Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)
Шрифт:
«У человека есть машина — продукт стодневного труда. Затрачивая машину, собственник, без сомнения, затрачивает труд, хотя и во вторичном смысле (secondary sense), — он ведь затрачивает то, что можно было приобрести только при помощи труда. Допустим, что продолжительность существования машины равняется ровно 10 годам. Тогда в течение одного года затрачивается десятая часть продукта стодневного труда; по отношению к издержкам и ценности это то же, что и затрата 10 дней труда. За 100 дней труда, которых стоит собственнику машина, последний должен быть вознагражден по обычной норме в столько-то процентов в год, т. е. десятилетним годовым доходом, который по своей ценности равняется первоначальной ценности машины555. Из этого вытекает (!), что прибыль является простым вознаграждением за труд. Ее можно, не коверкая языка (?), даже почти не употребляя метафоры, называть заработной платой, заработной платой за тот труд, который
Джеймс Милль уверен, что этим он вполне удовлетворительно объяснил процент на капитал, не нарушив при этом цельности своего закона, что ценность благ определяется исключительно трудом. А между тем ясно, что ему не удалось ни то ни другое.
Я могу еще понять, что он считает капитал накопленным трудом, применение капитала — применением опосредованного труда, а порчу машины постепенным израсходованием накопленного труда, — но я никак не могу понять, почему каждая доля накопленного труда оплачивается ежегодным доходом, превышающим первоначальную ценность того же труда, доходом, содержащим в себе именно первоначальную ценность труда плюс обычную процентную ставку? Я могу еще понять, что вознаграждение за капитал представляет собою вознаграждение за опосредованный труд, — но я никак не могу понять, почему опосредованный труд вознаграждается по высшей норме, чем непосредственный, так как этот последний вознаграждается ведь только заработной платой, между тем как первый — доходом, превышающим заработную плату на величину процентной ставки. Милль не решает этого вопроса, а рассматривает как факт то, что ценность капитала, в зависимости от рыночной конкуренции, равна ценности ряда аннуитетов, уже заключающих в себе процент, как будто он не взялся объяснить прибыль, а следовательно, и ту долю прибыли, которая заключается в доходе.
Правда, он говорит в виде объяснения: прибыль является вознаграждением за труд. Но он сильно заблуждается относительно убедительности этого объяснения. Оно могло бы считаться более или менее удовлетворительным, если бы Милль мог доказать, что существует труд, который еще не получил нормального вознаграждения и который должен получить таковое только в виде прибыли; но оно ни в коем случае не удовлетворительно для объяснения роста вознаграждения за труд, который уже получил нормальное вознаграждение в виде амортизационных сумм, заключенных в аннуитетах. Здесь все же остается открытым вопрос, почему опосредованный труд должен вознаграждаться выше, чем непосредственный, вопрос, для решения которого Милль не дал ни малейших указаний.
К тому же его искусственное построение не гармонирует даже с его теорией ценности: очевидно, закон, что цена всех благ определяется на основании количества затраченного труда, грубо нарушается тем, что часть цены определяется не на основании количества затраченного труда, а на основании роста вознаграждения за таковой. Таким образом, теория Милля во всех отношениях далеко не достигла того, чего должна была достигнуть.
Теорию, очень близкую к теории Милля, дал Мак-Куллох в первом издании своих «Principles of Political Economy» (1825), но в позднейших изданиях этого произведения он отказался от нее. Я уже раньше, при случае, изложил его теорию и в настоящее время ничего не могу прибавить к уже сказанному556. Наконец, более бегло излагают ту же точку зрения еще англичанин Рид и немец Герстнер, о которых мне придется еще говорить впоследствии, между эклектиками.
Вторая группа последователей трудовой теории считает прибыль на капитал вознаграждением за труд, заключающийся в сбережении капитала (travail d’'epargne). Эта теория подробнее всего изложена Курсель-Сенёйлем557. По Курсель-Сенёйлю, существует два рода труда: «труд мускулов» и «труд сбережения» (p. 85). Это последнее понятие он поясняет следующим образом: «Для сохранения уже созданного капитала требуются постоянные усилия предусмотрительности и бережливости, вызванные соображениями о будущих потребностях; для того же, чтобы быть в состоянии удовлетворить таковые при помощи сбереженных капиталов, следует воздержаться от немедленного их потребления. В этом «труде» заключается умственный акт, «pr'evoir», и акт воли — сбережение, воздержание в течение известного времени от потребления».
Конечно, на первый взгляд может показаться странным называть сбережение «трудом». Это, по мнению автора, объясняется тем, что люди обыкновенно приписывают преувеличенное значение явлениям физического мира. Между тем минутного размышления достаточно, чтобы убедиться в том, что человеку так же трудно (p'enible) воздерживаться от потребления созданного блага, как и работать мускулами и головой для приобретения желанного блага, и что для сохранения капиталов в действительности требуется особенное, произвольное напряжение ума и воли, требуется сознательный акт, противодействующий врожденной наклонности человека к лени и влечению к наслаждениям. Автор старается сделать этот ход мыслей еще более убедительным ссылкой на привычки диких народов и кончает его следующим формальным заявлением: «Итак, мы по справедливости, а не в метафорическом только смысле смотрим на сбережение, как на вид промышленного труда, а следовательно, и как на производительную силу. Оно требует усилия, правда, чисто нравственного, но тем не менее тягостного, а потому оно, естественно, такой же труд, как и усилие мускулов».
И вот «труд сбережения» требует вознаграждения так же, как и «труд мускулов». Между тем как последний вознаграждается при помощи «salaire», первый получает свое вознаграждение в виде «int'er^et», процента на капитал (с. 318). Курсель-Сенёйль старается объяснить, что это так и должно быть и, в особенности, что вознаграждение за труд сбережения должно быть вечно. Он это делает следующим образом:
«Желание потребления, искушение к потреблению есть сила, действующая постоянно; она может быть остановлена только противопоставлением ей другой силы, тоже постоянной. Ясно, что каждый потреблял бы возможно более, если бы не было в его интересах (s’il n’avait pas int'er^et) воздержаться от потребления. Он перестал бы воздерживаться, если бы исчез этот интерес, который должен продолжаться непрерывно для того, чтобы постоянно сохранять капиталы: поэтому мы и говорим, что процент («l’int'er^et» — обратите внимание на эту игру слов!) есть вознаграждение за труд сбережения и воздержания, без которого капиталы не могли бы существовать и который составляет необходимое условие промышленной жизни» (с. 322).
Величина этого вознаграждения определяется на основании великого закона предложения и спроса: она зависит от желания и умения применять капитал для воспроизводства, с одной стороны, и от желания и умения сберегать капитал — с другой.
Я полагаю, что все старания, которые приложил автор для того, чтобы представить труд сбережения как вид настоящего труда, не в состоянии изгладить той искусственности, которой отличается эта теория. Непотребление имущества — вот труд, загребание нетрудового процента на капитал — вот соответственное вознаграждение за труд! Какая благодарная почва для критика, который, подобно Лассалю, хотел бы влиять на чувство и настроение читателя! Но вместо того, чтобы голословно утверждать, что Курсель не прав, я лучше постараюсь привести доказательства того, почему он не прав.
Прежде всего очевидно, что теория Курселя представляет собою не что иное, как некоторое видоизменение теории воздержания Сениора. Везде, где Сениор говорит «воздержание» или «жертва воздержания», Курсель говорит «труд воздержания»; но по существу оба они пользуются основной идеей совершенно одинаково. Поэтому прежде всего по отношении к трудовой теории Курселя верна добрая часть тех возражений, которые относятся к теории воздержания Сениора и в силу которых мы уже объявили таковую неудовлетворительной.
Но, кроме того, новая форма теории Курселя вызывает еще специальные возражения.
Конечно, верно, что предусмотрительность и бережливость стоят некоторого нравственного усилия, но участие труда в предприятии, дающем доход, еще совсем не дает права считать соответственный доход вознаграждением за труд. Это было бы возможно, если бы можно было доказать, что доход, в самом деле, получается за этот труд и исключительно на основании этого труда. А это, в свою очередь, можно было бы утверждать в том случае, если бы доход существовал там, где затрачивается труд, и не существовал там, где труд не затрачивается, если бы он был велик там, где было затрачено много труда данного вида, а мал там, где было затрачено мало труда. На самом же деле нет и следа такой гармонии между этой quasi-причиной процента на капитал и действительным его существованием: кто машинально отрезает купоны от своего миллиона или велит это делать своему секретарю, тот получает в качестве «вознаграждения за труд» десятки или сотни тысяч гульденов; тот же, кто действительными усилиями предусмотрительности и воздержания сберег 50 гульденов и помещает их в сберегательную кассу, получает только несколько гульденов; наконец, тот, кто сберег с такими же усилиями пятьдесят гульденов, но, ввиду предстоящих неминуемых расходов, не может решиться передать таковые в чужие руки, не получает совсем никакого «вознаграждения за труд».