Изгой
Шрифт:
Она думает и светлеет лицом и… сама досказывает мою историю:
— И ты значит, даже не знал куда летишь.
Берёт одной ладошкой себя за подбородок, а другую подставляет под локоть:
— Мм-м, а в порту, как только тебя увидели тут же и подхватили.
Чуть кивает головой, опуская подбородок уже на скрещенные ладошки, одна в одной, чуть выше груди:
— А ты, наверное, и деньги показал. Распижонился. Иийых… И вот тут теперь.
Разводит руками и в её голосе явное сочувствие и даже обида за меня:
—
Подхожу, а она берёт меня за локоть и слегка склонив голову набок, осматривает:
— Рубашка… почти. Великовата немного. Ну-ка повернись… И джинсы великоваты. И тапки. Ой, — всплёскивает руками и смеётся, — на помойке, — с чем я крайне не согласен, тапочки мягкие, с задниками и очень удобные, — здесь же в гаражах откопали. Подсуетились, дебилы несчастные.
Странный народ — женщины, знакомы-то всего ничего, а она уже к тебе с сочувствием и с заботой…
Статус-кво
Когда мой статус был определён и Даша поняла все нюансы своей истории про меня, ещё необходимо было подкачать спустившее колесо — не просто же так, именно она «…с таким трудом нашла этот насос, а потом ещё и вытаскивала его…».
Мне нужно было понять, как быстро падает давление в колесе, после подкачки и сможем ли мы доехать до дома. До Дашиного дома. Она сама приняла такое решение, спокойно и уверенно, растерянности с её стороны не наблюдалось. Давление колесо держало, так что до дома должно хватить.
Пока грузились, пока мытарились закрывая гаражные ворота, пока я ногами, поочерёдно давя на рычаг насоса, порциями вгонял воздух в колесо, за всей этой бытовой суетой как-то съехали в сторону вопросы — где я нахожусь и… на сколь улучшилось у меня в паху. Ведь я же цемент разгрузил, гараж закрыл, колесо накачал. Ну и как бы при делах я теперь — в доверии. Даже приободрился. Ну а что, в самом-то деле?! Подумаешь! Утрясётся всё! Впервой что ль, в дерьмо наступать? Заморачиваться ещё. Растащится всё, ясен пень и никуда, на хрен, не денется. Возвернётся всё на круги своя.
На такой вот волне я у Даши мобильный и спросил, мол, домой позвоню. Честно сказать, с самого начала об этом подумывал, как только увидел машину. Но как-то засуетился, начал не с того… обмороки там всякие… то, сё. В общем, как-то не сложилось сразу.
Ещё, правда, одно было. Чего-то, как-то душа у меня заартачилась, мол, погоди звонить-то. Нет, то что я годами усох в один присест — это фигня, это я во внимание не брал. Тут другое… А вдруг у них там — у моих, чего-нибудь не так сложилось пока меня где-то шараёбило, не знамо где. И выходило так, как ни крути, я тому причина. Нет, они б меня простили безо всякого. Только вот... я сам бы себе оправдания не нашёл бы, нет — сожрал бы себя, не смог бы с этим жить.
Короче, испугался я и мне нужен был настрой, решимость. Сейчас же, представлялось мне, такой момент настал, я чувствовал себя готовым.
Решил позвонить на домашний телефон. Сценария разговора не было, но… Вот чёрт его знает почему — не понял пока, не испытывал я желания раскрыться сразу, а наоборот — вообще не понятно, хотелось как можно дольше оставаться неузнанным и в таком состоянии попытаться узнать как можно больше о положении дел. Я уже не трусил, нет. Бывало у меня такое — ощущение необходимости. Интуиция? И такое во мне есть — я ей вообще-то доверяю.
Все номера помнил наизусть. Набрал нужный номер и поднёс телефон к уху. После нескольких гудков, по ту сторону кто-то нажал на зелёную кнопочку. Эта доля секунды, ожидания голоса, превратилась для меня, наверное в вечность…
В телефоне звучит девчоночий тонкий голосок:
— Алло. — внучка.
Одномоментно пересыхает во рту и перехватывает дыхание. Несколько секунд не владею ситуацией. В телефоне опять звучит:
— Алло, я слушаю. Говорите.
За доли секунды собираюсь и изменяю голос на мультяшный:
— Алло. Здравствуйте. А позовите пожалуйста бабушку к телефону...
Для пущей убедительности называю полное имя жены. Тут же звучит ответ:
— А бабушка на работе.
И я уж было рот раскрываю дальше вопросы задавать, но слышу.
— И дед на работе.
И я, будто бы со всей дури налетаю на железобетонную балку. Но всё ещё находясь в инерции своей логики и чисто автоматически, но уже с мыслями вразброс, спрашиваю:
— Какой дед? — и всё ещё не своим голосом.
— Дед… — и очень чётко обозначив имя и отчество своего деда, на том конце выжидательно замолкают.
Когда я на затухающей инерции, ещё до конца не осмыслив услышанное, но уже упавшим и почти своим натуральным голосом, с гулким звуком в голове, как от удара палкой по пустому ведру, одетому на эту самую голову, задаю вопрос:
— А фамилия? — и закрываю глаза, чувствуя накрывающую меня слабость, то на другом конце, к моему удивлению, мне отвечают:
— А фамилия… — и я слышу чёткий, в наставительном тоне, ответ с наиполнейшим именем своего деда и тут же слышатся короткие гудки…
Я медленно убираю телефон от уха и смотрю на него — мой большой палец правой руки всё ещё продолжает жать на красную кнопочку...
— Ну ладно. Поедем, покажу тебе...
А это Даша, с приветливой улыбкой и с ямочками на щеках, глядя на меня поверх крыши автомобиля, радостно сообщает мне название своего города. Медленно и тихо, и уже отрешённо, я шепчу:
— До кучи. — явственно ощущая под ногами покачивание почвы, а Даша начинает медленно изменяться в лице…
Если бы мне из двух ружей, с двух сторон — разом, всадили бы в башку два заряда картечи — это было бы ничто по сравнению с тем, что я услышал.
Два события чередой, с информацией тяжелее чугунного моста — каждое, да помноженное на потенциал нервного срыва — явно перебор. Я почувствовал, что ещё совсем чуть-чуть и я потеряю всякую связь с этой действительностью.