Как ограбить швейцарский банк
Шрифт:
– Ничего. Но завтра меня с ней свяжут. Сальвиати растолковал Контини идею Марелли.
Воспользоваться перевозкой наличных, чтобы завладеть ими, извлечь выгоду из того, что операция будет проходить в режиме предельной конфиденциальности.
– Конфиденциальность, это да, – заметил Контини, – но тебе не кажется, что дело малость рискованное? Если там десять миллионов, они уж постараются за ними присмотреть.
– По-видимому, у Марелли будут все сведения о сроках и обеспечении безопасности. Всего они проведут с десяток перемещений, каждый раз – несколько миллионов франков,
– Что-то вроде ограбления à la carte. [19]
– Более или менее.
Контини опорожнил бокал и поставил его на столик. Потом взглянул Сальвиати в глаза:
– Но ты решил уступить шантажу?
– Почти, – ответил старый грабитель. Контини посмотрел на него вопросительно.
– Скажем так: я хотел бы попытаться понять, где моя дочь, и освободить ее. Если мне это не удастся… что я могу сделать?
Молчание. Контини уже знал, о чем его спросит Сальвиати, и упредил его вопрос.
– Я могу помочь тебе в поисках дочери. Сальвиати медленно кивнул. Потом пробормотал:
– А если не удастся…
– Если не удастся, посмотрим. Я не полицейский, уже говорил тебе. Но рискованно это, Жан… Очень рискованно.
– Если не хочешь…
– Не говори этого.
– Мм.
После этого мычания Сальвиати разговор угас. Каждый погрузился в свои мысли. Хотя они не произносили ни слова, диалог продолжался. Каким-то образом двое мужчин рассказывали друг другу о последних десяти годах жизни.
В таком состоянии их и застала Франческа. Два силуэта на веранде, высеченные отблесками лампы, неподвижные. Она остановилась на пороге и покашляла. Ни тот ни другой не вздрогнул, словно они ожидали, что их прервут.
– Франческа, – сказал Контини, – знакомься, это Жан Сальвиати. Старый друг.
Сальвиати встал.
– Очень рад. – Он слегка поклонился. – Элия не говорил мне… Простите за позднее вторжение.
Элия.
Франческа не ответила ничего, но заметила, что гость обращается к Контини по имени. Еще ее поразили слова «старый друг». У Контини было мало друзей, и Франческа думала, что знакома со всеми. Контини понял, что она озадачена, и сказал:
– Мы не виделись что-то около десяти лет.
– Ага, – Сальвиати улыбнулся. – Уйму времени.
Франческа поняла, что эти двое слеплены из одного теста. Не виделись многие годы, а теперь сидят тут, как коллеги по работе во время перерыва на кофе. Франческа была уверена, что они даже не обнялись. Улыбнувшись про себя, она сказала:
– Должно быть, вы рады встрече! А повод какой, спустя столько времени?
– Это длинная история… – пробормотал Сальвиати.
– Знаешь, Франческа, – Контини подошел к ней и коснулся ее плеча, – в ближайшее время мне надо будет помочь Жану в одном важном деле.
Жану. Франческа удивлялась все больше.
– В важном деле? – спросила она, приобняв Контини. – В каком же?
Контини обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза. Франческа поняла, что он не шутит. Он заговорил тихо, медленно:
– Его дочь похитили. Если мы ее не найдем, Жану придется украсть деньги.
8
Лука Форстер не был швейцарцем, как, впрочем, и американцем, англичанином или итальянцем. Вообще-то у него было несколько паспортов. И только самые осведомленные люди знали, какой из них подлинный. И может быть, сам Форстер не знал родного языка своей матери.
Работал он в основном скупщиком краденого. Ведя машину вниз по серпантину с Корвеско, Контини пытался составить представление об этом человеке. У него много связей в разных странах – впрочем, он довольствуется процветанием в тени более могущественных структур.
Контини поднял окошко, прежде чем выехать на автостраду. Он жил в Корвеско, в районе Сопраченери, и каждый день ездил на работу в Парадизо, маленький поселок рядом с Лугано. Неподалеку оттуда, на холме, находился офис Форстера.
Форстер. Контини предпочел бы не иметь с ним дело. Но он не мог идти на попятную. С Сальвиати он познакомился пятнадцать, а может, двадцать лет назад. Это была другая жизнь. Сальвиати тогда еще не сел в тюрьму, он был вором и мошенником. Контини трудился в газете и только начинал подрабатывать сыщиком. Все так и шло, пока, следя за одной виллой в Асконе, он не навлек на себя кучу неприятностей. Ну, просто для разнообразия. Но в тот раз без помощи Сальвиати Контини бы пропал…
Однако хватит воспоминаний. Контини поставил кассету Жака Бреля и попытался думать о событиях последнего времени. Но старые французские песни впитывают в себя все – как губки. «Ni ces départs, ni ces navires, ni ces voyages qui nous chavirent…» [20] Контини понял, что вымарывать память бесполезно. Ничто не забывается. «On n\'oublie rien de rien, on s\'habitue, c\'est tout». [21]
Он поставил машину на берегу озера в Парадизо, рядом со своим офисом, – в этом доме некогда жили рыбаки. Напротив был небольшой мол с весельной лодкой, вышедшей на пенсию после многолетних изнурительных трудов. Сыщик надел спортивную куртку, на голову нахлобучил соломенную шляпу. Закинул в рюкзак бутылку пива, колбасу и немного хлеба. Наконец столкнул в воду лодку и приступил к охоте.
Был час дня, солнце светило вовсю, ветер выметал с неба стаю рваных облаков. Контини засучил рукава рубашки и стал грести от берега, между парусниками и моторками. Он прошел несколько сотен метров и остановился, покачиваясь на невысоких волнах, подернутых пеной. Через пару минут он достал маленький бинокль и направил его на небо. Поводил им во всех направлениях. Глянул на Монте-Бре, потом – на пристани Парадизо и выше, на сверкающие окна отеля «Сплендид» и дома на холме.
Лука Форстер. Когда он вошел в комнату, Контини узнал его по темным усам. Форстер уселся за письменный стол, повернувшись спиной к панорамному окну. Перед ним расположился клиент – араб, судя по внешности. Клиент был в солнечных очках.
Контини видел, как они что-то обсуждают, встают и садятся, подписывают документы. Кто-то принес поднос с чаем. Наконец Форстер и араб пожали друг другу руки и попрощались очень сердечно. Потом появились другие посетители, снова чай и снова – теплые прощания.