Изверги-кровососы
Шрифт:
Томми глянул на часы.
— Когда погрузишься, не задерживай дыхание. Будет трудно, но набери в легкие воды. Я оставлю тебя там на четыре минуты, потом вытащу.
Джоди глубоко подышала и посмотрела на него, в глазах мелькнула паника. Томми нагнулся и поцеловал ее.
— Я тебя люблю, — сказал он.
— Правда?
— Конечно. — И он погрузил ее голову под воду.
Джоди вынырнула снова.
— Я тоже, — сказала она. И вновь занырнула. Попыталась набрать в легкие воды, но те не дали, и она задержала дыхание. Четыре минуты спустя Томми подхватил ее под мышки и вытянул из воды.
— Я не утонула, —
— Господи, Джоди, я не могу топить тебя все время.
— Я задержала дыхание.
— На четыре минуты?
— Мне кажется, и на несколько часов бы получилось.
— Попробуй еще. Вдохни воды, иначе не умрешь.
— Спасибо, тренер.
— Прошу тебя.
Она опять скользнула под воду и всосала в себя воды, не успев ничего сообразить. Послушала, как на поверхности постукивают кубики льда, посмотрела, как в воде преломляется свет ванной, который изредка перекрывался лицом Томми — тот проверял, как там она. Джоди не паниковала и не захлебывалась — она не чувствовала и ожидаемой клаустрофобии. Вообще-то ей было даже как-то приятно.
Томми вытянул ее, и она откашлялась фонтаном воды, после чего задышала нормально.
— Ты как?
— Прекрасно.
— Ты действительно утонула.
— Не так уж и плохо.
— Попробуй еще.
На сей раз Томми продержал ее под водой десять минут и только потом вытащил.
Прокашлявшись, Джоди сказала:
— Наверное, всё.
— Ты видела длинный тоннель со светом в конце? Где ждут все твои покойные родственники? Или пламенные врата ада?
— Не-а — только кубики льда.
Томми развернулся и плюхнулся на коврик, а спиной привалился к ванне.
— Будто сам утопился.
— Мне здорово.
— Тогда, знаешь, и впрямь всё. Ты бессмертна.
— Видимо, да. Насколько мы можем проверить. Мне теперь можно из ванны вылезти?
— Конечно. — Через плечо он подал ей полотенце. — Джоди, ты меня бросишь, когда я состарюсь?
— Тебе девятнадцать лет.
— Да, но на следующий год мне станет двадцать, потом двадцать один; оглянуться не успею, как буду чавкать фасолевым пюре и пускать на себя слюни, а каждые пять секунд переспрашивать, как тебя зовут. Тебе останется двадцать шесть, и ты будешь меня презирать всякий раз, когда придется менять мне подгузники.
— Оптимистично мыслишь.
— Но тебе же будет противно, правда?
— А ты не очень вперед забегаешь? Ты прекрасно контролируешь мочевой пузырь — я видела, как ты шесть банок пива выпил и ни разу не попросился в туалет.
— Ну да, это теперь, но…
— Послушай, Томми, ты не мог бы взглянуть на все это с моей точки зрения? Я тоже об этом впервые задумываюсь. Ты отдаешь тебе отчет, что у меня никогда не будет голубых волос и я не буду ходить крохотными шажочками? Никогда не буду очень медленно водить машину и часами жаловаться на недомогания? Никогда не буду ходить в кофейни к «Денни», красть там лишние пакетики с желе и прятать их в огромный ридикюль?
Томми поднял голову и посмотрел на нее.
— А ты хотела такого?
— Не в этом дело, Томми. Может, я и бессмертна, но у меня уже не будет огромного куска жизни. Вроде картошки фри. Мне не хватает картошки фри, знаешь. Я же ирландка. Со времен Великого картофельного голода мой народ нервничает, если каждые несколько дней не ест картошку фри. Ты об этом задумывался?
— Не, наверное, нет.
— Я даже не знаю, что я такое. Не знаю, зачем я здесь. Меня создала какая-то загадочная тварь, а у меня нет ни малейшего понятия, ни зачем, ни чего он от меня хочет, ни что я должна делать. Знаю только, что он портит мне жизнь так, что мне даже не понять. Ты представляешь, каково это?
— Вообще-то очень хорошо представляю.
— Правда?
— Конечно, так у всех. Кстати, Император мне сказал, что сегодня нашли еще один труп. В прачечной где-то в Вырезке. Сломанная шея и никакой крови.
ГЛАВА 20
Ангел
Если бы инспектор Альфонс Ривера был птичкой, он был бы вороной. Жилистый и смуглый, острые резкие черты и черные глаза, сиявшие и бегавшие подозрительно и с коварством. Время от времени этот вороний экстерьер обеспечивал ему роли торговцев кокаином, исполнявшиеся под прикрытием. Когда кубинцев, когда мексиканцев, а один раз — даже колумбийца. Он водил больше «Мерседесов» и носил больше костюмов от Армани, чем многие настоящие толкачи, но после двадцати лет борьбы с наркотиками в трех различных управлениях перевелся в убойный отдел, утверждая, что ему нужно поработать с людьми повыше классом. А именно — с мертвецами.
О радости смертоубийства! Простые преступления страсти, большинство раскрывается за сутки или не раскрывается вообще. Никаких тебе афер, никаких чемоданов с деньгами правительства, никакого притворства — одна простая дедукция. Иногда — очень простая: мертвая супруга на кухне; пьяный супруг стоит в прихожей с дымящимся «тридцать восьмым»; и Ривера в дешевом костюме, содранном с итальянских моделей, мягко разоружает свежего вдовца, который только и может произнести «Печень с лучком». Тело, подозреваемый, орудие убийства и мотив: преступление раскрыто, переходим к следующему, чисто и аккуратно. До нынешнего дела.
Ривера подумал: «Если мою удачу можно закупорить в бутылку, она будет считаться химическим оружием». Он снова прочел рапорт судмедэксперта. «Причина смерти: компрессионный перелом пятого и шестого позвонков (сломанная шея). Потерпевший потерял значительное количество крови — видимых ран не обнаружено». Сам по себе рапорт достаточно загадочен, но сам по себе он не существовал. То был второй труп за месяц с такой же потерей значительного количества крови без видимых ранений.
Ривера перевел взгляд за стол, где сидел его напарник Ник Кавуто. Он читал копию того же рапорта.
— Что скажешь? — спросил Ривера.
Кавуто пожевал незажженную сигару. Он был дороден и лысоват, говорил сипло — легавый в третьем поколении, но на шесть градусов круче отца и деда лишь потому, что был геем.
— Скажу, что если тебе полагается отпуск, самое время его взять, — ответил он.
— Значит, нас выебли.
— Для ебли рановато. Я бы сказал, нас пригласили на ужин и сунули язык, целуя на прощанье.
Ривера улыбнулся. Ему нравилось, как напарник старался, чтобы все у него звучало диалогом из фильма с Богартом. Особым предметом радости и гордости здоровяка-следователя была коллекция всех первых изданий романов Дэшилла Хэмметта с автографами. «Мне бы те деньки, когда полиция работала „тупорылыми“ и глушарями со свинчаткой, — говаривал он. — А компьютеры — это для слабаков».