлось сдать позиции под неодолимым натиском своих искусственных подобий. Человечество оказалось на грани уничтожения, немногие уцелевшие люди влачили жалкое существование парий.
И все же оставались упрямцы, которые не отрекались от прежнего, старого как мир, пути продолжения рода человеческого до тех пор, пока строжайшие запреты и даже наказания, установленные государством, не положили конец этому примитивному и недостойному занятию. Теперь уж никто и не помнит, как в былые времена людям удавалось воспроизводить себе подобных.
Эти события давно отошли в область преданий, над которыми меньше всего задумываются населяющие сегодня планету миллионы существ. Даже то, что предприятия по-прежнему производят людей в облике мужчин и женщин, объясняется, скорее, данью привычке или стремлением к некоторому разнообразию. Именно так, в двух ипостасях, некогда был начат выпуск первых образцов, не говоря уже о том, что такое
Итак, различие полов все-таки помогало искусственным людям узнавать друг друга. Ибо у них есть свои особые сложности. Прежде всего, когда производство было поставлено на поток, оказалось невозможным снабдить каждого индивидуальной внешностью. Это было даже нежелательно: практика показала, что любое отступление от единообразия чревато неприятностями. Потому-то власти и установили обязательные стандарты лиц, слепки с которых хранились в международном банке в Париже. А людям даже лестно было получать лица от столь высоких инстанций. Тем более что все равно не имело значения, какое именно лицо вам доставалось. В жизни эти пять или десять утвержденных государством лиц все равно были бесполезны, перед людьми встала невероятной сложности проблема различать друг друга. Поэтому очередным указом всем предписано было появляться на людях непременно в маске, только так общество могло распознавать своих членов. А это уже само по себе неплохо: теперь люди могли хотя бы здороваться: «Привет, Ян», «Привет, Пийт».
Но в году оставался один день, когда никто не мог сказать «Здравствуй, Ян» или «Здравствуй, Пийт», — день карнавала. В этот день каждый сбрасывает привычную маску, и люди, неузнаваемые в своем истинном обличье, бродят в толпе себе подобных. По вечерам устраивается бал, на котором все танцуют, и под прикрытием одинаково стандартных лиц можно позволить себе любую вольность.
Вот и сегодня мы как раз угодили на праздник. Не клубится дым над трубами, фабрики остановлены, а скрежет механизмов сменила музыка, которая приводит в волнение ярко освещенные, переполненные залы. Улицы пустынны, хотя, пожалуй, не совсем, на одной из них кто-то есть. У подножия темной фабричной трубы сидят юноша и девушка. Они повстречались на вымершей улице и решили посидеть вместе.
— Почему ты не на балу? — спрашивает юноша.
— Я боюсь туда идти, потому что не могу снять маску, — отвечает девушка.
Юноша рывком распустил ее шейную косынку, и взгляд его остановился на ее левом плече. Девушка вздрогнула и разрыдалась.
— Послушай, — начал он, — я тоже не мог снять маску, а все-таки рискнул. Когда я вошел в зал, ко мне бросился патруль с криком «Снять маску!». Я объяснил, что не могу, нет у меня маски. Они рванули на мне рубашку, чтобы взглянуть на мое левое плечо, а потом стали толкать меня, перебрасывая от одного к другому и крича: «Фабричная марка! Где твоя фабричная марка?» Я ответил, что у меня ее никогда не было, а они принялись насмехаться надо мной и обзывать незаконнорожденным. Так и выгнали меня с этого бала. Но я и без них знаю, что родился не на фабрике, у меня была мать.
— А что такое «мать»? — сквозь слезы спросила девушка.
— Как бы тебе объяснить… Мать — это вроде как фабрика, только она выполняет свою работу дома. А ведь я вижу по тебе, ты тоже родилась от матери. Когда я был маленький, я очень гордился, что я не такой, как все, но окружающие сторонились меня и презирали. Тогда я сбежал от матери. После этого мне жилось спокойнее, а теперь вот снова то же самое.
Девушка глубоко вздохнула вместе с ним, и ее мягкая ручка легла на левое плечо юноши.
Пролетела ночь. И как же они благодарили судьбу за то, что не были искусственными существами, выпущенными на фабрике.
Амстердам
Перевод А. Орлова.
Каждый амстердамец знает Дом Четырех Братьев на углу Херенхрахт и Лейдсехрахт и наверняка с восхищением разглядывал цветную композицию — четверку братьев на рослом коне.
Красивый фронтон — напоминание о захватывающей истории — так сильно приковывает к себе внимание большинства людей, что, проходя мимо двух соседних домов, они едва успевают опомниться. А жаль, ведь эти дома относятся к числу самых достопримечательных зданий нашего города, и с ними связана не менее захватывающая, я бы даже сказал, более поучительная для амстердамцев повесть, чем история о четырех братьях.