Избранные произведения

Кедрин Дмитрий Борисович

177. ЧУДЕСНЫЙ СЛУЧАЙ

(Из неопубликованных стихов)

Чудесный случай был вчера! Я мирно шел к себе домой, Вдруг вижу: светит огонек, мой озаряя путь ночной. Подумать: солнце? Но в горах уже погас заката свет! Луна — подумать? Но как раз луны на небосклоне нет! Откуда лился этот свет, лишь позже догадался я: По улице навстречу мне шла ты, любимая моя! 1939

178. В ЦВЕТНИКЕ

Вчера я вышел на прогулку в сад, Пестрел цветов узорчатый ковер. Он в душу лил мне сладкий аромат И красками слепил мой слабый взор. Их красотою наслаждался я. Потом, поближе подойдя к цветам, Спросил: «Скажите, кто у вас друзья И кто, цветы, враждебен в мире вам?» Под легкое дыханье ветерка, Клонясь в сиянье нежной красоты, В улыбке губы приоткрыв слегка, На мой вопрос ответили цветы: «Тот, кто для нас копает землю в срок И поливает нас водой в тени, Тот, чья душа прекрасна, как цветок, Наш первый

друг! — сказали мне они. — А тот, кто нас не хочет поливать, Кто, не трудясь, свои проводит дни И рвет нас, права не имея рвать, Наш первый враг!» — сказали мне они. Услышав это, молвил я в ответ: «Вы всё сказали верно в добрый час! Тот, у кого любви к работе нет, И на груди носить не должен вас. Лишь тот хорош, кто смел и чист душой И кто в труде проходит жизни путь. Так пусть, цветы, работник молодой Работнице приколет вас на грудь!» 1939

179. ОН НЕ УМЕР

Когда кончается Нам близкий человек, Мы удивленно задаем вопрос: «Кто умер? Есть ли у него семья И кто беднягу на кладбище снес?» Когда покинет нас хороший друг, Его конец печален только нам. Потеря друга, что уснул навек, Горька бывает лишь его друзьям. Когда издохнет бай или купец, — О нем лишь баев слезы горячи: Пузатого собрата схоронив, О нем рыдают только богачи. И ходят в трауре по богачу Пять-шесть его приятелей всего. А весь трудящийся рабочий мир Не даст и двух копеек за него! Но если друг у бедняков умрет. Тогда печаль мильонов горяча! Она, как нож, Пронзает их сердца! Пример тому — Кончина Ильича! Его потеря громом потрясла Трудящихся людей на всей земле!.. Иные умирают, — год пройдет, И память их теряется во мгле. Воспоминанье об иных из нас Засыплет время, как следы — песок. Грусть о других — с годами всё сильней И образ их всё более высок! Потомки ставят Памятники им И чтут в сердцах Их благородный труд. Так Ленин и учение его У нас в душе Вовеки не умрут! Ученье это никому из нас Не даст с дороги правильной свернуть. Он проложил, Как мудрый инженер, В грядущее прямой и ясный путь! Он — образец бессмертной славы нам. И образцов светлей и ярче — нет! Вовеки будет Над землей сиять Его немеркнущий и чистый свет! Мне кажется — Ильич не умирал! Я думаю — он жив поныне в ней, — Неутомимой, бдительной, стальной, Прямой и мудрой партии своей! Да! Он презрел теченье быстрых лет! Всё больше уважаем и велик,— Ильич живет! Не умирал он, нет! И враг пред ним в бессилии поник! 1939

180. КЛУБОК ЖИЗНИ

Коль жизнь мою смотаешь — не велик Покажется ее клубок тугой, А размотай — и с одного конца Едва увидишь ты конец другой! 1939

Мустай Карим

181. КОНЬ

Мне снился конь мой, быстрый, как огонь. Ему не по душе простор степей. Во сне склонился вороной мой конь Над госпитальной койкою моей. Он говорил: «Три месяца ты здесь. Скучает без удил моя узда. Без седока я в белой пене весь Один скачу неведомо куда. Из длинной гривы вырвала пурга Ту ленту, что тобою вплетена, Но ни одна чужая мне нога Стать не смогла в пустые стремена. Я клялся зеленеющим лугам, Воде озер, синеющих светло, Что одному тебе, хозяин, дам Сесть на свое узорное седло. Мне грустно без тебя — и вот я здесь. Вставай же с койки, всадник молодой! За кровь твою неся фашистам месть, Мы вновь с тобой помчимся в смертный бой. Когда ты ставил ноги в стремена И крепкую узду сжимал в руке, — Для счастья грудь моя была тесна!.. Как жить нам друг от друга вдалеке?» Сказал — и сразу, как бывает в снах, Исчез куда-то конь мой вороной. Суровый доктор в роговых очках Заботливо склонился надо мной. «Прошу вас, доктор, вылечить меня. Мне в лазарете душу жжет печаль: Я вижу призрак своего коня, С пустым седлом несущегося вдаль!» 1943

182. ЛУНА

Ночные облака летят… Тоскуя, в вышину Глядит задумчивый солдат На бледную луну. Луне, наверное, видна Та улица и дом, Где нынче девушка одна Задумалась о нем. Вдруг в тучи полная луна Укрылась, как назло. Затмилась наша сторона, А у врага — светло. Солдат привстал и на бегу Стал заряжать ружье. «Луна попала в плен к врагу! Так отобьем ее. Чтоб очи девичьи, грустны, Когда в туман глядят, — С врагом на золоте луны Не скрещивали взгляд. Чтоб, погружен в ночную тьму, Почуял враг шальной, Что на земле у нас ему Нет места под луной!» 1943

183. РАСПАХНУВ ОКНО

Не

убегай от молний прочь, Пускай блестят они! Пошире в грозовую ночь Окошко распахни. В испуге не смежай ресниц При быстром их огне, Пусть сердцу блеск ночных зарниц Напомнит обо мне. Пусть дом твой пламя гроз ночных Осветит ярче дня, Пусть буря пряди кос твоих Расчешет за меня. Вглядись — и ты поймешь, что есть В зарницах мой привет, Что о далеком друге весть Тебе несет их свет. Я жив, покуда сила бурь Не стихла на земле, Покуда молниям — лазурь Прорезывать во мгле! 1943

С БЕЛОРУССКОГО

Максим Танк

184. В МЕТЕЛЬ

Буран несет снега седые И завывает, как шальной. Всю ночь немецкий часовой Стоит, кляня снега России, Что замели костра огонь На бивуаке батарейном, И думы о далеком Рейне, И трупы немцев вкруг него. Хоть клонит сон, да не зажмурить Очей: сечет лицо метель, Страх заползает под шинель, Томит звериный голос бури. Вдруг тень мелькнула. «Кто идет?..» Молчанье… Стихла дрожь тревоги: То столб, упавший близ дороги, Чернеет да метель метет. Но столб ли это? Снова: «Кто там?» — Кричит солдат, и в этот раз Звучит ответ: «Не трогай нас! Мы — мертвецы из пятой роты. Домой идти собрались мы. Чтоб отомстить за все невзгоды, Чтоб кровью с нашего народа Смыть ужас гитлеровской тьмы. Мы пали в битве под Москвой. Тут нас земля не принимает! Нас дома семьи ожидают, Так что ж: пропустишь, часовой?» Солдат берет на изготовку. Не верит и молчит. Но вот, Вглядевшись, трупы узнает И вдруг роняет в снег винтовку… То — сон или прошли во мгле Две тени — часовой не знает. Но близ него метель ночная След заметает на земле. Сжал сердце ужас черной лапой. С Востока грозный день встает! И вот сам часовой идет Вслед мертвецам на дальний Запад. А вдоль опушек и полян Горят разрушенные села, И над бескрайним полем голым Свистит разгневанный буран! 1942

185. ГАСТЕЛЛО

Под крыло убегала земля, Ты прищурил седые ресницы… Плыли избы, мелькали поля, И березы стояли, как жницы. Словно чайка, летел поутру Самолет над страной урожая, Птиц тревожа в плужанском бору, В Свитязь-речке на миг отражаясь. И ничто не сказало о том В этот день и спокойный, и ясный, Что война твою землю огнем Всю охватит, что солнце погаснет, Что судьба тебе, ринувшись в бой, Защитить ее собственной грудью! И что эта земля над тобой Возвышаться, как памятник, будет!.. Нарастающий гул над землей… Чья машина за облаком? Кто там? Вдруг на аэродром фронтовой Ляжет тень твоего самолета? Нет, не ляжет!.. Лишь ярким огнем Небосклон озарится погасший, Да на запад, звено за звеном, Всё летят истребители наши. Пролетают они штурмовать Банду лютых врагов наших смело И в огне, в каждой битве искать Самолет капитана Гастелло! 1942

186. НЕ ЖАЛЕЙТЕ, ХЛОПЦЫ, ПОРОХА

Не жалейте, хлопцы, пороха, Меткой пули и гранаты. Все, кому свобода дорога, Грудью встаньте против ворога — Оккупанта! Пуща темная, высокая, Недоступная поляна, Погреби врага жестокого, Стань пристанищем для сокола — Партизана! Морем слез и кровью выпитой Захлебнется шайка вражья! Скоро день расплаты выпадет: Над Днепром стоим, над Припятью Мы на страже! Днем — буранами крылатыми, Легкими тенями ночью — Сонным лагерем меж хатами Мы скользим и бьем гранатами Банду волчью! Чуют гады в каждом шорохе, Что уж близится расплата… В страхе слышат песню вороги: «Не жалейте, хлопцы, пороха Оккупантам!» 1942

187. РОДИНЕ

Тучи с запада низко плывут, Мы глазами их бег провожаем. Каждый знает, что слезы несут К нам они из родимого края. Долетают к нам ветры из тьмы, Где чернеют сожженные крыши. В их ночных завываниях мы Материнские жалобы слышим. Мы не спрашиваем журавлей, Что несут они нам, пролетая. Каждый знает: бойцов-сыновей Ждет и кличет отчизна родная. Беларусь! Ты пылаешь огнем, Но вовек не сковать тебя катам, Пока мы, твои дети, живем И в руках наших штык и граната, Пока ясное солнце горит, И порукой тому, что воскреснешь Ты для радостной жизни, — звенит О тебе наша вольная песня. Мы воротимся, мать! Мы придем, Чтоб опять на просторах счастливых, Наливаясь отборным зерном, Золотились широкие нивы. Если ж в смертном погибнем бою, Всё ж обиду твою не забудем Никогда: даже мертвые будем Мстить врагам за обиду твою. 1942