Избранное
Шрифт:
Эти соображения принадлежали молодому человеку, который на полголовы возвышался над одной из самых длинных очередей. Одежда и весь его облик выдавали если не человека искусства, то по крайней мере ученого. У него было открытое лицо под густой шапкой волос. Он стоял к окну регистрации рождений, а свое пребывание в очереди использовал для наблюдения за тем, как редут себя здесь люди.
Наиболее безрадостный вид имели переезжающие внутри города, отсутствие интереса к происходящему сближало этих людей с заключенными, терпеливо ожидающими похлебки и пайки хлеба. Немного оживленнее были заявители о смерти, и это понятно: смерть несет не только утрату, но и неизбежные хлопоты. Наконец, нужно думать, как заполнить образовавшуюся пустоту. Ведь жизнь, как и природа, не терпит пустого пространства. В свидетельстве о смерти есть что-то столь же неотвратимое, как и в самой смерти. Может быть, поэтому те, кто стоял за свидетельством о смерти, всем своим видом показывали значительность доверенной им миссии: ведь это по их заявлению человека вычеркивали из числа живущих.
Переселенцы из других мест были настроены наиболее приветливо и одеты самым тщательным образом. Они отличались повышенной разговорчивостью и стремились тут же в очереди завязывать приятельские контакты. Среди тех, кому тоже предстояло броситься в море приключений большого города.
Ожидание перемен читалось и на лицах тех, кто покидал город, хоть они и держали себя с невозмутимым достоинством, не вступая в случайные разговоры. Им было не до окружающих. Они уже отрешились от всего, что связывало их с прежним домом, и теперь больше задумывались над тем, что их ждет на новом месте. И, пожалуй, самой оживленной была молодежь, которая обращалась за получением паспорта. В этой очереди стояли совершенно особые посетители: непоседливые, еще романтики в душе, пытающиеся спрятать свою молодость за внешней озабоченностью. Своим нетерпением они напоминали птенцов, ожидающих первого вылета. Их радость была гораздо заметнее, чем у молодых отцов, стоявших в соседней очереди за свидетельством о рождении. Чувство, которое испытывали новоиспеченные родители, можно скорее назвать облегчением, оттого что наконец сброшен неимоверный груз ожидания. Ощущение приятное, ничего не скажешь, но ведь это еще не счастье. Теперь одни заботы сменялись другими, не менее напряженными. Впрочем, если кто и сиял от радостного возбуждения, так это отцы первенцев, которые пребывали покуда в блаженном неведении относительно проблем, свалившихся на них вместе с рождением малыша. К нашему молодому человеку это не относилось. У него родился третий ребенок.
Конечно, он был доволен. Они с женой ждали сына, они готовы окружить его самой нежной заботой, но в том-то и дело — заботой! Хоть бы уж первые три недели остались позади.
И еще одно тревожило его. Не опоздал ли он? По правилам свидетельство оформляется в течение трех дней после рождения. Но считается ли тот день, когда родился ребенок? Входит ли сюда воскресенье? Как летят дни! Тем быстрее, чем больше ты занят. Нет времени оглядеться вокруг. Да еще эта чертова бумажная волокита, думал он. Почему бы не выдавать эти справки в любое время? А теперь, пожалуйста, уже не укладываюсь в установленный срок. До чего же мы — каждый в отдельности и все вместе — беспомощны перед бюрократической машиной, которая диктует нам, живым людям, свои условия.
Еще один посетитель вышел из закутка, похожего не то на исповедальню, не то на кабину для тайного голосования — в общем, на место, созданное для секретов. И ведь что интересно, в такой клетушке действительно трудно соврать: здесь сразу заметно, как человек краснеет и запинается.
Прошли еще двое посетителей. Настал его черед скрыться в закутке. Вот он наконец наедине с регистратором. Перед ним молодая женщина, не совсем юная, но все же вполне молодая.
— Здравствуйте, барышня. Я хочу записать ребенка.
Она подвинула к себе чистый бланк.
— Ваше имя, пожалуйста. Имя матери. Как вы хотите назвать ребенка?
Он сказал, она записала.
— Дата и время рождения?
— Пятница, третье сентября, одиннадцать часов вечера.
— Простите, но вы опоздали ровно на один день. Срок вашей регистрации истек вчера, — ответила она.
Хуже не придумаешь, пронеслось у него в мыслях, влип все-таки.
— Как же теперь быть? — в растерянности пробормотал он.
— Обратитесь в другой отдел. Но хлопот вам предстоит много.
Да, если знающие люди предрекают вам кучу хлопот, то истинные масштабы грозящего бедствия трудно себе представить.
— Барышня, милая, вы не представляете, как я занят! Нельзя ли обойти это правило? Ведь один день ничего не меняет.
— Нет, и не просите. Это исключено. Вы тоже должны понять меня. Вы читали инструкцию, там все написано. Я не смогу сделать для вас исключение. У меня будут неприятности, да и вы себе можете все испортить.
— Никогда не думал, что здесь такие строгости. Вы знаете, я сейчас выполняю очень важный заказ, у меня нет времени ходить сюда. Очень вас прошу, примите мои документы. У вас их каждый день проходит такое множество, что никто и не заметит.
— А если меня уволят? — спросила она с укором.
Ее слова прозвучали музыкой. Все-таки осталось в ней еще что-то человеческое, не вытравленное до конца безликим механизмом, на который она работала.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и между ними протянулась ниточка понимания. Внезапно его осенило:
— Давайте перенесем дату рождения на следующий день? Накинем пару часов, а впрочем, достаточно одного часа и одной секунды. Если бы наш доктор не торопился поскорее улечься спать и подождал еще немного, ребенок мог бы и впрямь появиться на свет четвертого числа. Предположим, что так оно и было. Почему бы не счесть за правду то, что и в самом деле могло иметь место?
Девушка продолжала заполнять бланк, и лишь по ее слегка порозовевшему лицу можно было догадаться, что она занята чем-то не совсем обычным.
Итак, ноль часов одна минута.
Он был на верху блаженства, когда она прочла ему бумагу. Он подписал и помчался к выходу через весь огромный и все так же переполненный людьми зал.
Еще один счастливый папаша, подумал кое-кто.
Какая прелесть, до чего же милая девушка, мысленно твердил он. Пойти на такое ради меня! Эта не закиснет у своей конторки. Замечательная невеста достанется кому-то.
Еще через несколько часов он был дома и буквально взлетел по лестнице. Жена почти оправилась, но с постели еще не вставала.
Новорожденный тихо посапывал в своей колыбельке, от него исходил сладкий аромат чистого младенческого тельца.
— Ты был в муниципалитете? — первым делом спросила жена.
Он подробно рассказал о своих злоключениях, поминутно оглядываясь на кроватку, в которой лежал ни о чем не ведающий маленький виновник треволнений.
— Если ты считаешь, что я должна быть счастлива, ты глубоко ошибаешься. Интересно, когда же мы будем отмечать день рождения малыша?
— Ну, уж это зависит только от нас, выбор все-таки есть.
— Чепуха. У всех людей — и у тебя в том числе — один определенный день рождения. — Она сердито ударила ладонью о край постели. — Некоторые не жалеют времени, когда речь идет о собственных удовольствиях. Они не забывают о своих прихотях. На семью им наплевать. — Рывком, слишком резким еще для нее, она отвернулась к стене. — Да, наплевать.
Как же все нескладно получилось, внутренне сокрушался он. Он вспомнил, что кто-то говорил, будто роженице нужно хоть раз выплакаться и снять напряжение, копившееся месяцами. До этой минуты у жены просто не было повода для слез: оба они с радостью ожидали своего малыша. Пусть поплачет теперь.