Извращенная Гордость
Шрифт:
— Я не убью тебя.
Я склонилась над Римо, мои пальцы скользили по его крови на полу, мои волосы окунались в нее. Так много крови.
— Ты не вышла замуж за Данило, — пробормотал Римо.
— Как я могла? — прошептала я, наклоняясь так низко, что мы с Римо почти соприкоснулись. — Как я могла выйти за него замуж, когда была беременна твоими детьми?
Римо напрягся. Мне было интересно, как он отреагирует, если я когда-нибудь расскажу ему о Грете и Невио, но ничто не могло сравниться с выражением его лица. Полный и абсолютный шок, и более того ... удивление.
— Когда ты бросил меня, я носила в себе твоих детей, Римо. Ты бросил нас.
— Я думал, ты вернешься ко мне, — прохрипел он.
— Ты оттолкнул меня.
— Я освободил тебя.
— Я не была свободна, — прошипела я.
Как я могу быть свободной, когда его имя запечатлелось в моем сердце?
— Ты была беременна, — тихо сказал он.
— Я была беременна, живое напоминание о величайшем провале нашего Наряда, живое напоминание о чем-то темном и постыдном. Напоминание о том, что ты взял что-то из Наряда, взял что-то из меня. Все так думали. Моя семья и все остальные в наряде. Я знала, что рождение твоих детей разрушит все шансы, которые у меня были, чтобы найти свой путь обратно в наряд, обратно в свою семью. Я знала, что решу свою судьбу, если у меня будет твой ребенок. Будь я проклята, если проживу жизнь, полную жалости и отвращения.
Что-то промелькнуло в глазах Римо. Ужас, может быть, даже страх.
— Ты избавилась от детей.
И голос его дрогнул чуть-чуть. Жестокий, нерушимый человек.
Мой враг, мой похититель, человек, который забрал у меня все и, сам того не зная, подарил мне величайший дар.
Мне всегда было интересно, что нужно сделать, чтобы сломить Римо, и я поняла, что обладаю силой, способной сокрушить самого жестокого, самого сильного мужчину, которого я знала. Одно слово разобьет его. Это знание наполнило меня несравненной радостью не потому, что я могла сломить человека передо мной. Нет, потому что наши дети, даже не зная их, значили для него так много, что их смерть уничтожила бы его.
— О, Ангел, они послали тебя нанести последний удар? Скажи Данте, что он победил.
Я покачала головой.
— Нет, — сказала я тихо, потом еще свирепее, — Нет. Я не избавилась от детей, хотя все хотели, чтобы я сделала это. — Римо выдержал мой взгляд. — Как я могу избавиться от самого прекрасного создания, какое только могу себе представить? Грета и Невио чистое совершенство, Римо.
Он выдохнул, и взгляд в его глазах ... Боже, этот взгляд. Этот жестокий человек украл мое сердце, и я позволила ему.
— Они похожи на тебя. Невио это ты. Все, кто его видит, знают, что он твой.
Римо улыбнулся самой мрачной и печальной улыбкой, какую я когда-либо видела.
— Ты пришла сказать мне перед смертью, что я никогда их не увижу? Ангел, я должен сказать, что ты жестче, чем я когда-либо мог быть.
Я переплела свои пальцы с его окровавленными, зажав лезвие между нашими ладонями.
— Наши дети совершенство, но здесь, в Наряде, они представляют стыд и бесчестье. Люди шепчутся за их спинами, называют их Фальконе, как будто это что-то греховное, что-то грязное. Наши дети прекрасны. — с каждым словом мой голос становился все яростнее.
— Они должны держать голову высоко, не стыдясь того, кто они есть. Они не должны кланяться, не должны жить в тени. Они должны править. Они Фальконе. Они принадлежат Лас-Вегасу, где их имена несут власть и уважение. Они должны править рядом с самым жестоким и храбрым человеком, которого я знаю. Их отцом.
Римо ничего не сказал, но выражение его лица заставило меня вспыхнуть.
— Насколько серьезно ты ранен? — прошептала я ему на ухо.
— Достаточно, — признался он.
Я кивнула, мое горло сжалось. Я потянулась к шприцу в кармане и вытащила его.
— Адреналин.
Римо раскрыл рот шире. Я ввела ему жидкость и он вздрогнул. Его зрачки расширились, когда он снова встретился со мной взглядом.
Мои губы слегка коснулись его губ.
— Насколько ты силен, Римо Фальконе?
— Достаточно силён, чтобы забрать тебя и наших детей домой, где вам всем самое место, Ангел.
Я улыбнулась. Я сунула нож под веревку.
— Поклянись, что не убьешь мою семью. Ни моего брата, ни моего отца, ни моего дядю. Поклянись нашими детьми, Римо.
— Клянусь, — пробормотал он.
Я перерезала веревку, когда услышал скрип двери. Я бросила нож в свободную руку Римо.
— Серафина, отвали от этого мудака!
Данило зарычал, схватив меня за плечи и поднял на ноги. Я повернулась к нему, врезавшись прямо в лицо.
— Не указывай мне, что делать. Я имею право быть здесь.
Данило тяжело дышал, грудь тяжело вздымалась. Я сделала шаг назад, снова приблизившись к Римо. Данте и мой отец вошли. В основном я заслоняла Римо от них, но это ненадолго.
— Ты не должна быть здесь, голубка. Это не для девушек, — мягко сказал папа.
Он все еще верил в мою невиновность, но Данте и Данило смотрели на меня более осторожно.
— Где Сэмюэль? — спросил Данте.
Я обхватила себя руками и засунула их под кардиган, пальцы сжали пистолет, пристегнутый к кобуре.
— Простите, — прошептала я и наставила на них пистолет.
Данте положил руку на пистолет на поясе, но не вытащил его. Отец и Данило совсем замерзли.
— С Сэмюэлем все будет в порядке. Он отключился за диваном.
— Фина, — сказал папа успокаивающим голосом. — Ты через многое прошла. Опусти пистолет.
Я сделала еще один шаг назад, отпуская предохранитель.
— Простите, — повторила я, сдерживая слезы, думая о Сэмюеле, о том, что он подумает, когда проснется. Боковым зрением я видела, как Римо перерезал последнюю веревку на лодыжке.
Данте выхватил пистолет, Данило тоже, но я загородила Римо от них. Они не станут стрелять в меня, даже теперь, когда я держу их на прицеле. Я была девушкой, которую нужно защищать. Я была их ответственностью и их неудачей.