Кабинет фей
Шрифт:
И она заплакала так горько, что растрогала бы любого, уж не говоря о влюбленном принце. Персинет же распахнул дверь так легко, как будто ключ был у него в кармане.
— Я здесь, милая принцесса, — сказал он, — и, как всегда, готов вам служить; не могу я покинуть вас, хоть вы и дурно воздаете мне за мою к вам страсть. — Он трижды ударил волшебной палочкой по мотку, и порванные нити тут же срослись; стукнул еще дважды — и вот уж они аккуратно распутаны и уложены. Тут он спросил, угодно ли принцессе еще чего-нибудь и призовет ли она его когда-нибудь иначе, чем попав в беду.
— Не упрекайте меня, милый Персинет, — сказала она, — я и без того достаточно несчастна.
— Но, милая моя
— Что вы недостаточно меня любите, — призналась она. — Я хочу, чтобы время доказало мне неподдельность ваших чувств.
Персинет удалился, оскорбленный подобными подозрениями.
Вот наконец и солнце зашло, а Ворчунье только того и надо было; тотчас явилась она со своими неразлучными четырьмя фуриями, повернула три ключа в трех скважинах и, не успев еще отворить дверь, говорит:
— Побьюсь об заклад, что эта прелестная лентяйка ни одним из десяти пальцев своих не пошевелила; ей небось больше по нраву поспать, чтобы щечки были порумянее.
Когда она вошла, Прелестница показала ей катушку ниток, и там не к чему было придраться. Только и смогла проворчать злодейка, что принцесса неряха и клубок замарала, и отвесила бедняжке две такие пощечины, что ее бело-розовые щечки сделались сине-желтыми. Что было делать несчастной Прелестнице, — терпеливо снесла она оскорбление; ее снова отвели в каморку и накрепко заперли.
Ворчунья была весьма раздосадована, что проделка с мопсом ниток не удалась. Снова послав за феей, она осыпала ее упреками.
— Да выдумайте же, — говорила она, — хоть какую-нибудь хитрость, с которой бы она никак не смогла справиться.
Фея удалилась и назавтра вернулась с огромной бочкой перьев самых разных птиц: соловьев, канареек, чижей, щеглов, коноплянок, славок, попугаев, филинов, воробьев, голубей, страусов, дроф, павлинов, жаворонков, куропаток; захоти я перечислить всех зараз — не закончить бы мне рассказ; и были оные перья все перемешаны меж собою, так что и сами птицы не могли бы разобрать, которые чьи.
— Вот, — сказала фея Ворчунье, — тут-то вы и сможете испытать ловкость и терпение вашей пленницы: прикажите ей высыпать их, и пусть разложит отдельно павлиньи, отдельно соловьиные, и так далее, чтоб для каждой птицы была своя кучка. Такое и фее не под силу.
Ворчунья так и обмерла от радости, едва представив, как тяжко придется несчастной принцессе. Она послала за нею и, по обыкновению осыпав угрозами, приказала закончить работу до заката и заперла ее на три замка в комнате, оставив одну с бочкой перьев.
Прелестница взяла несколько перышек, но она знать не знала, какие чьи, и бросила снова в бочку. Всё брала и брала оттуда пригоршнями, пока не поняла, что ей не справиться.
— Что ж, умрем, — сказала она в отчаянии. — Здесь желают моей смерти, но она, по крайней мере, прекратит мои горести: не следует больше звать на помощь Персинета; люби он меня, так уж наверное был бы здесь.
— Я здесь, принцесса, — воскликнул Персинет, выходя из-за бочки, за которой прятался. — Я здесь, чтобы выручить вас из беды: как теперь, после стольких знаков внимания и доказательств страсти, усомнитесь вы в том, что я люблю вас больше жизни. — Тут он трижды ударил палочкой, и перья, тысячами вылетая из бочки, сами разложились маленькими аккуратными кучками по всей комнате.
— Как же я обязана вам, Персинет! — сказала Прелестница. — Без вас я бы пропала. Будьте уверены, что я вам несказанно благодарна.
Принц вновь не преминул всё в ход пустить, чтобы уговорить ее осчастливить его; она же просила не торопиться, и, как ни тяжко ему было, он согласился.
Явилась Ворчунья. Немало удивленная увиденным, она не могла вообразить, чем бы еще досадить Прелестнице, и наконец все-таки побила ее, сказав, что перья разложены неаккуратно. Затем снова послала за феей, на которую была страшно зла. Фея, придя в замешательство, не нашлась, что ответить; наконец обещала со всем своим умением изготовить короб, который немало навредит пленнице, если та сумеет его открыть, и несколько дней спустя принесла весьма большой ларь.
— Возьмите, — сказала она Ворчунье, — прикажите вашей рабыне отнести его куда-нибудь да запретите ей настрого открывать его — тогда она не сможет удержаться, и вы будете довольны.
Ворчунья так и сделала. Она сказала принцессе:
— Отнесите этот короб в мой роскошный дворец и поставьте на стол в моем кабинете. Но я запрещаю вам, под страхом смерти, заглядывать внутрь.
Прелестница отправилась в дорогу в деревянных башмаках, холщовых лохмотьях и шерстяном колпаке; кто ни попадался ей навстречу, все говорили: «Это переодетая богиня!» — ведь принцесса и в отрепьях была необычайно прекрасна. Она очень устала. Наконец, увидев на опушке пред небольшим леском весьма приятный луг, присела отдохнуть немножко; а ларь по-дожила к себе на колени; дай-ка, думает, возьму да и открою: «И что бы от этого могло случиться? Ведь я ничего оттуда не возьму, но хоть увижу, что там». И, недолго думая, открыла его; тотчас выскочило оттуда множество маленьких человечков, мужчин и женщин, с крошечными скрипочками, столиками, кухоньками и тарелочками; наконец вышел и самый большой, ростом с палец, а казался меж них великаном. Человечки прыгали на лугу, потом встали в несколько рядов и начали бал, прелестнее которого никто и не видывал: одни танцевали, другие готовили, третьи ели, а маленькие скрипачи наигрывали чудесную музыку. Прелестница сначала с удовольствием смотрела на такое диво-дивное. Потом это ей немного наскучило, но стоило ей только попытаться заставить всех человечков попрыгать обратно в короб, как не тут-то было: маленькие господа и дамы разбегались, скрипачи тоже, а повара, взвалив на плечи вертела, а на головы — кастрюли, стремглав добегали до леса, пока принцесса гонялась за ними по лугу, и возвращались на луг, только она добежит до леса.
— О слишком нескромное мое любопытство! — молвила, заплакав, Прелестница. — Сыграло ты на руку моему недругу! Единственная беда, от которой я сама могла бы уберечься, — и вот она со мною случилась! Увы, нет таких упреков, которых бы я не заслужила! Персинет! — воскликнула она. — Персинет! Коли можете вы еще любить принцессу столь неосторожную, придите и помогите мне в этом досаднейшем приключении!
Персинет не заставил долго себя звать: тут как тут, вырос прямо перед нею всё в том же роскошном зеленом наряде.
— Кабы не злая Ворчунья, — сказал он, — вы бы вовсе и не подумали обо мне, принцесса!
— Ах, судите справедливее о моих чувствах, — отвечала она. — Я ни безразлична к заслугам, ни неблагодарна к благодеяниям; да, я испытываю ваше постоянство, но лишь дабы увенчать его, когда совершенно в нем уверюсь.
Персинет, довольный, как никогда, трижды стукнул палочкой: тут же маленькие господа, дамы, скрипачи, повара да и само жаркое — всё вернулось в ларец, будто и не выходило из него. Коляска его стояла неподалеку; он предложил принцессе в нее сесть, чтобы добраться до роскошного замка Ворчуньи; этот экипаж пришелся как нельзя кстати, сделав ее невидимкой; управлять же с радостью сел сам Персинет, и моя хроника утверждает, что принцесса не осталась безразличной к такой приятной компании, но затаила это в своем сердце и старательно скрывала свои чувства.