К полюсу!
Шрифт:
Я приказал разделить чистика между охотниками, которые едва в силах ходить, но Бендер со слезами умолял выдать ему причитающуюся двенадцатую часть и получил ее, возбудив общее презрение партии. Этому, однако, предшествовал оживленный спор, и мне показалось, что кое-кто готов позавидовать Бендеру. Поэтому я заявил партии, что необходимо любой ценой поддерживать силы охотников; если они не смогут ловить креветок, все мы погибнем сразу, а Лонга нельзя посылать на охоту, если его не будут кормить. Генри снова ворует креветок. Шнейдер и Бендер тоже подозрительны. Необходимо принять строгие меры, иначе вся партия погибнет.
5 июня. Генри снова признался мне в воровстве, и я имел с ним долгий разговор, во время которого я сказал ему, что если у него нет совести, то он мог бы, по крайней мере, иметь больше здравого смысла; совершенно очевидно, что если кто-либо из партии уцелеет, то исключительно благодаря единству и справедливости, иначе все погибнут.
6 июня. Прекрасный, теплый, ясный день. Фредерик заметил, что Генри ворует креветок из обеденного горшка, в то время как он повернулся к нему спиной. Позднее Генри признался. Он был очень нагл в своих признаниях и не выказал ни страха, ни раскаяния. Я велел расстрелять его и издал следующий письменный приказ:
«Несмотря на обещание, данное мне вчера рядовым С. В. Генри, он после этого, как сам признался, тайно присвоил ремни из тюленьей шкуры, а может быть, и какую-либо иную пищу. Это упорство и дерзость доведут партию до гибели, если им немедленно не будет положен конец. Рядовой Генри должен быть расстрелян сегодня, причем необходимо принять все меры, дабы он не причинил вреда кому-либо, ибо его физическая сила выше, нежели соединенная сила двух любых людей. Расстрел произвести двумя боевыми патронами и одним холостым. Этот приказ имеет императивный характер и безусловно необходим для сохранения наших последних шансов остаться в живых...»
Около двух часов пополудни раздались выстрелы. Все без исключения признали, что Генри заслужил это.
Позднее. Бендер умер в 5 часов 45 минут пополудни без страданий, Думаю, что смерть его была ускорена казнью Генри. Д-р Пэви умер в 6 часов пополудни. Нас осталось всего девять человек.
Я съел сегодня большое количество лишайников и нашел их весьма питательными; они, несомненно, очень приятны на вкус.
7 июня. Все креветки съедены сегодня за завтраком. Впервые запасы наши остались совершенно без пополнений. Теперь каждый собирает олений мох, лишайники и камнеломку, и это вся наша еда. Однако партия так слаба, что может собрать лишь очень немного.
8 июня. Брэйнард добыл только 1 килограмм креветок. Мы были вынуждены съесть последние тюленьи ремни с сегодняшней похлебкой, к которой примешали еще лишайники и олений мох.
9 июня. Я провел шесть часов на утесах в 50 метрах от палатки и собрал очень немного лишайников. Коннель собрал около трех килограммов камнеломки. Брэйнард добыл около одного килограмма креветок. Лонг очень слаб и болен, не мог охотиться прошлой ночью. Нет ничего на обед, кроме лишайников, чая и перчаток из тюленьей кожи. Ввиду отсутствия свежей приманки мы ловим очень мало креветок и потому питаемся только лишайниками и мхом.
10 июня. Добыли очень немного креветок. Вечером была подана лишь похлебка из лишайников, собранных Бидербиком, Шнейдером и мною. Я провел под открытым небом около пяти часов, и меня стащили со скалы совершенно окоченевшего. Похлебка из лишайников была сегодня восхитительна, потому что она впервые как следует проварилась.
11 июня. Бидербик слаб, ко пошел за лишайниками, так же как Коннель и я. Лонг сегодня вечером принес две прекрасные кайры, из которых одна пойдет в общую трапезу, а другая достанется охотникам. Наш единственный шанс состоит в том, чтобы поддерживать силы охотников и поваров; поэтому я распорядился, чтобы они ели столько добавочных лишайников, сколько сами могут собрать.
12 июня. Лонг вернулся с охоты без дичи, и Брэйнард принес печальную новость, что льдина, служившая нам для ловли креветок, раскололась и отнесена недавней бурей, так что он потерял не только креветок, но, кроме того, сети и веревку. Поэтому мы получили на завтрак только чай я то количество жареной тюленьей шкуры, которое осталось у каждого после происходившей несколько дней назад раздачи. Все неудачи этого дня сильно обескуражили нас. Гардинер умер от воспаления кишок и недоедания.
16 июня. Партия ест теперь промасленные шкуры, которые необычайно отвратительны. Все очень слабы и обескуражены. Не знаю, чем мы живем, если не считать надежды на появление корабля.
17 июня. Брэйнард почти не принес креветок. Совершенно очевидно, что мы не сможем добывать их, пока у нас не будет свежей приманки, так как тюленья шкура для этого не годится.
20 июня я отполз на несколько метров от палатки для сбора лишайников, но Коннель был не в силах последовать за мной.
21 июня. Утром ветер все еще продолжается, и Фредерик лишь с большим трудом мог сварить нашу жалкую похлебку из лишайников и согреть вареную тюленью шкуру — последние остатки промасленной и грязной покрышки моего спального мешка.
У Коннеля ноги парализованы ниже коленей. Бидербик ужасно страдает от ревматизма. Пролив Бьюкенен вскрылся сегодня в полдень на большом протяжении от берега...
Здесь записи в дневнике Грили обрываются. К этому времени в живых оставалось только семеро...
Дальнейшие события можно назвать чудом, можно — как Грили — видеть в них «перст и милость божью». Но разве не сами люди сотворили это чудо?
Одни боролись до конца, до самой последней минуты. Другие — спасательная экспедиция — спешили им на помощь, невзирая на шторм, преодолевая тяжелые льды.
Через сорок два часа после того, как сделана была последняя запись в дневнике, к лагерю подошли два корабля. Лейтенант Колуэлл на шлюпке поспешил к берегу. Страшная картина!
«Ближе к входу лежал человек с отвисшей челюстью и остекленевшим, неподвижным взором, не обнаруживавший признаков жизни. Напротив него лежало существо, только отдаленно напоминавшее человека. Оно было без ног и без рук. К обрубку правой руки была привязана ложка. Это был сержант Элисон, жестоко пострадавший от мороза еще осенью и с тех пор беспомощно пролежавший все то страшное время, которое зимовщики провели в лагере. Рядом с Элисоном стоял на коленях, поддерживаясь руками, человек с длинной путаной бородой, глаза которого сверкали лихорадочным огнем. Он был одет в халат, превратившийся в грязные лохмотья. Голову его прикрывала красная феска. Когда он увидел Колуэлла, то слегка приподнялся и надел очки. «Не Грили ли вы?» — спросил Колуэлл. «Да, — раздался в ответ слабый голос, — я — Грили. Нас осталось семеро... Вот они тут... умираем... как подобает мужчинам. Сделано, что надо было...» И он упал в изнеможении. Около палатки лежали непогребенные трупы умерших за последнее время товарищей. Труп расстрелянного Генри лежал поверх сугроба, совсем близко от палатки».