К югу от мыса Ява
Шрифт:
К двум часам пополудни «Кэрри Дэнсер» уже глубоко зарывалась носом в море и так сильно кренилась на правый борт, что леерное ограждение колодезной палубы целиком ушло под воду, и лишь иногда появлялось на поверхности — когда корпус судна поднимался на плавно набегающей волне.
Фок-мачты как таковой не было — она переломилась на высоте шести футов над палубой. На месте трубы зияла дымящаяся дыра, капитанский мостик был разрушен до основания, но самые серьезные повреждения были на баке — именно туда прямым попаданием угодила одна из бомб, сброшенных японскими самолетами. Жилые каюты на главной и верхней палубах выгорели почти дотла, равно как и все палубные
Казалось, ни один человек не мог выжить на судне, охваченном столь сильным пожаром, превратившим «Кэрри Дэнсер» в обугленную развалину, медленно дрейфующую на юго-запад — в сторону пролива Банка и далекой Суматры. Между тем на корме обреченной «Кэрри Дэнсер» сбились в кучу оставшиеся в живых люди — двадцать три несчастных человека.
Наступили короткие тропические сумерки, и круглые гребни зеленоватого оттенка, испещренные вдоль и поперек полосами белой пены, обрушивались на «Вирому» от носа до кормы, заливая просторные нижние палубы танкера. Вдали же, в сгущающемся прямо на глазах мраке, не было видно ничего, кроме наводящей суеверной ужас белизны, окрасившей гребни волн, с которых ветер срывал пену и брызги.
Зарываясь носом в волну, заваливаясь то на один борт, то на другой «Вирома», с запущенным на полные обороты одним большим гребным винтом, шла сквозь шторм на север. Наверху, на правом крыле капитанского мостика, прячась за брезентовым обвесом от ветра и колючих капель дождя, стоял Файндхорн; согнувшись чуть ли не в три погибели и прищурившись, он всматривался в сгущающиеся сумерки. Капитана, как всегда спокойного, терзали тревоги и опасения. Но беспокоился он не за судно и тем более не за себя: в его личной жизни уже не существовало сколько-нибудь значимых вещей, из-за которых душа разрывалась бы на части. Оба его сына-близнеца в самом начале войны пошли служить в королевские военно-воздушные силы — и вскоре сгорели вместе со своими «харрикэнами» прямо в воздухе: один над водами Ла-Манша, другой — над землей Фландрии. Жена Эллен пережила гибель второго сына лишь на несколько недель — сердечная недостаточность, как объяснил тогда врач.
Но собственное будущее, казавшееся пустым и никчемным, не лишало его чувства ответственности за судьбу вверенных ему людей, у которых, в отличие от него, есть дети, родители, жены или возлюбленные. Вот почему сейчас он задавал себе один и тот же вопрос: есть ли у него моральное оправдание принятому решению направить судно прямо в руки неприятеля и поставить под угрозу жизнь своих людей — гражданских моряков? И еще: имеет ли он моральное право рисковать бесценным грузом, так необходимым сейчас его стране. И наконец капитан думал о своем старшем помощнике — Джоне Николсоне, последние три года всегда бывшем рядом.
Джон Николсон никогда не допускал просчетов и был наделен поистине нечеловеческой энергией. Он был тактичен и учтив — иногда даже до смешного. Но стоило измениться его настроению — как он становился холодным, отчужденным и безжалостным, причем не только к другим, но и к самому себе.
Капитан и старший помощник так никогда и не сблизились. Но одно Файндхорн знал совершенно точно: из всех его знакомых Николсон был ему близок, как никто другой. Быть может, причиной этому было то, что они оба познали сполна горечь вдовства: их жены умерли с разницей в неделю — только миссис Файндхорн скончалась дома, а Кэролайн Николсон погибла в автомобильной катастрофе…
Капитан выпрямился, затянул покрепче шарф вокруг шеи и посмотрел на
Ветер крепчал с каждой минутой, налетая все более мощными шквалами, однако «Вирома» упорно пробивалась на север.
Файндхорн подошел к Николсону сзади, хлопнул его по плечу и, кивнув в сторону рулевой рубки, двинулся к двери. Николсон последовал за ним. Пропустив старпома вперед, Файндхорн сам зашел в рубку, дождался, пока судно, одолев очередной вал, более или менее выровнялось, и задраил за собой дверь. По сравнению с тем, что творилось снаружи, в рубке стояла почти мертвая тишина. Вытерев голову полотенцем насухо, капитан взглянул в лобовое стекло, по которому туда-сюда ходил стеклоочиститель, фыркнул с досадой и обратился к старпому:
— Ну, мистер Николсон, что вы об этом думаете?
— То же, что и вы, сэр. Впереди ни черта не видно.
— Я имел в виду совсем другое.
— Понимаю… — улыбнувшись, начал Николсон, но судно вдруг резко нырнуло с гребня волны, содрогнувшись с такой силой, что из окон рубки чуть не вылетели стекла. Удержавшись-таки на ногах, Николсон прибавил:
— Похоже, впервые за последнюю неделю мы можем чувствовать себя в полной безопасности.
Файндхорн кивнул:
— Наверное, вы правы. Даже безумцу не придет в голову искать нас в такую ночь. Однако вероятность того, что где-то там, на севере, нас ждут бултыхающиеся в море люди с «Кэрри Дэнсер», прямо скажем, невелика.
— Если им удалось сесть в шлюпки до того, как начался шторм, они уже успели бы добраться до ближайшего острова, — ровным голосом сказал Николсон. — А островов в архипелаге Риау не счесть. Если же люди спустили шлюпки, когда налетел ураган, считайте, им пришел конец: на дюжину таких корыт, как «Кэрри Дэнсер», дай Бог, приходится одна целая шлюпка. Значит, если мы надеемся все же кого-то спасти, то уцелевших надо искать на борту «Кэрри Дэнсер».
Капитан откашлялся и было заметил:
— Знаю, мистер Николсон, но…
— «Кэрри Дэнсер» должна дрейфовать в южном направлении, — перебил его Николсон, оторвав взгляд от разложенной на штурманском столе карты. — Со скоростью два, от силы три узла. Таким образом, ее непременно отнесет к Мерадонгскому проливу, а там такие маленькие глубины, что она вмиг сядет на мель. Так что нам ничего не стоит взять чуть лево руля и прочесать Мерадонг, постоянно держась в виду острова Метсана.
— Это только ваши предположения, — задумчиво проговорил Файндхорн.
— Разумеется. Но, уже если по большому счету, я готов предположить, что «Кэрри Дэнсер» все еще держится на плаву. И через какие-нибудь полтора часа мы будем в нужном месте. Максимум через два — с поправкой на шторм.
— Хорошо, черт вас раздери! — отрезал Файндхорн. — Но только через два часа, ни минутой больше. Если ничего не найдем, тут же ложимся на обратный курс. — Капитан вскинул руку и посмотрел на часы со светящимся циферблатом. — Сейчас шесть двадцать пять. Предельное время — восемь тридцать.
Обменявшись парой слов с рулевым, Файндхорн направился к двери, которую придерживал Николсон, борясь с сумасшедшей качкой. Когда капитан и старпом оказались снаружи, очередным шквалом ветра их отбросило к заднему ограждению мостика, а в лица ударил хлеставший почти горизонтально ливень. Такелаж уже не стонал, а пронзительно выл, и от этого дикого воя, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.