Кабальеро де Раузан
Шрифт:
Родственники и друзья считали Лаис необычайно талантливой, обладающей завидной энергией, и ей нравилось давать понять, что она подчинила мужа, и организовывала приемы, чтобы похвастаться этим, потому что она любила только себя и прихоти, но не мужа.
Дни в Тускуло омрачались. Уго все чаще посещал могилу Эвы. Скоро он понял и был прав, потому что редко ошибался: Лаис не заслуживала того, что он сделал, потому что была женщиной не семейной, а светской. У нее было воображение и не было таланта; она была беспокойной и бессердечной. Кабальеро думал, что
Как сотворить из нее другую сущность? Расплавьте железо в желаемую форму и сделайте статую, которая похожа на вас, но статуя так и останется железом.
Уго постепенно охладевал, и наконец, охладел совершенно. Лаис заметила это и разозлилась. Она начала ревновать и искала повод, чтобы вызвать у него ревность. Такие игры вдвойне опасны: сначала они ведут к ненависти, а затем к наказанию или мести, разрушая семейный очаг.
Брачную науку мало кто знает, но состоит она из немногого. Не красота, не молодость и не богатство делает супругов счастливыми, а взаимное согласие. Священник и закон совершают брак между телами, а новобрачные должны соединить души. Это все, что нужно для прочного брака, что, к сожалению, случается редко.
В первые дни брака заблуждение скрыто за розовыми лепестками. Слепая любовь заставляет светиться новобрачных, как два бесценных украшения. Затем лепестки опадают, заблуждение исчезает, а блеск мутнеет – пелена спадает с глаз. Это критический момент, и лучше покончить с ним сразу, создать новый устойчивый счастливый союз для новобрачных: союз чувств, усилий и планов. Это нелегкий, но возможный труд женщины по спасению брака.
Представьте себе двух потерпевших кораблекрушение на пустынном острове, проклятых судьбой жить вместе, противоположных по характеру, мыслям, склонностям и взглядам. Будут ли эти двое счастливы? Что-то подобное представляет собой брак, когда между супругами нет гармонии.
Лаис посчитала себя униженной, и захотела унизить Уго. Она стала возражать ему во всем, потеряв всякую осторожность, делать все ему наперекор, умничать и хныкать, как несчастная жертва. Она говорила, что муж стал скучным грубияном. Несколько дней назад она прибавила к этому мизантропа, и наконец, назвала его лишенным рассудка. А затем она, как свободная птица, взмахивая крыльями, летела дальше.
Между тем барон размышлял. Положение стало затруднительным, и он хотел бы выйти из него без скандала, или лучше сказать, без шума.
Ребенок мог бы спасти этот некрепкий союз, но Лаис была бесплодна. Но по поводу этого несчастья она не сокрушалась и не понимала этого.
Кабальеро разочаровался в Лаис, а Эва возвысилась в его глазах. Лаис была мраком, Эва – светом. Это не удивляло кабальеро, который продолжал считать, что ему не везет в любви. Он снова сделал неправильный выбор.
Прекрасная вдова повела корабль не тем курсом. Она удрученно говорила,
Поэтому она искала людского общества, чтобы забыться. Барон тоже терзался муками, искал вдохновения в одиночестве, выполнял долг уважаемого человека, чтобы Лаис не назвала его распутником и не восстала против него.
Так обстояли дела в Тускуло через полгода после шумного брака барона, такого неожиданного и необычного.
Однажды Лаис, желая ссоры, взорвалась и предъявила кабальеро серьезные обвинения. Барон спокойно выслушал и сказал:
– Наконец я дождался удара грома, а ведь в нем нет причины и смысла.
– У тебя ледяная душа, пресыщенное и мертвое сердце. Ты жестокий и безжалостный ко мне.
– Это пустая болтовня, Лаис. Я остался собой, а вот ты изменилась. Я женился без заднего умысла.
– Неблагодарный, притворщик!
– Им не являюсь, потому что я не изменился. Я был и остаюсь человеком серьезным и умеренным. С тобой же, Лаис, иначе. Ты стала такой, как раньше, до того, как в твоей груди зародился этот шквал любви, эта причуда, которая привела нас к алтарю и к роковому исходу.
– А какой я была раньше? – оскорбленно спросила баронесса.
– Ты женщина высокомерная, а вдовство предоставило тебе свободу действий, ты искательница общественного одобрения и радости, восставшая против ярма простой и совместной жизни.
– Ты обвиняешь меня, Уго?
– Просто отвечаю на твой вопрос. Одержимая получить меня и мое имя, а затем вылечившись от любовной лихорадки, ты пожалела о замужестве, потому что я не комнатная привязанная к тебе собачка, с которой ты бы везде носилась: «Вот смотрите, мое завоевание, вот что я сделала с неотразимым мужчиной. Узнаете кабальеро де Раузан? Вот он, на цепи, слабый, покорный, рукоплещите мне!»
– Уго!
– Скажу больше: тебя посетила мысль о разводе. Ты хочешь шумихи, чтобы утешиться от провала. Ищешь ссоры, которая даст повод для сплетен. Тебе же нравится гласность.
– Это я скажу и о тебе.
– Тебе кажется, что остроумно попросить о нашем разводе, ты думаешь, что этим вызвала бы одобрительные возгласы своих друзей. Но ты боишься.
– Ты наговариваешь на меня.
– Видишь ли, Лаис, я не бросаю слов на ветер. К тому же, я читаю лица, вижу, что у них в сердце, и никогда не ошибаюсь. Как-то я разговаривал с доктором Ремусат, и он сказал, что вторая любовь рождается, когда первая оказалась мечтой или игрой. Твой первый брак не был ни мечтой, ни игрой.