Изнанка свободы

Лис Алина

— Не зли меня.

— Садись за стол!

Кого-то другого его налитые кровью глаза может и напугали бы. А я подумал — ну какого демона? И так достаточно долго спускал его истерики.

— Тогда хотя бы отодвинься. У тебя изо рта воняет. И кончай меня лапать — предпочитаю женщин, так что целоваться не будем.

Да, я прекрасно помнил, что у Фергуса дикая, болезненная ненависть к мужеложцам.

Он ударил. Не магией, как я ожидал, заготовив щит, а просто и без затей — кулаком по лицу. Я почти сумел уклониться, но только

«почти».

Сразу стало весело: набежала охрана, фэйри, даже сама княгиня Иса почтила нас своей совершенной особой.

— Что здесь происходит? — она задала вопрос, обращаясь вроде бы ко всем, но смотрела только на меня.

Иса тоже неплохо меня знает.

— Кое-кто не умеет проигрывать, — с видом оскорбленного достоинства процедил я, унимая кровь из разбитой губы.

У Фергуса был шанс оправдаться, но вместо этого он принялся орать, где именно и в каких позах сношал меня и всех присутствующих заодно. Дурак. Доорался до того, что его попросили покинуть прием и больше не докучать княгине. «Просьба» подкреплялась двумя мордоворотами из личной гвардии Исы. Я надеялся, что братец окончательно затянет петлю на своей шее, прибегнув к магии, но он лишь заковыристо послал всех, одарил меня тяжелым взглядом и подчинился.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и поймал насмешливый взгляд Джаниса:

— Ловко разыграно.

— О чем ты?

— Не прикидывайся. Ты спровоцировал его.

— Я предупреждал. Не надо меня злить.

Джанис кивнул:

— Понимаю. Но он захочет отомстить.

— Пусть пробует. Это будет даже забавно.

Франческа

Прихожу в себя сразу и резко, как выныриваю со дна, с самой глубины — холодной и темной.

Я никогда не ныряла. Лоренцо рассказывал, как оно бывает.

Все та же лаборатория. Только я сижу на полу в углу. И руки, как и ноги, стянуты веревкой.

В комнате густые сумерки, на стене канделябр с пятью свечами и горят лишь четыре, огонь в камине съел дрова и угас, только малиновые угли тлеют, почти не давая света.

Рядом ползает Дориан. Затирает руны, стоя на четвереньках. У него одышка и тяжелое, хриплое сопение — единственный звук, что сейчас нарушает тишину.

Первый порыв — спросить, что случилось. Порыв наивный, глупый. И так ясно, зачем задавать вопросы про очевидное?

Вместо этого я спрашиваю:

— Зачем ты это сделал?

— А, — он оборачивается. — Леди пришла в себя.

— Пришла в себя и хочет знать, что происходит.

Он заставил меня потерять сознание с помощью того блестящего диска — уверена, это не был просто обморок. И он меня связал! Надо бы испугаться, но я не боюсь, о нет. Я возмущена.

— Простите, леди, — он облизывает губы и смотрит с неприятной алчностью. — Я не могу вас отпустить. Нет-нет.

— Ты сумасшедший! Немедленно развяжи меня!

Я пытаюсь дергать руками, повожу плечами и чувствую — он связал меня на совесть.

Страха все еще нет. Не получается бояться этого смешного, одышливого мужчину. В комнате прохладно, но по его лбу медленно сползает капля пота. Дориан вытирает ее платком, а потом сморкается в него и смущенно вертит в руках, не зная, куда бы сунуть.

Он немного нелеп. Как такого бояться?

Куда больше я боюсь, что Элвин узнает о моей попытке побега.

Руки вывернуты за спину, и я чувствую, как жесткая веревка впивается в запястья.

Как он посмел? И зачем?

… если Элвин только узнает, такое ему устроит… и мне потом.

От мысли, что пока я была без сознания, Дориан прикасался ко мне, возмущение становится еще сильнее.

— Развяжи меня, — повторяю я, стараясь говорить спокойно. — Ты не знаешь, кто мой хозяин и что он может с тобой сделать.

— Знаю, — он заканчивает и, покряхтывая, встает. Тщательно отряхивает колени. — Поэтому и не развяжу, леди, уж простите. Вы и представить не можете, каким сокровищем обладаете.

— Сокровищем?

Он же не о тех сокровищах, что хранятся в часовой комнате?

— Ваш ошейник, леди. Великое сокровище для любого мага. Через него можно черпать. Как живой источник магии, как родник с кристально-чистой водой. Для любого, наделенного силой, наслаждение — испить из него.

Он говорит медленно, почти нараспев, прикрыв глаза. А когда открывает их, мне становится жутко. Впервые за вечер.

Потому, что это не просто нелепо. Это странно, когда смешные, простоватые мужички средних лет начинают говорить, как влюбленные мальчишки.

И потому, что карие глаза мага заволакивает ихоровая, горячечная пленка безумия.

И еще потому, что он подходит ближе. Присаживается рядом, смотрит на ненавистный кусок кожи, как на святыню.

— Вы не знаете, леди, какой это великий дар, — шепчет он, кладя руки на камушек в пряжке. — Разделить со Стражем его силу.

— Хочешь ошейник? Забирай! Я для этого и пришла, — выкрикиваю я ему в лицо.

И голос предательски дрожит, как ни пыталась я скрыть свой страх.

Никто, ни одна живая душа не знает, что я здесь. Элвин и Джанис проведут полночи, если не всю, во дворце княгини. А потом будут спать до обеда. Мое отсутствие заметят только ближе к вечеру завтрашнего дня…

— Нельзя снимать. Он должен быть на вас. Только тогда будет связь, — Дориан все еще гладит камушек, и глаза его светятся благоговейным восторгом. — Сила… Да-да, я чувствую. Так много силы…

— Элвин найдет меня. И ты пожалеешь, что родился на свет.

Когда он встает и уходит, мне поначалу кажется, что удалось докричаться до его разума сквозь пелену безумия. Ведь глупость же — неимоверная глупость. Как только Элвин поймет, что происходит, Дориана ничто не спасет.

Если бы все было так просто! Маг возвращается, держа в руке медный шар, размером с яблоко. По шару спиралью бежит рунная вязь.