Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 1
Шрифт:
Происходит наложение сразу нескольких факторов, каждый из которых в отдельности обычный средний мужчина еще был бы способен если не вынести, то хотя бы донести до могилы, но, в плотном единстве, все перипетии превращают те же стены в камеру заключения. Так на суету бабника накладываются ее далеко не всегда спрятанная враждебность, раз; остывание к ней интереса, два; и да – теперь уже еще вопрос ее возраста. Теперь официально.
Совсем скоро ее период цветения в самом деле подходит к концу, он стремительно вянет, подходит к концу пьянство гормонов оппонента, который начинает в ужасе ерзать, уже понимая, что попался, в страхе озираясь в поисках выхода и уже зная, что его нет. Только сейчас до него доходит весь не знающий стыда замысел постановки с его участием, в которой он приговорен до конца оставшихся дней быть персоналом обслуживания того, для чего он всего лишь инструмент. Этот период, известный практически всем женщинам определенного
Короткое счастье самки не видит дальше своего отражения. Солидарное возмущение всего контингента стареющих дам при виде юной красотки и кувыркающегося с ней в морских волнах стареющего красавца-спортсмена, который втрое старше ее, вызвано не заботой о наивности незрелого ума, а исключительно ревностью одной женщины по отношению к другой, более удачливой. Выбор за мужчину делает сама Природа, и выбор этот она делает не подгоняя друг к другу возрастные отметки, как того хотят стареющие дамы, а всего лишь вопросом плодородия. То есть чем моложе, тем уместнее. Это и приводит в бешенство дам, замерших в ужасе в ожидании конца своего цветения. То, что они всеми силами прячут от мира, прячут от самих себя, даже глядясь в зеркало, Природа бесстыдно выставляет наружу. Они требуют «равноправия». Навязывая «культуре» и и потом самой природе свои пожелания, они всего лишь ищут способ сделать приятное себе. Нормы, на которые ориентируется природа при выборе такого будущего объекта для романтических отношений, решают зоровье, свежесть и юность. Именно это вызывает в престарелых дамах злобу. Природа откровенно выбирает то, чего у них уже нет. Притягательна только юность, не старость. Они воспринимают это как оскорбление. Их мертвое лоно и определяет для планеты мораль.
В мире мало что может сравниться с ненавистью женщины к женщине. При виде пары «юная красотка – взрослый мужчина» никогда и нигде ненависть не исходила от привлекательных особ того же юного возраста – разве только если опять не приходил в действие механизм ревности. Она – всегда порождение старости и ее предчувствия. Но реальным объектом их возмущения является не он, а Природа. Злобу вызывает установленное той «неравноправие»: она бесцеремонно объявляет ценность женщины обесцененной уже вначале, в то время как даже стареющая мужская особь не думает о старости.
Протрезвление у этой особи наступает, как раз когда ловушка захлопывается. Громкую и яркую, буквально вопящую на всю обитаемую ойкумену вывеску для всех сперматозоидов мира «Юна и Плодородна!» природа откровенно заменяет на прямо противоположную. Природа без всякого стыда отключает механизм заманивания новых мужских клеток, всеми силами, решительно, на всю вселенную давая знать, что период плодородия тут исчерпан и настаивать – значит, искать на выходе самых больших неприятностей. Это плакатное предупреждение вывешивается как раз когда до мужчины впервые начинает доходить страшное подозрение, что его использовали.
Что божественный образ с сияющей здоровьем кожей – не больше чем биомеханическая видимость. И она исключительно для одной цели, привлечения мужских половых клеток. Бедному идиоту открывается реальная картина и то, что его ждет. И этот сюжет биология вида, фатально убежденного в своей разумности, вертит снова, снова и снова, и одна и та же история повторяется без отклонений и вариантов, и каждый уверен, что лишь ему улыбнулся небесный образ. Так это работает: бесперебойный процесс биологического воспроизводства решает все. Но ревность женщины по отношению к своему отражению не допускает остывания к ней интереса.
Теперь она начинает мстить за свою непривлекательность – вначале тому, кто к ней ближе всех. Если такого уже нет, она принимается мстить миру. Это особенно касается непривлекательных дам. И степень этой мести определяют не установки морали, а исключительно степень наличной власти – проще говоря, технические возможности. А вот это уже серьезно.
Я привык быть наблюдателем – так больше шансов остаться в живых. И я привык быть этологом – даже в среде, уверенной в своей разумности. Общая схема поведения одной особи повторяет всё, что было до нее и что будет. Предусмотрительно одарив дамочек совсем бедным воображением, не идущим дальше вопросов предспаривания, мать-природа явно знала, что делала. Конечно, в реальной жизни эта стандартная формула сдерживается множеством факторов, но суть остается. Мужчина как абстрактная квинтэссенция любимца природы для ее мира – всегда только средство. Женщина как социально
В основе природы женщины всегда лежит привлечение внимания – то есть пассивное манипулирование. Производить впечатление – ее кукольный механизм. Я давно без оптимизма смотрел на ценности этого мира, слишком часто убеждаясь, что лживость – глубоко присущий, как говорят философы древности, имманентный компонент той квинтэссенции, известной под названием «женщина». Ту квинтэссенцию так упорно называли «загадкой», что это в конце концов заставило меня тоже уделить ей внимание. Что бы она ни делала, край ее глаза всегда на том, кто находится в периферии восприятия. С ценностями мужчины она не совместимо ни в какой букве, и в конце концов тот на этом попадается. Имитация свежести. Пожалуй, ничто не рисует различие между мужчиной и женщиной ярче, чем это. Весь мой опыт скромного бабника говорил мне, что ни одна из них не видела, до какой степени может отталкивать и вызывать омерзение имитация того, чего нет от природы. Имитация плодородия работает как приговор биологическому виду.
Лживость Женщины – производная ее эволюции: в структуре иерархии стаи она играет пассивную роль и была вынуждена выработать альтернативные способы управления реальностью. Тонны промышленной косметики, призванные убедить, что она «юна и плодородна», хирургия лжи, напускное безразличие, обман, фальшь, истероидность – искусственное набивание себе цены настолько органично составляет суть Женщины, что мне со своей манией проницательности, набившей мне самому столько гвоздей, манией любой ценой срывать маски зачастую приходилось заставлять себя быть осторожным. Эти цветы очень легко превращались в змей. Бабьи радости в их курятнике заканчивались там, где начинались. Конечно, звучит не слишком радостно и совсем не так, как хотела бы услышать другая сторона, но я всего лишь наблюдатель, пытающийся быть честным.
Вся эта философия пролетела у меня в мозгу за одну долю секунды, чтобы смениться недоумением.
Здесь ничего этого не было.
Она была живая. И она была настоящая.
Поначалу я по привычке отнес всё к обычному инстинкту притворства, но все оказалось чем-то совсем другим. Впервые я столкнулся с чем-то, объяснения чему в архиве моего опыта не имелось. Обмануть меня было не просто. Теперь я был озадачен по-настоящему. Говорят, согласно исследованиям, нужно меньше секунды и одного полувзгляда, чтобы определить степень крайней приемлемости представителя противоположного пола – достояние множества поколений, сумевших остаться в живых. Красота – это всегда клеймо здоровья. Все без исключения ее подделки и суррогаты пытаются ее имитировать. Все дешевые уловки дамочек по привлечению внимания, вроде как бы невзначай поправления туфельки, низко наклонясь, или подписывания лежащей на столе офисной бумаги, тоже низко наклонясь, или невинного обыкновения носить короткую юбку под длинным плащом, подол которого как бы невзначай распахивается, не вызывали во мне ничего, кроме скуки. Сказать больше, они вызывали эффект скорее обратный ожидаемому. Я ничего не имею против внезапного поправления туфелек в моем присутствии, особенно, когда природа наградила к тому поистине неотразимым поводом, но за всем тем стояло скрытое манипулирование. То, что моментально запускало во мне механизмы аврального торможения. Не знаю, почему так, только скрытая попытка манипулировать мной с детства вызывала во мне такое же скрытое бешенство, причем ключевое слово здесь «скрытая». Дамочки попросту испытывали на внешней среде свой инструментарий управления ею. Когда сопливая сучка, сидя на скамейке в окружении других таких же подружек прямо по траектории твоего движения, отведя взгляд, невзначай задирает укрытую юбкой коленку, мимолетно обнажая то, что под ней, жизнь принуждает быть философом. В том всего лишь программное беспокойство самок, опробующих вновь приобретенный арсенал. Мечта каждой курицы, стать средоточием суетливого внимания вселенной, не заслуживала книги. Говоря гносеологически, красивых баб множество, но ни одна не тянула на событие биоценоза. Впервые за долгое время меня действительно замкнуло, и это было странным. Было совершенно непонятно, как при таких внешних данных можно быть живой и можно быть настоящей.
Потом я, кажется, понял, в чем дело.
Так называемый цивилизованный, взятый за абсолютную норму средний экземпляр разумной особи техногенной цивилизации, грубо говоря, напоминал неизлечимо больного, который держался на ногах лишь самоотверженными усилиями медицины. Меня, осколка диких миров, всегда мучил один вопрос. Какая часть данного населения вымерла бы уже к следующему равноденствию, исчезни вдруг к вечеру индустрия медицины из реестра общепланетных ресурсов? Я был уверен, что, чтобы выжить, надо держаться от нее, медицины, как можно дальше. Точно то же самое касалось биологического вида. Мы с этой цивилизацией в самом деле смотрели на одни вещи разными глазами. Организм обязан обходиться своими силами. Так думал я.