Кабальеро де Раузан

Перес Фелипе

Сеньор де Раузан продолжал расти в глазах общества, как светский человек, ученый, одаренный, милосердный, учтивый. Он был в центре всего, и служил поводом всех праздников. Перед ним были открыты все пути, но он никуда не шел. Ему уже ничего не нужно было от жизни, его душа была благородна, он отдавал, а не брал. Подобно Карлу V, который отрекся от престола, стремясь к полному покою.

Русский посол больше не говорил о трех поединках. Эркулес брюзжал. Мортимера уже не волновали одежда и украшения, он заподозрил, что есть достоинства повыше, чем иметь хорошего портного, маленькую ногу и вереницу английских лошадей. Касательно случившегося с Лаис, замужняя сеньора

во всеуслышание заявила: «Какой опасности я бы подверглась, если бы приняла нежности этого человека!»

Дон Родриго де Навас как никогда был занят письмами, выражая соболезнования, посещал дни рождения, хотя в его собственной спальне были больные. Касательно последнего он обычно говорил: «Не вижу смысла не проявлять заботу и интерес в торжественных случаях».

А Пакито?

Пакито заслуживает отдельной статьи. Он продолжал угождать дамам и кабальеро, угощать конфетами и игрушками богатых детей, превращался в слух и разносил новости со скоростью ветра. Но поскольку он был изворотлив и искусен в делах общества, то заметил, что возле сеньора де Раузан скоро разразится гроза, которую затевал посол, и на несколько дней Пакито ограничил выход в море. В течение нескольких дней – такие дни он называл опасными – он тайно приезжал в Тускуло сказать Лаис, что не стоит особо переживать из-за городских сплетен. Это произошло сразу после появления в газете мужественной записки вдовы, когда сеньор де Раузан высказался, что Лаис заслуживает уважения, поскольку она сильная натура. Пакито вел корму против ветра. Следует добавить, Лаис благосклонно приняла его, пригласила пообедать, благоразумно не сказав ни слова о сеньоре де Раузан, пока Пакито говорил о нем, но подумала: «Если ему хочется поболтать о кабальеро, пусть сочиняет о нем небылицы».

Кортес был все также непостижим, как круг в своей окружности. Вероятно, он был гораздо умнее наших героев.

Сеньор де Сан Лус отсутствовал в городе.

После краткого обзора наших знакомых, продолжим повествование.

Тот самый молодой человек, который был на званном обеде у Сан Лус и задавал вопросы сеньору де Раузан касательно фатальности и материализма, теперь явился в дом кабальеро:

– Сеньор, у меня нет звания, чтобы приходить в ваш дом, поэтому я не представился, и у вас сложилось обо мне превратное впечатление из-за дерзкой выходки в доме де Сан Лус. Я хочу все исправить, потому что заплатил по заслугам, как все в этом городе, и в доказательство пришел просить у вас совета, в котором отчаянно нуждаюсь.

– Добро пожаловать в мой дом, кабальеро. Надеюсь, я могу что-нибудь сделать для вас.

– Дело в том, сеньор, я дружу с важной сеньорой. Эта замужняя сеньора поддерживает определенные непозволительные отношения с кабальеро. Движимый дружбой, я сказал сеньоре, чтобы она уделяла ему меньше внимания, ведь люди уже судачат о них. Сеньора ничего не сказала, но этим утром он явился в мой дом, оскорбил и вынудил драться с ним на дуэли. Сеньор, как мне следует поступить?

– Ничего не делать.

– Как это ничего? Он вызывает меня драться на пистолетах.

– Вы можете назвать имя этого субъекта?

– Капитан Эркулес.

Кабальеро улыбнулся – наконец он вытянул нить из клубка.

– Не делайте ничего. Мужчины не должны драться из-за женщин, ведь женщины не дерутся за мужчин.

– Вы говорите серьезно, сеньор?

– Серьезней некуда. Никто не должен драться ни за кого и ни за что, в шпаге ведь нет правоты,

чести и права. Шпага – это варварство и всего лишь металл.

– А если нападают?

– Защищаться, как от пса. Защита – это не тщеславие, не ошибка, а право. Я никогда не дрался на дуэли из-за любовных увлечений, личных или чужих. Пролитая кровь не смывает, а наоборот, пятнает позором женщину, из-за которой проливается кровь. Защищаться – другое дело. Я путешествовал по Испании и в городе Сьерра-Морена на меня напали. Одного я отправил в иной мир, а мой слуга Ман рассчитался с остальными. Если подобное случится на улицах, площадях или бульварах Сьерра-Морена, делайте то же самое и не переживайте.

– Но ведь он не собирается меня обкрадывать на улице.

– Он украдет не ваш кошелек, а вашу жизнь, которая стоит куда дороже. Предположим, вы соглашаетесь на поединок, и вас убьет капитан. Что вы приобретете, что приобретет общество? То же самое можно сказать в противоположном случае. Согласитесь, следует покончить с доблестными городскими рыцарями, как покончили с сельскими героями. Светских Дон Кихотов почти не существует.

– Но сеньор, подумайте, ведь я лишусь чести, если не выйду на дуэль.

– Честь не в том, чтобы стрелять или получать выстрелы и удары шпагой. Честь заключается в поведении, образе действий. Поединок – пережиток прошлого странствующих рыцарей. Не деритесь с капитаном, а если он бросится на вас, ведите себя с ним, как со злобным псом. Бесчестье там, где дамское легкомыслие. Цезарь не бросился со шпагой на изменницу-жену, он просто развелся с ней.

– Было бы прекрасно, если бы все понимали вещи так, как вы. Капитан не будет нападать на меня, лишь посмеется надо мной, подумает или назовет трусом.

– И вы им станете из-за страха, что вас назовут трусом. Станете моральным трусом за то, что будете драться за чужие ошибки.

– Мир понимает все иначе.

– Я прекрасно знаю, но если мы не приложим усилия, чтобы оградить мир от ошибок, когда же наступит царство правды? Мужчины должны добровольно взять крест и последовать за Христом. Варварство еще правит, но скоро падет.

– Вы христианин, сеньор де Раузан?

– Я больше христианин по убеждению. К моему счастью, по убеждению (счастлив, кто верует, потому что у него есть надежда, и он постоянно взращивает в себе добродетель!). Кроме как христианином, кем я еще могу быть? Мусульманином, иудеем, фетишистом? Нет. Верите ли вы безоговорочно докторам, которые говорят нам, что мозг – это все, что есть в человеке; верите ли вы также Дарвину, который ошибочно обозначил нашим предком обезьяну, поставив сына рядом с отупевшим стариком, словно вид может совершенствоваться и при этом стоять на месте. Я верю в учение Моисея, лучшего мыслителя всех эпох, и поверил бы в Пифагора, Сократа, если бы не пришел Христос. Меня радует доброе общество. Иисуса я восхваляю, а материалисты мне противны.

– Сеньор…

– Оставим это и вернемся к вам. Вы не хотите услышать доводы разума, а ищете правосудия в железном клинке, а это хвастовство. Не сомневаюсь, вы против суда Инквизиции. Или наоборот? Просто расскажите всем, что случилось.

– Этим я опозорю сеньору.

– А сражаясь не опозорите? Вы считаете, что обязаны убить или быть убитым, дабы прикрыть честь персоны, в которую не влюблены, и которая не желает исправлять ошибки.

– Сеньор, вы победили.