Извращенная Гордость
Шрифт:
Самолет был готов вовремя, и мы вылетели почти сразу. Я снова попытался позвонить Данте, но он не взял трубку.
— На этот раз это его игра, — пробормотал Нино через некоторое время.
Савио закрыл лицо руками.
— Да, — согласился я. — И он победит.
Нино поднял брови.
— Я позволю ему поставить мне шах и мат.
— Римо — начал он, но я мрачно улыбнулся и указал на ноутбук.
— Пора включить.
• -- -- •
Я прижал лезвие к ладони, когда на экране появился Адамо. Он тяжело опустился на стул.
Когда они начали резать его, крик Адамо заполнил самолет, беспощадно ревя из динамиков, и, черт возьми, это были первые крики в вечности, которые попали под мою кожу. Первый с тех пор, как она закричала. Я порезал ладонь, глубоко, до крови. Савио вцепился в подлокотник, его руки дрожали. Нино стоял позади меня, одной рукой вцепившись мне в плечо.
Данило был следующим и достал зажигалку. Я вскочил на ноги, дрожа от ярости ... такой ярости, что она угрожала разорвать меня на части. Глаза Адамо расширились. Черт, он был ребенком. Он не был похож на нас. Это должен был быть я. Я должен был сгореть ради них.
Данило прикоснулся пламенем к коже Адамо, и его крики стали громче. Я снова потянулся к телефону, зная, что Данте отклонит мой звонок, как и раньше, и ненавидя это гребаное чувство беспомощности. Я должен был сгореть за них, за него, и я сгорю.
— Хватит! — раздался женский голос, и я снова уставился на экран, когда Серафина бросилась к моему брату, защищая его.
Я застыл, не в силах поверить своим глазам, поверить, что девушка, которая преследовала меня по ночам, действительно была передо мной.
Нино и Савио уставились на меня, словно ожидая, что я окончательно потеряю голову.
— Черт, — пробормотал Савио, качая головой.
Она не вернулась ко мне, как я думал. Она ненавидела меня больше, чем я ожидал, и все же она защищала Адамо. Потому что он не был тем, кого она хотела видеть страдающим. Она хотела видеть, как я истекаю кровью. Она исполнит свое желание.
— Римо? — осторожно спросил Нино.
Я поднес телефон к уху, ожидая неизбежного, но на этот раз этого не последовало. Наконец он ответил на мой звонок.
— Данте, я дам тебе то, что ты действительно хочешь. Завтра утром я буду в Миннеаполисе и обменяюсь на Адамо.
Ему не нужно было знать, что мы уже в пути, но, возможно, он знал.
— Римо, — холодно произнес он.
Его глаза сфокусировались на камере на мгновение, прежде чем экран стал черным и Серафина и мой брат исчезли из поля зрения.
— Это меня ты хочешь видеть горящим, а не моего брата, и ты получишь свой шанс.
— Завтра утром, в восемь. Если ты опоздаешь, в твоем брате больше не узнают твоего брата, понял?
— Понял.
— Я попрошу кого-нибудь прислать тебе детали, Римо. Я с нетерпением жду встречи с тобой.— холодно сказал он.
Я повесил трубку.
— Они убьют тебя, Римо, — сказал Савио.
— Они порежут меня, сожгут, отрежут член, а потом, может быть, убьют, — тихо сказал я.
И единственное, что мне было интересно, будет ли Серафина смотреть, как они это делают.
Г Л А В А 26
• ------ ------ •
СЕРАФИНА
Они позволили мне остаться с Адамо, и я присела у его ног, чувствуя тошноту от того, что я видела, и еще хуже, думая о том, что должно было произойти.
— Римо обменяет себя на тебя, — прошептала я. — Завтра ты вернешься в Вегас, и Нино обработает твои раны.
Адамо наклонил голову, его темные глаза потускнели.
— Римо Капо. Он не умрет, потому что я был достаточно глуп, чтобы попасть в плен. Я разочаровал его с самого рождения. Он использует этот шанс и убьет Данте вместо того, чтобы сдаться.
Я сняла мокрую ткань с его ожога, и он застонал. Его запястье и нос были сломаны, а плечо вывихнуто. Должно быть, ему было ужасно больно, и я ничем не могла ему помочь. Игра в вину заставила мою семью дать мне эту маленькую свободу. Однако это не убедило их вызвать врача. Они, вероятно, продолжали бы пытать Адамо, если бы я не отказалась отойти от него.
— Ты ошибаешься, Адамо. Римо защитит тебя. Он не боится смерти или боли. Он займет твое место, потому что ты его брат и он заботится о тебе. Он сделает для тебя все.
Адамо издал сдавленный смешок.
— Почему ты говоришь о нем так, будто не ненавидишь? Он похитил тебя. Он разрушил твою жизнь.
Я отвернулась. Я не расскажу ему о Невио и Грете и, конечно же, о своих извращенных чувствах к его брату.
Адамо наклонился вперед, поморщился и приблизил наши лица друг к другу, рискуя, потому что за нами, несомненно, наблюдали, а моя семья все еще жаждала пролить кровь Фальконе. Его или Римо, это не имело значения, если это был Фальконе. Я встретилась взглядом с Адамо, и понимание отразилось на его лице.
— Черт, — хрипло прошептал он. Он наклонился еще ближе, несмотря на веревку, привязывающую его здоровую руку к стулу.
— Ты смотришь на меня так же, как Римо, когда кто-то упоминает о тебе.
Моя грудь сжалась.
— Мне нужно идти. — я встала и сделала шаг назад. Адамо Фальконе. Фальконе, фамилия, которую должны были носить мои дети. — До свидания, — прошептала я, но в глубине души я задавалась вопросом, действительно ли это был последний раз, когда я видела его.
Я быстро повернулась и вышла из комнаты. Сэмюэль ждал прямо перед дверью. Он смотрел на меня с непониманием на лице.
— Почему ты заботишься о гребаном ублюдке Фальконе?
— Он никогда не делал мне больно. Он мальчик.
Сэмюэль покачал головой.
— Он член мафии, Фина. Ты должна позволить нам разобраться с ним и Римо. Мы способны сделать то, что должны.
Мы вошли в главный зал, где папа, Данило и Данте разговаривали приглушенными голосами. Они повернулись к нам, как только мы вошли.
Я повернулась к Сэмюэлю.
— И что же это?
— Поставить Римо на колени. Заставить его молить о пощаде. Молить о смерти. Я сам отрежу ему член. Данило позаботится о своих яйцах, а затем мы будем держать их в красивом мешке со льдом, чтобы он мог их видеть, пока мы его разрываем. Тогда мы засунем их ему в глотку.