Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
— Когда думаешь собрать народ?
— Да прямо сегодня, в пересменок.
— Отложи до завтра, до обеденного перерыва.
— Почему? С кем-нибудь посоветоваться хотите?
— Нет. Всё правильно решил. Но, понимаешь, когда люди вот так, по полторы смены вкалывают, они после работы усталые, злые, могут этому Лавочке морду набить. Отложи до завтра.
— Лавочка завтра не выйдет на работу.
— А ты его предупреди: с ним или без него — собрание состоится. Понимаешь, выгнать человека проще пареной репы, но терять такого токаря не хотелось бы. Да и человека тоже.
— Ещё бы! — согласился Лука… — Мы с ним вместе в учениках ходили. До армии…
— Вот видишь, как ты его скверно воспитал, — пошутил Горегляд.
Лука, подходя к своему станку, ещё издали увидел сосредоточенное лицо Феропонта, низко склонённое к суппорту, словно парень хотел в эту минуту разглядеть что-то для него очень важное. Планшайба вертелась медленно, на самых малых оборотах. Лука остановился за колонной и несколько минут смотрел, как внимательно, стараясь не сделать ни одного лишнего, а значит, и неточного движения, работал парень. Лицо Феропонта в эту минуту тоже изменилось, только на этот раз на него не надели, а наоборот, сняли обычную шутовскую маску. Стало оно мужественным, красивым, и даже короткая бородка не портила, а усиливала это впечатление.
Лука смотрел минут пять, как работает Феропонт, и именно эти минуты вернули ему душевное равновесие, больше того, пробудили безотчётную радость. Решился! Отважился! Пусть даже запорет одну заготовку, неважно. Важно другое: человек решил попробовать свои силы, значит, не погас в его душе огонёк. Лука далеко обошёл свой станок, чтобы не вспугнуть Феропонта, и с другой стороны подошёл к Борису Лавочке.
— Завтра в обеденный перерыв состоится профсоюзное собрание, — объявил он. — Разговор пойдёт о тебе и твоём поведении. Будем решать твою судьбу.
Не слова, а тон, спокойный, уверенный, испугал Бориса. Если бы Лука ругался, он бы и бровью не повёл, а вот такой равнодушный голос испугал, будто Лука собрался обрушить на его голову жестокую и неумолимую кару.
— Я завтра не выйду на работу. Можете считать, что на заводе я больше не работаю. Завтра подаю на расчёт, и квиты. Только вас и видел. В печёнках у меня вы все сидите, бюрократы чёртовы!
— Собрание пройдёт и без тебя.
— Как это без меня? — Лавочка выключил мотор, уставился злыми глазами на Луку. — Не имеете права судить меня заочно.
— Судить тебя никто не собирается, хотя, может, и стоило бы. Всем молодым, что недавно переступили порог нашего цеха, завтра в твоём присутствии или без тебя, всё равно, мы расскажем и покажем, что это такое — настоящая честь рабочего человека. Запомни, с тобой или без тебя, а собрание состоится!
— Запомню! — Лавочка с остервенением выругался.
Лука сморщился, как от зубной боли и, не сказав ни слова, отошёл. Издали посмотрел на свой станок. Феропонт по-прежнему склонился над суппортом, планшайба вертится медленно, осторожно. В глазах парня острая сосредоточенность и радость, почти ликование. И пусть это простой фланец, всё равно — деталь установил, выверил и проточил он сам. Один, без подсказки! Хватило смелости и умения. Лука подошёл поближе, остановился у станка. Феропонт оглянулся, вздрогнул, резец дёрнулся, дюралевый фланец скрипнул и вырвался из зажимов планшайбы. Лицо парня покрылось багровыми пятнами, особенно заметными на нежно-розовой коже, глаза испуганно скользнули в сторону, избегая взгляда Луки.
— Я хотел. — начал он сбивчиво. — Я только хотел…
— И очень хорошо, что решился, — перебил его Лука. — Только уж когда берёшься за дело, гайки завёртывай крепче и резец не дёргай.
— Это случайно, от неожиданности. Ты так тихо подошёл, я не слышал…
— А что, нужно, чтобы впереди меня оркестр шёл?
— Нет, я испугался, — сказал Феропонт. — Это у меня, видимо, нервы сдали. Первый же раз один. Вот я и сорвался, тебя увидев. Фланец запорол. Что теперь делать, тебе же, учитель, брак запишут… — Он уже успокоился, принял свой обычный снисходительно-покровительственный тон, спрятался за надёжным щитом развязности.
— Не думаю, — ответил Лука. — Ты же осторожно работал, стружку снял тоненькую, вот здесь миллиметра два уберём и следа не останется.
Он вставил в планшайбу фланец, затянул гайки, включил передачу, не ту, медленную, что была у Феропонта, а скорую: даже взвизгнул, запел серебристый дюраль.
Феропонт посмотрел, как переделывает Лука его работу, и в глазах парня заискрилась откровенная зависть. Ну, почему он сам не мог вот так крепко, надёжно затянуть гайки, пустить станок на полный ход? Ничего не скажешь, красиво работает Лихобор.
— Ну вот, всё на высшем уровне, — сказал Лука, снимая фланец. — Ни один контролёр не придерётся. А я долго смотрел, как ты работал — выйдет из тебя настоящий токарь!
Лицо Феропонта вспыхнуло от удовольствия, потом, словно устыдясь своего чувства, он небрежно заявил:
— Вот она, социалистическая сознательность: инструктор-наставник стоит и любуется своим учеником, ждёт, пока тот запорет заготовку. И даже пальцем не пошевелил, чтобы ему помешать. Ты, конечно, вообразил, что в моём лице воспитал талантливого токаря, зачинателя новой рабочей династии?
— Трепач ты талантливый, это уж точно, здорово у тебя язык подвешен. — Лука засмеялся. — Если бы так работал, как болтаешь, цены бы тебе не было. Но лицо твоё я видел. Очень интересное было выражение…
Феропонт нахмурился, сверкнул на Луку тёмными глазами.
— Едва ли ты смог заметить что-нибудь особенное.
— Ну, особенного, конечно, ничего не было. Тащи на контроль эти фланцы, у нас ещё знаешь сколько работы?
Парень сердито вздохнул и отошёл от станка. Странное чувство охватило его: и недовольство собой (не сумел до конца довести работу), и гордость (всё-таки отважился самостоятельно взяться), и радость от воспоминания о том кратком мгновении, когда довелось почувствовать, как покорно подчиняется мощный станок каждому его движению, и странное смущение оттого, что Лука будто бы прочитал его мысли.
Впрочем, краснеть за них нечего. Не боги горшки обжигают. Токарем он, конечно, будет и докажет всем, какая это несложная задача для такого парня, как Феропонт Тимченко. А вот они конструкторами-композиторами не станут. Хоть тресни! Они будут только слушать его мелодии и млеть под звуки поющих печальнострастных электрогитар. Он всегда мечтал о будущем со сладостным чувством своего превосходства над окружающими, но на этот раз мечты почему-то не принесли ему гордого удовлетворения. Парень даже удивился: с чего бы это, право? Вроде бы ничего особенного не случилось, все на своём месте, но сегодня он впервые в жизни самостоятельно проточил фланец, и от этого как-то непривычно, тревожно на сердце. Словно его красивая мечта дала трещину, пусть слабую, еле заметную, но всё-таки трещину. Глупости, завтра как ветром сдует все эти переживания. Подумаешь, фланец проточил, историческое событие мирового масштаба!