Извращенная Гордость
Шрифт:
Данило мрачно улыбнулся, и даже папа выглядел так, будто не мог представить себе ничего лучше, чем совершить самое жестокое убийство, какое только мог придумать.
Я сглотнула.
— Он отец моих детей.
Сэмюэль отчаянно схватил меня за плечи.
— Он сломал тебя, Фина, — тихо сказал он. Никто из них никогда не спрашивал, считаю ли я себя сломленной. Они объявили меня таковой, и все четверо заставили меня почувствовать себя такой.
— Он чудовище, — добавил Сэмюэль.
— Он не единственный, — прошептала я, оглядывая собравшихся.
Сэмюэль опустил руки, лицо исказилось, как будто я ударила его ножом.
— Я делаю это ради тебя. Чтобы отомстить за тебя.
— Кто-нибудь из вас спрашивал, чего я хочу? Хочу ли я кровопролития? Хочу ли я мести? — крикнула я.
Данте вышел вперед с напряженным выражением лица.
— Разве ты не хочешь увидеть Римо Фальконе на коленях? Разве ты не хочешь увидеть его сломанным?
Я хотела, но не так, как хотели они.
— Я больше ничего не хочу, —сказала я тихо, потому что они, никогда не поймут.
Сэмюэль обнял меня и поцеловал в висок.
— Фина, пойдем домой.
— Да, пойдем домой, — тихо сказала я.
Я посмотрела на Сэмюэля, понимая, что впервые в жизни мы не имеем в виду одно и то же место.
РИМО
Нино, Савио и я взялись за руки, прижимая друг к другу татуировку.
— Ты будешь лучшим Капо, чем я, Нино. Ты не станешь убивать людей, которые могут быть нам полезны. Твоя логика сделает Каморру еще сильнее.
Нино ничего не ответил, только уставился на меня. Савио покачал головой.
— Римо, давай нападем на них. Я лучше умру, сражаясь, чем отдам тебя в их гребаные руки.
Я мрачно улыбнулся.
— Тебе придется умереть в другой день. Я заплачу за свои грехи.
Нино издал низкий звук.
— Она не вернулась, Римо. Она осталась в Миннеаполисе. Они не подпустят тебя к ней. Ты умрешь ни за что.
— Нет, я умру, чтобы она получила то, чего хочет.
Нино отстранился.
— Проклятие. Хоть раз будь благоразумен.
— Я принял решение и ты примешь его его.
Подъехали машины, и я отошел от братьев, которые укрылись в машине. Нино и Савио подняли ружья через открытые окна. Я шёл к припаркованным машинам без оружия, подняв руки над головой. Я не думал, что Данте нападет на Нино или Савио. Как только он расчленит меня самым жестоким способом, он пошлет запись моим братьям и, возможно, Луке. Он попытается разбить мою семью, как я разбил его, убивая нас всех. Пока нет.
Данте вышел, за ним Сэмюэль, Пьетро, Данило и еще несколько мужчин, которых я не знал и на которых мне было наплевать.
Сэмюэль пошел вокруг к задней части автомобиля и вытащил Адамо. Адамо едва мог стоять, когда Сэмюэль потащил его за собой ко мне. Ярость кипела у меня под кожей.
Сэмюэль толкнул Адамо на землю перед моими ногами, и Адамо посмотрел на меня с окровавленным лицом, прижимая сломанную и обожженную руку к груди.
— Не надо, — прошептал он. — Не делай этого. Не позволяй им убить тебя из-за меня. Я гребаный неудачник.
Я подошёл к нему и коснулся его головы.
— Из всех нас ты меньше всех заслуживаешь смерти, Адамо. — я убрал руку с его головы, но прежде чем я смог двинуться дальше, он схватил меня за предплечье, его пальцы сжали мою татуировку Каморры.
— Мы против всего мира, — прохрипел он.
— Мы против всего мира. — сказал я.
Сэмюэль схватил меня за руку, и я подавил желание разбить ему лицо. Я видел, как его кулак приближается к моему лицу и улыбнулся. Первый удар только затуманил мое зрение. Его удар по яйцам поставил меня на колени. И его пистолет, приставленный к моему затылку, наконец, втянул меня в темноту.
СЕРАФИНА
Сэмюэль и Данило втащили Римо в конспиративную квартиру, руки и ноги связаны, из разбитого носа капает кровь, волосы прилипли к затылку. Я медленно поднялась с дивана, где ждала почти час с двумя телохранителями.
Папа двинулся ко мне, пытаясь заслонить Римо от моего взгляда — или меня от его. Я не была уверена и мне было все равно.
— Голубка, ты не должна быть здесь.
Его глаза сузились на моих телохранителей, резко, жестоко. Я коснулась его руки.
— Я останусь, — твердо сказала я, мой голос звучал решительно.
Данте вошел последним. Мужчины переглянулись. Их слово было законом, не мое, но их вина давала мне власть над ними, больше власти, чем они когда-либо имели надо мной. Я не хотела использовать это против них, но они никогда не позволили бы мне обладать властью по какой-либо другой причине.
Я прошла мимо отца к Данило и Сэмюэлю, которые держали Римо между собой. Голова его поникла, тело обмякло. Я попыталась скрыть дрожь, охватившую меня в тот момент, когда заметила его.
Римо Фальконе.
Лицо Данило исказилось, как всегда, когда он видел меня. С чувством вины и мимолетным унижением, потому что у него что-то отняли, потому что это отнял у него Римо. Он был сильным, могущественным человеком, и потеря меня преследовала его, как преследовала каждого мужчину в комнате. Я была их неудачей. Их гордость превратилась в грязную тряпку. Каждый раз, когда им приходилось смотреть мне в глаза, а еще хуже в глаза моим детям, они вспоминали об этом.
Они никогда не позволят мне быть кем-то, кроме голубя со сломанными крыльями. Они не могли. Но я хотела летать.