Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 1

Весто Сен Сейно

– То есть, если я правильно вас понял, когда вы проснулись, было темно?

– Вы правильно поняли.

– Когда ложились, было тоже темно?

– Да. То есть нет. То есть свет выключили, но не весь.

– Другими словами, вас забыли в самолете.

– Именно эту мысль я пытаюсь донести.

– Еще вопрос. Вы обычно помногу спите? В общем и целом?

– Не жалуюсь.

– Но до сих пор проблем со сном за собой не замечали?

– Нет. Это наводящий вопрос.

– Скажите, мне просто интересно, как можно проспать собственную высадку?

– Я думал, вы мне расскажете.

– В целом, ваши показания могли иметь довольно правдоподобный вид, вот только рейс, на котором, как вы утверждаете, вы летели, совершил посадку позавчера.

Теперь была моя очередь смотреть

на него и недоверчиво искать, где скрывался подвох.

– Как вы это объясните?

Я не знал, как это объяснить.

– Уверен, здесь какая-то ошибка, – сказал я.

– Возможно, – согласился администратор. – Мы ничего не исключаем. В данный момент все возможности на столе.

Я спросил:

– Так мне принесут извинения?

Администратор, не меняя положения, смотрел на меня долгим немигающим взглядом.

– За что? За то, что вы выспались?

Я видел, куда все шло. В случае составления иска компания, потерявшая пассажира, могла самое большее оказаться в щекотливом положении. И тогда любое слово, произнесенное со стороны официального лица, уже могло идти в натуральном денежном выражении. С другой стороны, иск непонятно на что, выдвинутый в адрес компании, еще нужно доказать и доказывать его будут совсем не бесплатно, а вот любой пикантный шум со счастливым финалом вокруг той же компании всегда будет иметь вид известности, то есть, в конечном итоге, то же – с вполне конкретным денежным выражением.

– И что, – спросил я, еще сдерживаясь, – такое явление администрация рассматривает как нормальное?

– Все хорошо бывает только на порносайте, – холодно заявил администратор. Он уже тоже открыто умывал руки.

Я не нашелся, что ответить. Теперь вся обстановка выглядела в похоронных тонах.

– Что ж, у нас нет к вам больше вопросов.

Администратор вдруг вложил билеты в мой паспорт, поставил штамп и придвинул ко мне.

– Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании.

Анхраманью и его лучшие качества

1

За большими отмытыми окнами бара было лето и много солнца. Здесь всегда было слишком много солнца, побережье захлебывалось им, как тяжелым сном, и стекла почти всех закусочных и бистро с этой стороны тротуара делали тонированными. Почти всех – но только не этого. Владельцу бара уже раз десять и в самых вежливых формах намекалось, что на комфорте не экономят, что бизнес от лишнего уюта только выиграет, но у него были какие-то особые соображения и по поводу вида за окном, и вида того, что в самом баре, – стекла стояли, как стояли, вынимая их двух стареньких общипанных кондиционеров всю душу. В вечернее время лучше было занимать столик снаружи.

– Что с этим миром не так? – с тихим отчаянием произнес хозяин, держа в руке высокий пластиковый стакан, который обычно использовался под хранение свежих салфеток. – Кого нужно убить, чтобы гребешки сели, наконец, одинаковыми, ровными, радующими глаз уголками, а не торчали, как трусы монахини?

Со стуком поставив стакан на стол, он удалился, по пути задерживаясь и поправляя на столиках края скатертей.

По причине раннего утра бар был практически пуст, сидела только пара каких-то ненормальных с книгами. Они в это время всегда сидели тут, нагнетая на редких посетителей тоску. Коллектив официантов в нашем с Юсо лице пользовался небольшим перерывом перед началом горячей трудовой недели, предаваясь спору о вреде технологии на искусство. Рядом маячил Хуанита, он работал. Тур-Хайами, как всегда, сидел сторонним наблюдателем. Мы с Юсо чувствовали, что перерыва нам не хватит, поэтому его бросало в холод, а меня в жар. Нашего с ним темперамента было достаточно, чтобы подорвать устои местной островной гряды, он был спорщик даже чище, чем я, Хуанита задумчиво разносил по столам вазочки

и только качал головой. Он был мелкий и небритый, как Джейсон Стэтхем, все старались его любить, но не у всех это получалось. Тур-Хайами, удобно сложив на столике руки и положив на них подбородок, сидел, как сидят перед стеклом аквариума, наблюдая день из жизни бойцовых рыбок. Как всем аборигенам, на искусство за пределами островной гряды ему было наплевать. Но Юсо свалить оказалось не так просто. Его знаменитое хладнокровие северянина сегодня подвергалось суровому испытанию. Тема спора была: можно ли назвать полноценным искусством, когда изображение переносится на холст не с живой натуры, а с монитора ноутбука? Меня тема касалась самым непосредственным образом: у меня дома прямо посреди моей маленькой студии лежал мой походный противотанковый ноутбук, и все это знали. Юсо с ходу заявил, что это жульничество, и теперь явно об этом жалел. Я повис на нем волком. Я сказал: жульничество – это когда, имея в доступном наличии живую натуру, подменяют ее неживым фотоснимком. Это – признание некомпетентности. Это – как минимум непрофессионально. Это некрасиво. Это позволительно тем, кто делает первые шаги, и абсолютно непозволительно тем, кто претендует на свое место в искусстве. Именно поэтому ни один уважающий себя живописец не поставит рядом с мольбертом мертвый снимок. Мы говорим об этике. Мы говорим о честности художника перед самим собой. Но у меня есть другой пример.

Ты в дороге становишься свидетелем какого-то редкого явления. Падает НЛО, зона военных действий, столкновение хищников в живой природе… Всё, что угодно. У тебя выбор: попытаться унести ноги, унести в своей памяти то, что видел, зная, что в состоянии стресса ты расплескаешь даже то немногое, что есть, – или сделать себе на телефон несколько снимков, с тем чтобы потом в более подходящей обстановке на их основе собрать сюжет для полотна, с тем чтобы донести до холста то, что ты чувствовал? Сделать остановку и сделать эскизы у тебя возможности нет – ты в зоне конфликта интересов. Так что ты выберешь?

Уровень профессионализма, сказал Юсо, как раз и определяет способность на основе жизненных переживаний и своей памяти создавать эскизы, а уже потом на их основе потрясать воображение человечества.

Абсолютно согласен, ответил я. Но мы не говорим об уровне профессионализма. Мы говорим о том, будет ли такая работа и ее конечный продукт искусством. Еще пример.

На основе случайных портретных снимков самых разных людей и самых разных настроений у себя на ноутбуке посредством пакета графических программ ты создаешь композицию. Она настолько кажется тебе необычной, что ты клянешься жизнь положить на то, чтобы воспроизвести ее на холсте. Тот же эскиз, но нормами живописи. Отмечаю особо: собрать ту же композицию посредством живых изображений и живых эскизов было бы крайне сложно и как минимум заняло бы несколько лет жизни…

У меня тоже вопрос, сказал Юсо.

Он был как никогда серьезен. Я знал, что это значило.

– Как бы ты отнесся к тому, если бы Микеланджело делал пресловутую улыбку Моны Лисы, пялясь в ноутбук?

Это была его манера вести поединок. Даже он знал, что Микеланджело не делал Мону Лису, и этим был очень опасен.

– У меня тоже вопрос, – сказал я. – Скажи мне, как ты думаешь, что бы делал Микеланджело, случись ему попасть в это время?

Юсо этот спор надоел. Он холодно смотрел, как Тур-Хайами улыбается ему самым неприятным образом, но сказал совсем не то, что я ждал.

– Старался бы не попадаться на глаза смерти, – со скукой произнес он. – И на все искусство миров и цивилизаций было бы ему наплевать…

Юсо, наконец, исчез под предлогом смены рабочей одежды, но я ему не дал бы так легко зализывать раны, только не при обвинении в жульничестве. Я знал одну вещь: тот, кто никогда не держал в руках карандаша, не способен оценить, до какой степени сложно и почти невозможно воспроизвести на холсте пресловутый намек на улыбку какой-то некрасивой тетки с мужским лицом. Впрочем, я не стеснялся маленького холодного мстительного удовольствия. Я хорошо знал, каким безжалостным мог быть оппонент, стоило только ему дать повиснуть у себя на горле. Но Юсо по крайней мере был прав в одном.