Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
— Если эта девушка придет сюда снова, попросите ее вести себя прилично.
Скрип распахнутой им двери заглушил робкий ответ Мерлина: «Слушаю, сэр».
Мерлин постоял с минуту, благоразумно повелев себе не волноваться попусту о том, что только смутно маячило в будущем, потом прошел за перегородку и пригласил мисс Мастерс поужинать вместе с ним во французском ресторане Пюльпа, где, невзирая на распоряжения федерального правительства, все еще можно было заказать за обедом красное вино. Мисс Мастерс дала согласие.
— От вина у меня всегда шумит в голове, — добавила она.
Мерлин внутренне расхохотался, сравнив ее с Кэролайн, вернее, даже и не подумав сравнивать. Сравнения просто не могло быть.
II
Мистер
В сущности говоря, спустя год после катастрофического визита Кэролайн в книжной лавке только мисс Мастерс хоть как-то сохраняла связь с современностью. Мисс Маккракен пошла по стопам мистера Мунлайта Квилла и превратилась в невыносимую распустеху.
Мерлин тоже — не то из лояльности, не то из-за безразличия — махнул рукой на свою внешность, сделавшуюся подобием запущенного сада. Он воспринял красную войлочную ермолку как символ собственного упадка. Неизменно слывший в годы юности «чистюлей», он со времени выпуска из технического училища в Нью-Йорке неукоснительно пекся о безупречном состоянии одежды, волос, зубов и даже бровей и усвоил важность укладывания чистых носков пяткой к пятке, мыском к мыску в особом ящике комода, который предназначался исключительно для носков.
Именно эти привычки, чувствовал Мерлин, и обеспечили ему достойное место среди великолепия торгового предприятия «Мунлайт Квилл». Только благодаря им он не занимался больше изготовлением «ящиков для хранения вещей», чему он, стиснув зубы, обучался ради практических целей в техническом училище, и не рассылал их заказчикам, имевшим в них надобность, — возможно, владельцам похоронных бюро. Тем не менее когда книжная лавка «Мунлайт Квилл» из передовой стала ретроградной, Мерлин предпочел деградировать заодно с ней, а потому привык к тому, что костюмы его беспрепятственно аккумулируют невесомые частицы, парящие в воздухе; носки он стал швырять куда попало — то в ящик с рубашками, то с нижним бельем, а то и попросту мимо. В этом новом для него, нерадивом состоянии ему частенько случалось отправлять в прачечную вещи ни разу не надеванные — обычное чудачество обнищавших холостяков. И это в пику его любимым журналам: они в те дни прямо-таки кишели статьями преуспевающих авторов, направленными против скандальной наглости клеймившихся позором бедняков, которые осмеливались покупать пригодные для ношения сорочки и говяжью вырезку, а также инвестировать в ювелирные изделия вместо того, чтобы делать четырехпроцентные вклады в надежные банки.
Положение вещей тогда и в самом деле сложилось странное и прискорбное для многих достойных и богобоязненных людей. Впервые в истории республики чуть ли не всякий негр к северу от Джорджии мог разменять долларовую банкноту. Но поскольку в то время по покупательной способности цент стремительно приближался к китайскому убю и лишь изредка попадал вам в руки на сдачу при покупке безалкогольного напитка, а потратить его удавалось разве что только для того, чтобы узнать свой вес, то ситуация эта, вероятно, не являлась такой уж странной, как на первый взгляд. Однако положение вещей все же было чересчур странным ввиду предпринятого Мерлином Грейнджером шага — шага рискованного и не слишком обдуманного: он предложил мисс Мастерс выйти за него замуж. Гораздо более странно то, что мисс Мастерс это предложение приняла.
Случилось это вечером в субботу в ресторане Пюльпа, за бутылкой минеральной воды стоимостью один доллар и семьдесят пять центов, смешанной с vin ordinaire. [61]
— От вина у меня в голове шумит, а у вас? — весело прощебетала мисс Мастерс.
— Да, — рассеянно отозвался Мерлин, а затем после затяжной многозначительной паузы произнес: — Мисс Мастерс… Олив… Я должен вам кое-что сказать, если вы готовы меня выслушать.
Шум в ушах мисс Мастерс (она-то знала, что именно должно последовать) усилился настолько, что казалось, будто нервное напряжение вот-вот обернется смертельным электрическим разрядом. Но голос у нее не дрогнул — и ответ «Да, Мерлин» нимало не выдал ее внутреннего смятения. У Мерлина во рту очутился спасительный глоток воздуха, и он торжественно объявил:
61
Дешевое красное вино (фр.).
— Состояния у меня нет. Никакого.
Их взгляды встретились и слились в мечтательном, дивном томлении.
— Олив, — выговорил Мерлин, — я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Мерлин, — без затей ответила она. — Закажем еще бутылочку вина?
— Да! — подхватил Мерлин, и сердце у него заколотилось. — Ты хочешь…
— Выпить за нашу помолвку, — храбро перебила она. — Чтобы она оказалась недолгой!
— Нет! — почти что выкрикнул Мерлин, свирепо стукнув кулаком по столу. — Пусть она длится вечно!
— Что?
То есть… Ах да, теперь я понял. Ты права. Пусть она окажется недолгой! — Он рассмеялся и добавил: — Это я запутался.
Принесли вино, и они приступили к детальному обсуждению.
— Сначала обойдемся небольшой квартиркой, — начал Мерлин. — Да-да, ей-богу, я даже знаю такую — у нас в доме: одна просторная комната и что-то вроде гардеробной и кухоньки, а общая ванная на том же этаже.
Олив радостно захлопала в ладоши, а Мерлин подумал: «Какая все же она миловидная — во всяком случае, до переносицы, а ниже не очень». Олив с энтузиазмом продолжала:
— А как только мы сможем себе это позволить, снимем шикарную квартиру — с лифтом и консьержкой.
— И потом купим загородный дом и машину.
— Ничего лучше и представить себе не могу. А ты?
Мерлин замолчал. Он думал о том, что ему придется покинуть свою комнату в торце четвертого этажа. Однако теперь это мало что значило. За прошедшие полтора года — собственно, со дня визита Кэролайн в книжную лавку «Мунлайт Квилл» — он ни разу ее не видел. Спустя неделю после того дня свет в окнах ее квартиры перестал зажигаться: по вечерам внутренний двор заливала темнота, которая, казалось, слепо нащупывает его застывшее в ожидании незанавешенное окно. Затем окна наконец осветились, но вместо Кэролайн и ее посетителей там оказалось скучное семейство: низкорослый мужчина с усами щетинкой и полногрудая дама, проводившая вечера за тем, что, поглаживая себя по бедрам, переставляла с места на место всякие безделушки. Мерлину хватило двух вечеров, и он ожесточенно опустил занавеску.
Нет, Мерлин не представлял себе ничего лучше, как только пробивать себе дорогу в жизни на пару с Олив. У них будет дом в пригороде — окрашенный голубой краской, одним разрядом ниже белоснежных оштукатуренных коттеджей под зелеными крышами. На газоне вокруг дома будут разбросаны ржавые садовые лопаты, там же будет стоять сломанная зеленая скамейка и детская коляска с плетеным кузовом, покосившимся на левый бок. Но и газон, и детскую коляску, и сам дом, и весь мир обнимут руки Олив — слегка располневшие, руки неооливийского периода, который наступит, когда ее щеки начнут при ходьбе чуть подрагивать от слишком усердного массажа лица. До ушей Мерлина донесся ее голос — у самого уха: