Кабинет фей
Шрифт:
— Ваше Величество, ваше огорченье — наше огорченье; а чтоб скрасить его, примите великодушно наше подношение: заберите всех наших жен с детьми в придачу. Однако принцессе ведь еще не исполнилось двадцати лет, так что это наверняка проделки феи Карабос, а если начистоту, так ваша дочь от Фанфаринета глаз не отводила, а он от нее: должно быть, это Амур сыграл с ними злую шутку.
Услышав такое, королева в негодовании перебила канцлера.
— Думайте, что говорите, сеньор Разболтай, — сказала она, — у принцессы не тот нрав,
Тогда кормилица, слышавшая все это, упала на колени.
— Я поведаю вам, что случилось, — призналась она. — Принцесса заявила, что умрет, если не увидит Фанфаринета. Мы проделали в стене дырочку, в которую она его и разглядела и тотчас же решила, что не желает в мужья никого другого.
Эта новость всех опечалила: было ясно, что канцлер Разболтай оказался весьма проницательным; раздосадованная королева так разбранила кормилицу, молочную сестру, обеих нянек и гувернантку, что, задуши она их, никто бы и слова не сказал.
Наконец адмирал Шапка-Колпак, перебив королеву, воскликнул:
— Вперед, отыщем Фанфаринета! Без сомнения, этот негодяй увез нашу принцессу.
Все захлопали в ладоши и подхватили: «Вперед!» И вот одни пустились в плавание по морю, а другие странствовали из одного королевства в другое, стуча в барабаны и дуя в трубы. Когда вокруг собирался народ, они кричали:
— Кто хочет получить красивую куклу, варенья засахаренного и жидкого, маленькие ножницы, золотое платье и атласный чепчик, пусть покажет нам, куда Фанфаринет увез принцессу Веснянку.
Но все отвечали им только:
— Ступайте дальше, мы их не видели.
Тем, кто поплыл по морю, повезло больше, ибо после довольно долгого путешествия однажды ночью они увидели впереди сияние на воде, точно горел большой плавучий костер: они не осмелились приблизиться и только гадали, что бы это могло быть, как вдруг свет пристал к пустынному Беличьему Острову, ибо это были принцесса и ее возлюбленный с их сияющим рубином. Влюбленные высадились на остров и, дав сто экю золотом лодочнику, распрощались с ним, заставив поклясться головой, что он ничего никому не расскажет.
Первое, что встретилось старику на обратном пути, были королевские суда; завидь он их раньше, мог бы обойти, но адмирал его заметил и отправил погоню; бедняга был таким старым и немощным, что ему не хватило сил грести. Его настигли и привели к адмиралу, который заставил его обыскать: у лодочника нашли сто экю золотом, совсем новых, поскольку монеты отчеканили как раз к свадьбе принцессы. Адмирал подверг старика допросу — тот же, чтобы не отвечать, притворился глухим и немым.
— Так, так, — сказал адмирал, — привяжем-ка этого немого к грот-мачте и отстегаем его кнутом: против немоты лучшего средства нет.
Когда старик увидел, что дела его плохи, он признался, что небесной красоты девушка и благородный рыцарь приказали ему отвезти их на пустынный Беличий
Тем временем Веснянка, уставшая от путешествия по морю, нашла зеленую опушку под густыми деревьями, прилегла под ними и тихонько уснула, но Фанфаринет, скорее голодный, чем влюбленный, поспать ей не дал.
— Вы думаете, сударыня, — сказал он, разбудив ее, — что я смогу долго здесь оставаться? Я не вижу тут никакой еды: да будь вы даже прекрасней самой Авроры, нам и тогда нужно было бы чем-то питаться — у меня слишком длинные зубы и в животе совсем пусто.
— Как же это, Фанфаринет! — воскликнула принцесса в ответ. — Возможно ли, чтобы доказательства моей дружбы не заменяли вам всего на свете? Возможно ли, чтобы ваши помыслы были не только о вашей удаче?
— Скорее уж о моем несчастье! — вскричал тот. — Дай Бог, чтобы вы снова оказались в вашей темной башне!
— Благородный рыцарь, — кротко произнесла принцесса, — умоляю вас не сердиться, я поищу повсюду: быть может, найду какие-никакие плоды.
— Ну и идите себе, — сказал он, — чтоб вас там волки съели.
Огорченная принцесса побежала в лес, раздирая свои прекрасные одежды о колючки, а белую кожу — о шипы; она так оцарапалась, точно играла с кошками (вот какие огорчения приносит любовь к молодым рыцарям). Походив там и здесь, она вернулась и с грустью сказала Фанфаринету, что ничего не нашла. Он повернулся к ней спиной и удалился, ворча себе под нос.
На следующий день поиски возобновились, и тоже безуспешно: три дня они не ели ничего, кроме листьев и майских жуков. Принцесса, ни на что не жалуясь, проявляла куда больше нежности.
— Благом было бы для меня, — говорила она Фанфаринету, — страдай одна только я, и меня бы не пугала смерть от голода, было бы что подать вам к столу.
— Да хоть умрите, мне это все равно, — отвечал посол, — лишь бы у меня было то, что мне нужно.
— Возможно ли, — воскликнула принцесса, — чтобы вас так мало трогала моя смерть? Где же клятвы, которые вы мне давали?
— Есть большая разница, — возразил посол, — между счастливым человеком, которому незнакомы ни голод, ни жажда, и несчастным, обреченным испустить дух на пустынном острове.
— Мне грозит та же опасность, — продолжала принцесса, — но я же не сетую.
— Поделом вам, — резко перебил посол, — вы пожелали покинуть отца с матерью и отправиться на поиски любовных приключений, вот и поглядите, как нам сейчас хорошо!
— Но это все из-за любви к вам, Фанфаринет, — сказала она, протягивая ему руку.
— Я бы без нее прекрасно обошелся, — ответил посол и отвернулся от нее.
Красавица принцесса, вне себя от печали, принялась плакать так горько, что могла бы разжалобить даже скалу; она села под кустом белых и алых роз и долго на них смотрела, а потом вымолвила: