Изменить нельзя простить
Шрифт:
— Все будет хорошо. Сейчас вашу девушку отвезут в смотровую. Все хорошо… — все это бормотала она на ходу, повиснув у меня на руке, потому что я не прекратил путь и упрямо шёл по коридору. — Простите, давайте заполним бумаги. Как я могу к вам обращаться?
Я прикрыл глаза и выдохнул. Надо остыть. Чего прусь как больной в смотровую? Клиника частная, дорогая, явно все сделают по красоте.
Бес, выдыхай.
Привёз рыжую? Все отлично. Теперь заполнить бумаги, оплатить палату и дальше по обстоятельствам. Похер, прорвёмся!
Из
— Переставь.
На меня посмотрели с благоговейным ужасом, но все же кивнули и свалили с глаз. Правильно. Придушу сейчас любого, кто вздумает мне перечить.
Спустя полчаса молодой док вышел в холл и громко спросил:
— Рыжая девушка. С кем она?
Я бросил в урну бутылку минералки и подошёл к врачу. Меня провели через коридор и пропустили в светлую палату, где на кровати уже без следов крови на лице лежала Ева. Она так и не пришла в себя.
— Это что? — спросил я, прожигая взглядом дыру в башке врача.
— Все хорошо. Не переживайте. Ваша… — док замялся, подыскивая, как бы назвать Еву. Я сжалился и бросил:
— Девушка, — она все равно была слишком бледной. Почти мертвенная бледность, а волосы огненным облаком добавляли инфернальности картинке.
— Да. Девушка, — согласился врач. — Она в сознании, просто спит.
— Что с ней? — что за тупые люди? Почему я должен все вытягивать клещами.
— Ничего непоправимого. Глубокий обморок и слабые сосуды. Хотя в нашем конкретном случае это было плюсом. Сосуд просто лопнул, а если бы нет, то как вы и боялись, мог быть инсульт. Могу предположить, что долгое время девушка пользовалась обезболивающими, поэтому сразу не поняла, что есть проблемы. Глушила просто боль. От себя могу предположить, что это может быть следствием стресса и нарушенного режима. Недосып, депрессия. Все вместе. Но мы все сделали… Кровь остановлена. Позже будет капельница.
Я кивал, мало что понимая. Где-то внутри появилось дурацкое чувство, что я этого стресса добавил. Стал катализатором, и будь я моложе, лет эдак на двадцать, начал бы страдать. А сейчас просто принял к сведению.
— Что дальше делать?
На Еве была белая больничная сорочка, которая сделала ее слишком беззащитной. Фарфоровая кожа, приоткрытый рот и эта тряпка…
— Мы все напишем в рекомендациях…
— Почему кайма голубая была вокруг губ? — вспомнив, спросил я. — Сердце?
Док занервничал и стал что-то чиркать на планшетке.
— Я назначил ещё на утро экг. Все будет хорошо. Сегодня только отдых и сон.
Я поджал губы. Бесит, когда люди все делают через жопу. А когда меня бесят, я злюсь.
— Я останусь. Палату люкс, — бросил я, выходя. Спустился
Зашибись потрахался?
Герой, ёпт!
Я курил одну за одной, пока у самого перед глазами не поплыло. Матюгнулся. Вытащил мобилу и начал раздавать, хотелось бы - люлей, но пришлось -распоряжения. Вернулся к Еве через полчаса. Теперь она не была похожа на поломанную куклу, а как нормальный человек лежала на боку, подтянув к животу ноги. Одеяло сгрудилось в районе талии и все, что оставалось на виду, это нежная розовая пятка.
Бес, да ты тронулся!
Я реально тронулся, потому что замер, дорисовывая в воображении все остальное.
Мой урок анатомии прервал телефонный звонок. Звенел мобильный Евы, что вместе со всеми вещами лежал на тумбочке. Я медленно подошёл и посмотрел на разбитый экран.
Андрей.
Андрей был настойчивым, потому что как только прерывался один звонок, начинался новый.
Ну что могу сказать? Надо удовлетворить такую настойчивость.
— Алло, — злорадно выдал я.
Глава 20
Я пыталась выбраться из кромешной тьмы, но каждый раз соскальзывала снова в пропасть. Помню, что задыхалась. И пахло чем-то пряным и с нотами цитруса. Я хватала губами приторный воздух, и снова тьма надвигалась.
Я дёрнулась изо всех сил и чуть не упала с кровати.
Перед глазами было все белое: стены, постельное белье, мебель. Сначала я подумала, что проснулась дома, ведь у меня тоже такая стерильная белизна, сводящая с ума, но запах лекарств быстро ударил по нервам и восстановил картину событий.
Я привстала на локтях. В голове словно был надувной шарик с водой, и от каждого движения эта вода билась о стенки мозга. Мерзко.
Хлопок заставил вздрогнуть.
Я повернула голову в сторону звука. Закрыла глаза. Легла на подушку. Развернулась спиной и накрылась одеялом.
Быть такого не может.
В больничной палате сидел Бестужев.
Заспанный, недовольный Бестужев.
Пусть все это окажется сном.
Ну пожалуйста.
Тёплые пальцы дотронулась до пятки. Я резко дернула ногой, пряча ее под одеяло. А кровать прогнулась под мужским весом. Тяжёлая рука легла мне на задницу. Я замерла, молясь всем подряд, чтобы мне все это только снилось.
Какого черта Бестужев тут делает?
Он так-то вчера мне конкретно нервы пошатал. Хотя сама дура. Нашла к кому обратиться за помощью. Господи. Явно вчера я была не в себе.
Одеяло поползло вниз.
— Вылазь, не сожру. У меня ночь была, если бы хотел укусить тебя за бочок, — прозвучало над ухом, и я дёрнулась сначала от неожиданности, потом от голоса, который заставил все нервы взвизгнуть.
Я откинула одеяло и резко села на постели, подперев подушкой спину. В голове все поплыло.