Избранное
Шрифт:
Настоящая мать спокойно наблюдала за ее суетой. Признаться, я был удивлен таким бесстрастием. В неуемной энергии, с которой ее сестра тотчас принялась отстаивать свои только что приобретенные права на ребенка, было что-то жестокое. На этот раз, принимая ребенка, я ощущал себя еще и нотариусом, передающим права на пожизненное владение собственностью.
Мать приходила в себя. Ее душевные терзания прекратились вместе с физической болью, на лице застыло выражение блаженного покоя и покорности судьбе. Она не чувствовала себя обделенной: рядом с ней было ее дитя.
Наконец было покончено с туалетом второго малыша.
Приемная мать качала его, чистенького, завернутого в серые пеленки, еще ласковее и нежнее, чем первого. Она что-то мурлыкала вполголоса, оглаживала его, поминутно поднося к лампе, словно не могла насмотреться.
Внезапно вспомнив что-то, она протянула его мне.
— Доктор, вы ж его не взвесили!
Я прицепил запеленатого ребенка к безмену и подержал так же, как и первого. Этот весил пять с половиной фунтов.
— Пять с половиной! — ворковала она. — Поди ко мне, мой бутузик.
Если бы позволяли размеры комнаты, она, чего доброго, пустилась бы в пляс с ребенком на руках. Но тут же осеклась и замерла на месте, с опаской поглядывая на сестру.
Куда девалось спокойное равнодушие той? Ее глаза сверкали в полумраке комнаты, она вскинула голову, пытаясь приподняться, и тишину прорезал возглас, достойный богини мщения:
— Этот будет мой!
Ее сестра покорилась неизбежному и вернула ребенка, того, что весил пять с половиной фунтов. Мать же как ни в чем не бывало вручила ей меньшего, которого всего лишь час назад встретила такой счастливой улыбкой.
Наутро в присутствии должностных лиц в местном муниципалитете я сделал ложное, но, клянусь Яхве, справедливое заявление. Почему бы и в самом деле родным племянникам не походить друг на друга как две капли воды? Тем более что они, как явствует из документов, появились на свет в один и тот же день и час.
Не так давно мне довелось купить за полцены подержанную долгоиграющую пластинку. На одной ее стороне я заметил пару трещинок, зато другая была в полном порядке. И пусть это не покажется вам странным, но для меня даже в поцарапанной пластинке есть своя прелесть: слыша легкое потрескивание, я испытываю удовлетворение при мысли о том, что благодаря двум пустяковым царапинкам сэкономил десять гульденов. Чем не повод для маленькой радости?
А теперь представьте себе, что вы принесли домой совершенно новую пластинку и тут же обнаружили на ней едва заметную трещинку. Вам не пережить этой трещины, она будет досаждать вам всю оставшуюся жизнь. Готов спорить, что вы, так же, впрочем, как и я, со всех ног помчитесь обратно в магазин и потребуете обменять дефектную пластинку, а в случае отказа пойдете даже на скандал.
На самом же деле шум от этой трещинки почти не заметен. Его не улавливают даже те ценители, которые, поставив пластинку, не забывают остановить дедовские стенные часы с кукушкой. Ведь они так мешают! Разве можно наслаждаться музыкой под их нескончаемое тик-так, тик-так?
И весь этот шум только потому, что новая пластинка оказалась самую малость поцарапанной.
Ну и что из этого? Адам и Ева, если угодно, вообще были единственными людьми, которым дар жизни был вручен, что называется, из первых рук. Уже Каину и Авелю божественная искра жизни была передана из вторых рук. А из каких рук получили ее мы, нечего и говорить — не сосчитаешь. Наша жизнь — та же долгоиграющая пластинка, заведенная за много тысячелетий до нашего появления на свет. Обратите внимание, за эту пластинку нам не пришлось заплатить ни гроша, ибо мы получили ее в подарок. Это тот самый дареный конь, которому не принято смотреть в зубы. Так стоит ли, завидев крохотную трещинку, бить тревогу, а тем более устраивать скандал?
В небольшой стопке особенно любимых мною пластинок есть одна, с записью концертов Вивальди. От частого и, признаться, не всегда аккуратного пользования чистота ее звука пострадала. А поскольку ее нередко заводили не с начала, а с середины, чтобы повторить тот или иной понравившийся пассаж, игла оставила кое-где глубокие следы.
Мало-помалу потрескивание и шум стали действовать мне на нервы, и я решил купить новую пластинку. День, когда было принято это решение, оказался для меня весьма знаменательным: старая, заигранная пластинка внезапно обрела в моих глазах особую ценность.
Я рассуждал приблизительно так: пусть пластинка поцарапана, пусть звук у нее все глуше, но разве от этого изменилась божественная музыка, записанная на ней? Нет, Вивальди — это Вивальди, его мелодия все так же совершенна. Включаешь проигрыватель — и чистый напев Вивальди воспаряет над серыми крышами домов, выплескивая свою ликующую радость. Свободный от наших суетных страстей, он манит нас ввысь. Только теперь я в полной мере постиг этого человека, наделенного талантом одаривать ближних своим счастьем. Да что там счастье, если даже его печаль озаряет нас теплым светом. Такой музыке суждена вечная жизнь. Поток вдохновенных звуков прервется, лишь если пластинка будет разбита вдребезги.
С той поры старая пластинка вдвойне дорога мне, она стала для меня символом прекрасной души, воплощением неисчерпаемой доброты, щедрости и жизнелюбия, о которых мы, простые смертные, можем только мечтать. Пока моя пластинка цела, я ни за что не расстанусь с ней. Теперь я знаю наверняка: несовершенство звука ничто в сравнении с тем напевом, каким Вивальди отзывается в моей душе.
Помещение муниципалитета наполнял несмолкающий гул. К окнам регистрации тянулись громадные, едва двигающиеся очереди. На скамьях теснота. Многие стоят, прислонясь к стене. Дети играют на полу или носятся по залу, налетая на взрослых.
Словом, в ожидании своей очереди каждый коротал время как мог. Дальний конец приемной отделяла широкая решетка, там царила совершенно иная, спокойная атмосфера, шум, достигающий этого уголка, мгновенно тонул в тиши его недр. Здесь чиновники обслуживали посетителей. Торжественно, как некое священнодействие, совершалась церемония: предъявление многочисленных справок, проверка и выдача бесценных документов.
Если бы Наполеон мог предположить, какую уйму времени у людей будут отнимать бюрократические формальности, он бы наверняка нашел иной способ пополнять свои редеющие армии. Забавно, что это скопище людей, в котором столько детей и домохозяек, можно превратить в военное мероприятие.