Кабинет фей
Шрифт:
Пока она так рассуждала, лодка, все плывшая по воле ветра, налетела на скалу и разбилась на две половинки. Несчастная принцесса почувствовала, что перед подобной опасностью вся ее философия сразу отступает. Тут ей показалось, что рядом плывет что-то вроде деревянных обрубков; она ухватилась за них и невредимой добралась до подножия скалы. Но, ах! Что с нею сталось, когда увидела она, что крепко сжимает в объятиях Зеленого Змея! Тот же, увидев, в каком она ужасе, чуть отстранился и крикнул ей:
— Знай вы меня лучше — боялись бы меньше; но такова уж злая судьба моя, что все меня пугаются! — И он стремительно скрылся под водой, а Дурнушка осталась одна на этой чудовищно огромной скале.
Куда ни глянь, ничто не внушало утешения; ночь приближалась, а у нее не было ни пищи, ни крыши над головою. «Я надеялась было, — сказала она себе, — закончить печальные дни мои в море, но,
Наконец она задремала, и приснилось ей, что играют на разных инструментах; казалось, это сон, но вот ей стал ясно слышен напев и слова, будто к ней обращенные:
Здесь всем Любовь сердца пронзает, Мы чувствуем любовный пыл. Амур печали изгоняет. Здесь все устроено, чтоб каждый счастлив был. Здесь всем Любовь сердца пронзает, Мы чувствуем любовный пыл.Она внимательно вслушивалась и наконец проснулась окончательно. «Какие радости или горести ожидают меня теперь? Будут ли у меня еще счастливые деньки?» Она открыла глаза, опасливо оглядевшись в поисках чудовищ. Но каково же было ее удивление, когда вместо жуткой и дикой скалы она оказалась в комнате, сияющей золотом, и лежала на кровати, достойной самого роскошного дворца во вселенной. Она от души дивилась таким чудесам, не веря, что все это наяву. Наконец встала и поскорей открыла стеклянную дверь, выходившую на просторную террасу; оттуда открылся ей вид на все чудеса, какие только способна породить природа в союзе с искусством: сады, полные цветов, фонтанов, статуй и редких деревьев; подальше — леса и дворцы, чьи стены были выложены драгоценными камнями, а кровли жемчугами, и все это безупречной мастерской работы. Вдали виднелось море, ласковое и спокойное, по которому плыло много разных судов, чьи паруса, вымпелы и флаги были просто загляденье.
— Боги! Боги праведные! Куда я попала? Что за диво? Во что вдруг превратилась эта жуткая скала, казалось желавшая изранить небеса своими острыми краями? Да я ли погибала вчера на лодке, да меня ли спасла змея?
Так и ходила она взад-вперед по террасе, не понимая, сон это или явь, как вдруг услышала какой-то шум в комнатах. Вернувшись туда, она увидела сотню китайских болванчиков [212] , весьма разнообразно одетых и по-разному выглядевших: самые большие ростом в локоть, а самые маленькие — всего с вершок; были среди них красивые, милые, изящные, а были и безобразные, пугающе уродливые; сделаны же все из бриллиантов, изумрудов, рубинов, жемчуга и хрусталя, из янтаря, из коралла, из золота, серебра и меди, из бронзы, железа, дерева и глины. Одни без рук, другие без ног, у тех рот до ушей, а эти косоглазые с приплюснутым носом. Одним словом, китайские болванчики тут отличались таким же разнообразием, что и все существа, населяющие этот мир.
212
Китайские болванчики — небольшие статуэтки, изображающие божества с подвижной головой. Не случайно подчеркивается, что у любимчика королевы бриллиантовое личико: его голова и тело, очевидно, неоднородны. Мода на китайские вещи и подражания им (шинуазри) достигает своего пика в Европе в XVIII в., в эпоху рококо, но начинает свое существование в XVII в. См. примеч. 8 к «Принцу-Духу».
А были это депутаты того королевства, в котором принцесса оказалась; после пространной приветственной речи, не лишенной некоторых весьма разумных рассуждений, они, дабы развлечь ее, рассказали, что успели немало постранствовать по свету, однако их господин дал соизволение уехать лишь на том условии, что будут они всегда молчать, куда бы ни попали; и клятву эту соблюдали они столь неукоснительно, что старались даже не шевелить ни головой, ни ногами, ни руками, хоть и не у всех это выходило. Так они объехали весь мир и, вернувшись, немало порадовали своего короля, поведав ему о самых заветных тайнах тех дворов, где их принимали.
— Сударыня, — сказали наконец посланники, —
Когда они допели, один из депутатов взял слово и молвил:
— Вот, сударыня, сотня болванчиков, которым выпала честь служить вам. Все, чего бы вам только ни пожелалось, будет исполнено, лишь бы вы оставались с нами.
Тут в свой черед явились и сами болванчики. Каждый нес корзинку, соразмерную своей фигуре, и все корзинки полны самых разных вещиц, столь очаровательных и полезных, так дивно сработанных и роскошных, что Дурнушка не переставала восхищаться, нахваливать да снова и снова дивиться всем этим чудесам. Самый хорошенький болванчик, с бриллиантовым личиком, предложил ей войти в грот-купальню, так как становилось все жарче. Принцесса шествовала, как ей и указали, между двумя колоннами телохранителей, чьи размеры, равно как и выражение лица, вызывали неудержимый смех. В купальне она увидела две хрустальные ванны с золотой отделкой; вода в них источала столь приятный и редкостный аромат, что принцессе оставалось лишь подивиться. Она спросила, почему ванны две, и ей ответили, что одна для нее, а другая — для короля китайских болванчиков.
— Но где же он сам? — воскликнула она.
— Сударыня, он теперь на войне, вы увидите его по возвращении.
Принцесса поинтересовалась, женат ли он; ей отвечали, что нет, ибо он так хорош, что до сих пор не нашел достойной партии. Не продолжая расспросов, она разделась и вошла в ванну. Китайские болванчики тут же запели и заиграли на разных инструментах: на теорбах из скорлупы грецкого ореха да на скрипках из миндальной скорлупы — инструменты, как и подобает, соответствовали росту музыкантов; зато настроены они были так точно, а играли на них столь мастерски, что эти концерты веселили сердце.
Когда принцесса вышла из ванны, на нее накинули великолепный халат; одни болванчики шли перед нею, играя на флейтах и гобоях, другие шествовали следом и пели ей славословия. Так она и вошла в покои, где занялись ее туалетом. Болванчики-камеристки вместе с болванчиками-горничными засуетились да забегали, причесывая ее, нахваливая, хлопая в ладоши; никто и не вспоминал больше ни о ее безобразии, ни о юбке из серо-буро-малиновой тафты, не говоря уж о засаленной ленте.
Принцесса недоумевала. «Но кто же, — размышляла она, — кто послал мне столь необыкновенное счастье? Вот я на грани погибели, жду смерти, и никакой надежды, как вдруг я оказываюсь в самом приятном, самом роскошном месте на свете, где все так рады меня видеть!» Она была так умна и добра, что все суетившиеся вокруг нее крохотульки казались ею очарованными.
Каждое утро к ее пробуждению бывали готовы новые платья, кружева, драгоценности; одного было жаль — что она так некрасива. А между тем ее так тщательно наряжали и причесывали, что она, ненавидевшая свою внешность, постепенно переставала считать себя такой уж безобразной. Часа не проходило, чтобы кто-нибудь из болванчиков не пожаловал поведать ей о самых таинственных и любопытных вещах, какие только бывают на свете, о мирных договорах, военных лигах, о предательствах и разрывах влюбленных, о неверности любовниц, о разочарованиях, примирениях, недовольных наследниках, расстроенных свадьбах, старых вдовах, что снова выходили замуж — и опять без толку; о найденных сокровищах, о банкротствах, свалившихся на кого-то деньгах, падших фаворитах, полученных должностях, о ревнивых мужьях и кокетливых женах, о дурных детях, разоренных городах, и чего только еще не рассказывали они принцессе, дабы развлечь или занять ее?