К востоку от Малакки
Шрифт:
Тревожно и неуютно было наверху, а для людей ниже ватерлинии — в бункерных ямах, окруженных тоннами угля, которые могли сдвинуться и похоронить людей под собой; в котельном отделении, старающихся удержаться на качке при забрасывании угля в топки, рискуя обжечься или сломать кости — и подавно. Я выждал момент, когда судно на мгновенье застыло, выпустил из рук поручень, за который держался, и скакнул к переговорной трубе машинного отделения по палубе, начавшей в очередной раз крениться.
— Стармех слушает!
Его голос звучал успокаивающе громко на фоне стука поршней машины, свиста вырывающихся струй пара и ударов волн о корпус парохода.
— Как дела, чиф? [25] — мне приходилось кричать для того, чтобы он услышал меня.
— Не так плохо, капитан. Давление в котлах падает, парни с трудом обеспечивают подачу угля, есть ожоги и ушибы, но мы справляемся.
—— Боюсь, что будет гораздо хуже, шторм по-настоящему еще не ударил нас. Передайте своим людям, что они молодцы.
25
Чиф — неформальное обращение к старшему механику на англоязычных судах (для сравнения: в советском торговом флоте стармеха называли дедом, а чифом называли старпома).
— Принято, шкипер, сделаем все в лучшем виде.
Я закрыл медную полированную трубу пробкой со свистком. Посмотрев вперед, я увидел, что гряда облаков заполонила всю северную половину горизонта и образовала черную, непроницаемую на вид стену поперек нашего курса. Вспышки молний внутри туч виделись адской подсветкой. Судно шло лагом к волне. Я сжал зубы.
— Третий, подверните вправо на пару румбов, чтобы идти наискосок к волне. Сандерлендцы неплохо постарались, но все же не стоит подвергать судно чрезмерной качке. И скажите машине сбросить несколько оборотов. Посмотрим, что из этого выйдет.
Тайфун надвигался, и мое решение изменить курс, возможно, ухудшало ситуацию. Но выбора не было. Он мог дойти до оконечности Лусона и затем повернуть на Гонконг. Или же повернуть на север раньше и обрушиться на Формозу и Японские острова.
Пока же курс "Ориентал Венчура" пересекался с предполагаемой траекторией его движения.
Когда наконец ударил ветер, это стало одновременно шоком и облегчением. Шоком была его внезапная ярость. Мы с Мак-Гратом увидели, как стремительно надвигавшийся порыв ветра срезал один за другим гребни волн и бросил на судно облако белой пены. Вся сила шторма накинулась на нас с воем обезумевшей баньши, накреняя судно со всей яростью своего напора. Все в рулевой рубке вцепились в поручни и молились, чтобы лобовые стекла выдержали удар ветра и воды, которая стучала по ним как шрапнель. Если бы кто-нибудь в этот момент стоял на крыле мостика, он не смог бы ни смотреть, ни дышать от бешенного напора ветра и воды.
Этот внезапный налет вывел из строя все мои органы чувств, кроме чувства самосохранения. Но через несколько мгновений, слава богу, ко мне вернулась способность трезво оценивать ситуацию. Этот внезапный удар штормовой силы давал возможность предположить, что тайфун был сильным, исключительно сильным, и в то же время, вероятно, небольших размеров.
Облегчение, если это можно так назвать, состояло в том, что ветер ударил прямо по носу, что означало, что центр урагана находился севернее и мог пройти впереди нас или даже совсем отвернуть дальше к северу. Если так случится, то мы сможем избежать худшего, имея всего 70 миль свободного пространства.
К чудовищной зыби от севера присоединилось быстро нараставшее волнение от северо-запада, вызванное штормовым ветром. "Ориентал Венчур" под влиянием бортовой и килевой качки дергался как загнанный зверь, старающийся сбросить с себя атакующего хищника. Принять на палубу тонны бело-зеленой воды, стряхнуть ее с себя и вновь удариться в склон следующей волны, болезненно перевалить гребень с бешено вращающимся гребным винтом, задравшимся в воздух, рухнуть в подошву волны — и повторять этот цикл снова и снова.
Последовавший за ветром ливень, стремительным потоком лившийся из грозных видом мчащихся туч, смешивался с брызгами, сорванными с гребней волн, и летел горизонтально под влиянием ветра, молотил по железу корпуса и рвал в клочья брезентовые тенты. Воздух временами был так наполнен водой, что казалось, будто мы находимся не над, а под поверхностью моря. При видимости, ограниченной до нескольких ярдов, серые, с полосами пены, верхушки волн надвигались из темноты как разверстые пасти злобных существ из самого ада.
Из своего горького опыта я знал, что на море могут встречаться случаи и похуже, порой и намного хуже. Я не был уверен, насколько хуже может случиться на этот раз, но единственное, что мы могли делать — держаться, надеясь, что не будет повреждено ничего важного, и ждать, когда изменится направление ветра. И следить за барометром. Если продолжает падать — значит, тайфун приближается, если застыл или полез вверх — проходит мимо. Судно мотало немилосердно, и я стоял, крепко вцепившись в поручень. Выбрав момент, когда оно оказалось в подошве волны, я рванул и проскочил из рулевой рубки в штурманскую. Расклинившись в углу, я взглянул на барограф. Несмотря на весь мой опыт плаваний в самых разных условиях, я почувствовал, как сжался мой сфинктер, когда увидел глубину падения — за время вахты перо упало почти вертикально, и теперь находилось ниже 980 миллибар. Такая скорость падения означала, что центр тайфуна находился милях в шестидесяти от нас, а может, и меньше!
— Капитан!
В этом возгласе звучала очевидная тревога, и я метнулся назад в рулевую рубку, сильно ударившись о переборку, так как в этот момент судно рухнуло с гребня в подошву очередной волны. Поднявшись на ноги и уставившись в лобовое стекло, я почувствовал, как страх холодным лезвием кинжала проник в мою грудь. Надвигавшаяся волна была в два раза выше предыдущих, выше уровня ходового мостика, даже, казалось, выше топа фок-мачты — хотя я и надеялся, что это только иллюзия. Я прыгнул к машинному телеграфу, перевел рукоять на "средний вперед" и крикнул рулевому подвернуть прямо против волны, чтобы избежать возможного отбрасывания форштевня ее фронтальным склоном, что может привести судно лагом к волне, перевернуть его и отправить прямиком на дно.
— Держитесь! — выкрикнул я прямо в побелевшее лицо Мак-Грата, краешком сознания сожалея о тех, кто находился внизу и не мог приготовиться к тому, что вот-вот наступит.
Затем волна-монстр накрыла нас. Сначала бак стал подниматься все выше и выше, пока все судно не оказалось карабкающимся по склону крутой горы. Выше форштевня нависавший гребень начал рассыпаться и падать на нас. На какие-то мгновенья гребной винт держал нас на неимоверно крутом склоне, бился в воде как лапы испуганного животного, пока не ослабла его хватка.