Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
П е т р и щ е в. Я?
К и е ч к а. Я тоже не понимаю. Как это можно сидеть сегодня в лаборатории? Да еще в больнице. Брр!
П е т р и щ е в. Я не люблю Ивана? Хорошо! Я предлагаю отправиться к нему в лабораторию. Магомет не идет к горе, пусть гора идет к Магомету.
Некоторая растерянность и взрыв хохота.
— А что ж!
— Идея!
С и м а. Это, наверно, неудобно.
К и е ч к а. Нет уж, поехали!
Смеющаяся компания разбирает пальто. Петрищев упрятывает бутылки в карманы.
Ночь.
Плачущую женщину двое ведут под руки. Должно быть, муж и сын. Они направляются к полуподвалу, на котором дощечка:
Навстречу им человек в халате и докторской шапочке на седеющих волосах.
Ж е н щ и н а (сквозь слезы). Скажи, мил человек, здесь что ли покойницкая?
Б о т к и н. Нет, вам туда.
Они отходят. Слышатся всхлипывания женщины и успокаивающий голос:
— Ну что, мать, поделаешь, бог дал, бог и взял.
Боткин смотрит им вслед. Печальное лицо Боткина.
Лаборатория. Павлов записывает что-то за столом. Служитель Никодим подсовывает ему тарелку с едой. Павлов машинально ест. Усмехается:
— Твое дело, собственно, собак кормить.
Н и к о д и м (с угрюмой рассудительностью). Собака — она хоть лает. А вам не дай, так вы и три дня есть не будете.
Молодое щекастое лицо Никодима полно непоколебимого достоинства.
Согнувшись, Боткин спускается в подвал лаборатории. Навстречу ему порывисто встает Павлов:
— Наконец-то. Есть чем порадовать, Сергей Петрович. Такой опыт…
Б о т к и н (устало). Опыт… Хорошо, посмотрим.
Он садится у стола, опустив голову, и закрывает лицо руками. Павлов растерянно стоит над ним.
Б о т к и н. Вы меня извините, Иван Петрович. Я сегодня в нервах. У меня больной умер. И надо же, под Новый год.
П а в л о в. Но ведь вы спасли сотни, тысячи жизней.
Б о т к и н. Сотни спас, а эту вот нет… Бог дал, бог и взял… Нет, не бог, а я, Боткин. И к этому врач не смеет привыкнуть. Лучший врач России? Ни черта он не знает, этот ваш Боткин! Вас я не стесняюсь, как самого себя.
Пауза. Встав из-за стола, Боткин долго расхаживает по комнате. Маленькие окна полуподвала затянуты изморозью. Посреди комнаты висит лампа, отбрасывающая широкий круг света… Коренастый, широкогрудый стоит у стола Павлов, молча наблюдая за вышагивающим по комнате Боткиным. Позади него колбы, пробирки — нехитрое оборудование маленькой лаборатории. Из каморки сбоку выглядывают морды подопытных собак. Боткин, наконец, прекращает свое хождение. Стоит, задумавшись, усмехаясь чему-то своему.
Б о т к и н. Ну вот и останутся от меня капли доктора
П а в л о в (взглянув на часы). Нет, нет, ничего.
Б о т к и н (улыбнувшись). Я не о том. Тесно вам здесь. И рад бы держать… И нужны вы мне вот как… А не смею…
П а в л о в. Здесь у вас, в клинике, я многому научился. И я дорожу каждой минутой, проведенной с вами.
Б о т к и н. Тем лучше. Но как почувствуете, что пора… сами скажите… Опечалюсь, но провожу… И шапкой помахаю. (Взглянул на часы.) Батюшки, да ведь Новый год сейчас… Заболтал вас совсем… А спирт у вас есть?
Компания, приехавшая за Павловым, пробирается сугробами. Прильнули к маленькому окошечку лаборатории. Слышится возмущенная реплика Киечки:
— Ну, это уж слишком. Они ведь там пьют!
Боткин поднимает мензурку со спиртом:
— За вас, за ваши успехи. Вам, видно, многое дано. Но помните — с вас многое и спросят. И первый — я!
— Господа, что же это? Позвольте… — Никодим пытается оттеснить ворвавшуюся компанию.
Отстранив Никодима, молодежь гурьбою вваливается в лабораторию.
Пауза. Вдруг хором:
— С Новым годом! С новым счастьем!
Собаки откликаются ожесточенным лаем.
Д м и т р и й. Прошу извинить, профессор.
Б о т к и н. Ничего, ничего… Ваше дело молодое… Желаю счастья, господа!
П а в л о в. Сергей Петрович, куда же вы?
Б о т к и н. Спасибо! Привычка, знаете, ночной обход… А сегодня особенно.
Тихий заснеженный двор больницы. Высокий и прямой Боткин шагает к виднеющимся вдали корпусам. Идет снег…
Тяжелые белые хлопья свисают с деревьев Летнего сада. Занимается заря.
Павлов и Сима идут заснеженной аллеей. Как всегда, Павлов шагает широко и размашисто. Сима с трудом поспевает за ним.
С и м а. Ну вот и первый день нового года.
П а в л о в. Странно ведь говорят, Сима, — с новым годом, с новым счастьем! А ведь счастье-то должно быть одно. В чем, по-вашему, счастье?
Павлов резко останавливается.
С и м а (чуть улыбнувшись). Так сразу. Это трудно, Иван Петрович.
П а в л о в. По-моему, счастье — это знать и уметь.