Избранное
Шрифт:
— Эгей, кум Ягош, и ты, Милан, слышите меня?
— Слышим, — ответил ему глухой голос, словно исходивший из-под земли.
— Сдавайтесь, не бойтесь, — сказал Бечир, ему все казалось, что он разговаривает с мертвецами. — Мы даем вам гарантию, что живыми и здоровыми передадим суду, а уж там все зависит от решения национального суда…
— Что ты можешь нам еще пообещать? — спросил голос Янко.
— Не только пообещать, но обязуюсь перед людьми своей честью и именем. Если вы мне не верите, я вам верю и готов прийти к вам без оружия поговорить. Даете ли вы мне на это свое «добро»?
—
— Не смей, Бечир, — подскочил к нему Новак. — Убьет тебя Янко.
— Нет, ты не пойдешь, — воскликнул Радоман. — Они тебя заложником возьмут!
— Пойду, и пусть хоть убивают, я слово дал. — И Бечир отбросил винтовку.
Радоман схватил его за руку, тот вырвался:
— А ну, пусти, знаю я, что делаю, мне видней! — и кинулся к пещере.
Радоман бросился за ним — догнать, остановить, но Бечир в несколько прыжков был уже в пещере. Первое, что он увидел, — это была наведенная на него винтовка, которую держал Янко, готовый выстрелить в любую минуту.
— Стреляй, если ты такой кровожадный, — бросил Бечир, — стреляй и упейся моей кровью.
Милан отклонил винтовку в сторону.
— Мы данное слово не нарушаем, — проговорил он.
Тут в пещеру ворвался Радоман Томович, возбужденный, с револьвером в руках. Бечир на него взъелся — пусть живо убирает револьвер, хоть в карман его сунет! Бечир окинул взглядом убежище: голый камень, постели из папоротника, мешок с чем-то, торбы, одеяло — людская беда. Огляделся — серые, бледные, изможденные лица с потухшим взглядом.
— Ну, как вы? — спросил.
— Мы хорошо, — сказал Милан. — Сам видишь как. Только нечем дорогим гостям почет оказать.
— Мне для почета корки хлеба довольно, — сказал Бечир, стремясь укрепить взаимное доверие.
Евра отрезала ломоть хлеба, слегка присыпала солью и подала ему. Бечир отломил половину и протянул ее Радоману, тот неохотно принял кусок левой рукой, не зная, что с ним делать. Бечир сел на камень и, отщипывая от ломтя, стал сосредоточенно жевать. Когда с этим было покончено, Милан сказал:
— Итак, Бечир, мы тебе предложили то, что у нас было. Посмотрим, что ты нам предложишь.
— К сожалению, я вам тем же отплатить не могу. В том, что я вам могу предложить, хорошего мало. Избавить вас от тюрьмы и суда я не властен, хотя и тут можно найти управу. Расследование поведется по составу преступления, кому какое будет обвинение предъявлено… Бездоказательные жалобы, поданные из личной вражды, к рассмотрению не принимаются. Без суда никто осужден не будет. Теперь это не так делается, как летом и весной, без всяких правил, теперь — закон в силе!.. И судьи уже не те, подобраны люди благоразумные и здравомыслящие. Но прежде чем начнется суд, я обеспечу вам возможность побыть дома со своими два-три дня, а если понадобится, так и все пять-шесть…
— Не слишком ли жирно будет? — криво усмехнулся Янко.
— Для зубоскальства, — огрызнулся Бечир, — я бы мог сюда и не являться.
Милан вмешался:
— Зависит ли это от тебя, Бечир?
— Да уж, наверное, я тут не самая последняя пешка, — сказал Бечир.
Кругом стояла тишина. Притаились поляне и «летучая чета» ракитинцев и равнореченцев — ждут, когда в убежище
— А знаешь, Бечир, видит бог, я ни одному твоему слову не верю!
— Ты мне и раньше не очень-то доверяла, кума Евра, — выдавил из себя смешок Бечир, — но, однако, все мы живы. А было б больше доверия, может, и разговор у нас был бы другим.
Он сказал ей это для напоминания и в укор, и не только ей, но и Ягошу, помимо этого ему хотелось восстановить те давние связи, что тянулись из прошлого: когда-то, мол, он стремился с ними сблизиться, да они оттолкнули его… И вдруг Бечир задумался: а так ли это на самом деле?.. Действительно ли он тот, каким представляется и за кого себя выдает: единственный и неповторимый в своем роде, педагог и офицер Бечир Томович, батальонный командир четнических войск, — или запоздалая копия, слабый отзвук, бледный слепок с некоего кротонянина, спесивого потомка аристократического рода, талантливого оратора, возмечтавшего проникнуть в пифагорейский союз?.. Разгадав его нечистые намерения, учитель отверг его, и кротонянин был вдвойне разобижен: тем, что им пренебрегли, и тем, что его разоблачили, — и поклялся отомстить за оскорбление. Прежде всего были пущены в ход очернение и клевета. Пополз слух, будто пифагорейцы при вступлении в секту приносят в жертву детей. Наемники стали забрасывать камнями членов братства. Это вынудило Пифагора бежать в Месопотамию…
Евра оторвала его от размышлений и вернула к действительности.
— Если сдачу в плен мы обсуждаем сейчас как один из возможных выходов, то это не потому, что верим тебе или на что-то надеемся, просто нас орды твои в угол загнали. От вас и в камне спасения нет.
— А что тебе эти камни?.. Вон как вы иссохли здесь. Посмотри, на что похожи! Честное слово, в гроб и то краше кладут. Вон от Янко и половины не осталось…
— Обо мне ты не беспокойся, — заметил Янко. — Я твоего сочувствия не искал и не ищу.
Радоман полоснул его взглядом. Будь его воля, всадил бы он в него сейчас всю обойму, а все прочие здесь не представляют никакой силы, способной оказать сопротивление. Радоман еще со вчерашнего дня поражается: для чего Бечиру эти переговоры сдались, когда он мог их одним махом пришлепнуть?.. Еще вчера подошли бы вплотную к пещере, с теми двумя мальчишками перед собой, потом даешь пару пулеметных очередей от плеча, кидаешь пару гранат — вот тебе и готово, выигран бой…
— Ладно, — проговорил Бечир и встал. — Я вам все сказал, поразмыслите и поступайте, как знаете.
— Не о чем нам размышлять, — заметил Ягош. — По крайней мере мне. Поскольку ты детьми шантажируешь, у меня один выход — сдаться. И почище меня сдавались, значит, и мне не заказано.
— Детей я по домам отправил, чтоб ты не говорил, что я тебя шантажирую, — возразил Бечир. — Пока я здесь, детей сюда не приведут, но вот когда штабная чета из Колашина подоспеет — а это еще сегодня может произойти, — я не знаю, что она предпримет, тут уж моя власть кончается.