Как ограбить швейцарский банк
Шрифт:
– Do you want to dance? [34]
– Как тебя зовут? – спросил Контини.
– Меня зовут Виола, – ответила девушка по-итальянски.
Сыщик поглядел на нее пару секунд, потом пробормотал:
– Почему бы и нет?
На танцполе были еще две пары. Одна состояла из мужчины лет сорока, очень загорелого, и блондиночки с высокой грудью и умопомрачительными ногами. Он кружил ее по танцполу осторожно, как мажордом, держащий чайник из хорошего сервиза. Другая пара выглядела более обыденно: он – лет шестидесяти, в цветной рубашке, она – мулатка, которая, казалось, была готова в любой момент прыснуть со смеха.
Виола прижалась к Контини. На ней было обтягивающее блестящее платье, которое оставляло плечи открытыми и заканчивалось гораздо выше колен. Он в своем костюме из жатого льна, в тонком черном галстуке выглядел как бандонеонист, ошибившийся заведением. Виола шептала ему прямо в ухо:
– Тебе нравится здесь?
Контини почувствовал ее обволакивающий маневр. Руки Виолы на спине, губы – на шее, таз так и бьется о него. Он попытался направить ее поближе к краю танцпола и спросил:
– Ты подруга Жана Сальвиати?
Жители Швейцарии знают, что такое богатство. Даже те, у кого денег нет. Деньги постоянно рядом – выглядывают из витрин, летят с кредитных карт в банкоматы. Житель Швейцарии не может, проходя мимо банка, удержаться от мысли, что там внутри – краденое. Большинство людей ограничивается мечтой выиграть в лотерею или украсть миллион франков. Потом время от времени кто-то угадывает шесть цифр подряд в лотерее. А кто-то грабит банк.
Анна пылко излагала свою теорию. Муж посмотрел на нее и сказал:
– Ты не в своем уме.
– Но это правда, – парировала она. – Вовсе не я это придумала.
Тем утром они встали рано. Был конец августа, и надвигался новый учебный год. Филиппо каждый день ходил на классные собрания, а Анна сидела над каталогом последних приобретений городской библиотеки. Однако за завтраком, помешивая свой овомальтин, [35] Анна дала волю фантазии.
– Это ограбление! – крикнула она; муж, еще в пижаме, как раз выжимал апельсин. Он обернулся и спросил:
– По-твоему, это смешно?
– Иллокутивный акт, – объяснила чуть позже Анна, намазывая масло на ломоть черного хлеба.
Филиппо только вздохнул.
– Это тип высказывания, который семиотики называют «иллокутивным», – сказала Анна. – То есть лингвистическая форма, которая осуществляет действие по той простой причине, что оно совершается.
Филиппо посмотрел на нее так, словно она продекламировала считалку на суахили.
– Да это же просто! – не отступала Анна. – Пример – когда священник или мэр говорит: «Вы муж и жена», и они становятся супругами.
– Не сыпь мне соль на рану… – пробурчал Филиппо.
– Не остроумно! В шестидесятые годы знаменитый грабитель Хорст Фантаццини обчищал банки, не прибегая к оружию. Ему достаточно было облокотиться о кассовую стойку, поглядеть на сотрудницу и учтиво так произнести: это ограбление. Она отдавала ему деньги, и он спокойно уходил.
Филиппо поднял глаза от тарелки и сказал:
– Эту историю я никогда не слышал. Где прочитала?
– Я провела изыскания об ограблениях. Знаешь, не могу поверить, что нам предстоит сделать что-то незаконное!
– Да, – Филиппо помрачнел. – Я тоже не могу в это поверить.
– Не говори мне, что ты передумал. Мы делаем это для Жана.
– Да знаю, знаю. Но согласись, такое выпадает не каждый день. Человек, с которым мы общаемся во время отпуска, звонит к нам в дверь и говорит: я вор, похитили мою дочь, мы должны обчистить банк.
– Ну да, правда… Но ты ведь ему веришь?
– Конечно. Я не собираюсь отступать. Но, Анна, те-то не шутят! Это не игра, и, если что-то кончится плохо…
– Ох, но можно ли всегда быть пессимистами? И в любом случае Жан сказал, что нам отведена роль второго плана. В сущности, пока он хочет, только чтобы мы сделали фотографии.
– Это так, – Филиппо вытер рот, отодвигая стул. – Кстати, когда мы их сделаем?
– Я думала, после обеда. Нам нужно снять вход в банк и все прилегающие улицы.
Анна говорила быстро, убирая посуду со стола. Мужу она напоминала девочку, которая готовится к пикнику. Он схватил хлебную корзинку и спросил:
– А как ты думаешь это делать? Не каждый день бывает, чтобы кто-то решил пофотографировать офис «Юнкера».
– Я уже все продумала, – сказала Анна, – и разработала план.
Филиппо снова опустился на стул, кладя хлеб перед собой. Открыл рот, закрыл. Потом решился и спросил:
– Ты разработала… план?
– Да, я спросила твою сестру, не одолжит ли она мне Джиджи на пару часов. Если я сделаю вид, что фотографирую ребенка, никто ничего не заметит.
– Мм… – Филиппо играл хлебным ножом. – Будем надеяться.
– Это безукоризненный план!
– Точно безукоризненный?
– Да, да! Я еще составила поминутный график. Хочешь посмотреть?
Филиппо только поднял глаза к небу.Если, двигаясь от трамвайной остановки «Централь» в Цюрихе, пересечь мост над Лимматом, можно попасть на узкую улицу, идущую по берегу реки. Туристы особенно любят фотографироваться здесь на память. С определенного места улица забирает вверх, пока не доходит до небольшой площади, которая называется Линденхоф.
Оттуда видны река и Старый город. Можно поиграть в шахматы на досках, нарисованных на асфальте, или посидеть на каменной стене, созерцая вид.
Этим и занимались Контини и Виола. Только вот вместо того, чтобы наслаждаться видом, они говорили о деньгах.
– Это вам обойдется дорого, – сказала Виола.
– Мы можем заплатить, – отозвался Контини, – но важно не допускать ошибок. У нас будет только одна возможность.
– Если вы устроите мне встречу с тем человеком, я уж его зацеплю.
– А если он откажется?
– Кто привык платить, не отвергнет ту, что за бесплатно.
– Важно, чтобы ты сумела оказаться у него дома. Не соглашайся ни на какие другие предложения.
– Эй, спокойно! Я ведь не в первый раз этим занимаюсь!
Контини кивнул. Он размышлял, заметно ли со стороны его замешательство. Прошлой ночью он объяснил Виоле затею в общих чертах, а теперь посвятил ее в подробности. Сальвиати считал Виолу славной девушкой, достойной доверия. И на Контини она произвела хорошее впечатление. Не нравилась ему операция в целом.
– Ты ведь понимаешь, что мы сильно рискуем?
– Еще бы, – произнесла она, – но это риски мнимые. Твой друг Сальвиати организовывал штуки посерьезнее, в старые времена…
– Могу себе представить…
– И все же мне такая работа очень кстати… Уже на пенсию пора, и приходится откладывать каждый сантим!
Контини обернулся посмотреть на площадь. Ее затеняли большие липы, от которых пахло летом, послеполуденным загородным ничегонеделаньем, когда сидишь в тени. На скамейках расположились дети с книгой, несколько пожилых пар. Собака виляла хвостом подле двух игроков в шахматы.
– А потом что будешь делать? – спросил Контини.
– Ой, не знаю! – Виола рассмеялась. – Думаю, вернусь в свой городок… У моей двоюродной сестры салон красоты в Апулии – может, смогу ей помочь. Что-нибудь найду.
Контини закурил сигарету. Они прояснили все целиком и полностью, но он чувствовал какую-то вялость. Будь его воля, он бы так и сидел на этой площади, час за часом, слушая шелест лип и глядя на реку.
– А ты, – спросила, в свою очередь, Виола, – ты чем занимаешься? На делового, по-моему, непохож.
– Да, я не из них. Помогаю Сальвиати.
– Это ведь его последнее дело, да?
– Да, – Контини скорчил гримасу, – скажем так.
– О, я не хотела сглазить. Все пройдет отлично! Оба идем на последнее дело, только посмотри, какое совпадение! А ты – на первое!
Контини натянуто улыбнулся. Потом встал и надел соломенную шляпу, которую прежде положил на стену. Сказал:
– Мне надо идти.
– А я еще немного побуду тут, – ответила Виола. – До встречи!
Контини вернулся на остановку «Централь». Поехал на третьем до Штауффахер, а потом на восьмерке до Гельвеция-платц. Затем прошелся по Лангштрассе. Дошел до остановки тридцать второго, не обращая внимания на происходящее вокруг. Обычно он был хорошим наблюдателем, ему нравилось созерцать людей и пейзажи. Но в последние дни его осаждали собственные мысли, одни и те же.
Он позвонил в звонок магазина «Инфо 3000»; открыл ему друг Сальвиати, компьютерщик со вздыбленными волосами.
– А, кого мы видим! – поздоровался он. – Вот и сыщик! Ну, как прошло?
– Хорошо. Где Сальвиати?
– Сюда, сюда. – Джотто Распелли повел сыщика в заднюю комнату. – Мы изучали модели видеокамер.
Сальвиати склонился над чем-то вроде палмтопа. Он поднял глаза и улыбнулся:
– Элия! Все хорошо? Вы договорились? Контини кивнул.
– Мы тут изучаем технологию. Этой модели не было в мои времена. Видеокамеру можно спрятать везде, она размером с монету, видишь? Тридцать, на двадцать восемь, на восемнадцать миллиметров, но изображение четкое. Посмотри на картинку, это экран с высоким разрешением ТФТ…
– Ага, ага, – Контини едва взглянул на устройство. – Знаешь, Жан, сколько правонарушений мы собираемся совершить?
Сальвиати поднял глаза. Распелли в своем углу усмехнулся. Контини говорил тихо.
– Преступный сговор, обольщение, взлом, вторжение в личное пространство, промышленный шпионаж, кража со взломом…
– Знаю, – прервал его Сальвиати и разом посерьезнел. – Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, мне приятно вовлекать Виолу в эту историю?
– Это… это… – Контини не находил нужного слова.
– Это свинство! – Сальвиати рассвирепел. – Свинство, давай говори! Но мы не можем действовать иначе, ты ведь знаешь! Я пытался по-другому, ты пытался, да и до сих пор пытаешься! Но Лину не нашли, Марелли исчез! Моя дочь в руках у Форстера, Элия, а этот, если потеряет терпение…
Контини какое-то мгновение молчал. Потом произнес:
– Покажи-ка мне эту видеокамеру.19 Адвокатский инстинкт
Лука Форстер ненавидел адвокатов. Честных, а еще больше – нечестных. И все же представители второй категории были всегда готовы протянуть ему руку помощи. Закрыть глаза на его деятельность в качестве вора, скупщика краденого, ростовщика, эксплуататора и шантажиста. Когда дела идут плохо, нечестный адвокат первым поймет его. Только вот, когда он подает руку помощи, вдруг обнаруживаешь там нож.
Работал кондиционер, и в офисе было приятно. За панорамным окном сквозь щели жалюзи виднелся голубой покров озера и неба. Внутри – прохладно. Попивали холодный чай и говорили о делах.
– Понимаете, господин адвокат, нельзя рассчитывать, что тот, у кого сумма оборота такая, как у меня, будет производить ряд платежей наличными.
– Главное, чтобы вы их произвели, господин Форстер, – сказал адвокат Берти. – Но должен напомнить вам, что кредиторы несколько спешат.
– Я же сказал, что скоро у меня будут свободных восемьсот тысяч франков. Заплачу сразу и наличными, без проволочек.
– Да, но… Эти деньги, под какие гарантии они поступят?
Форстер провел рукой по усам. Ему пришлось мысленно повторить фразу, чтобы понять смысл слов. Деньги. Гарантии. Эта склизкая крыса говорит, что его деньги грязные.
И это правда. Теми деньгами, что придут в «Юнкер», нельзя будет воспользоваться немедленно. Прежде надо пропустить их через систему, очистить. Нетрудное дело для Форстера: он владел небольшой сетью ресторанов, предназначенных для этой цели. Достаточно было раздуть доходы и прикарманивать разницу, прихватывая деньги потихоньку. Но требовалось время.
– У меня будут все гарантии, не беспокойтесь. Важно не делать все в постоянной спешке. Мне нужно скоординировать разные области деятельности и…
– Господин Форстер.
Черные глазки адвоката блестели за круглыми очками в золотой оправе. Форстер нахмурил брови.
– Что такое?
– Господин Форстер, давайте без обиняков. Я посредник между вами и компанией «К-Инвестмент CA», представляю интересы обеих сторон. Но «К-Инвестмент» считает нужным отказаться от вашего вклада. Я тут мало что могу сделать, понимаете?
Адвокаты обладают особым инстинктом. И чем более они нечестные, тем он у них острее. Они как крысы, которые знают, когда корабль пойдет ко дну. Всего пару лет назад Берти ни за что не позволил бы себе так с ним обходиться.
– Вас не затруднит передать руководителям мою просьбу о встрече? – спросил Форстер, который умел сохранять спокойствие. – Мы могли бы уладить наши разногласия, я мог бы предложить свои идеи по поводу некоторых инвестиций, которые…
– Господин Форстер.
Снова этот вкрадчивый тон. Форстер ненавидел его.
– Слушаю.
– Я видел, что недавно вы брали средства из кассы на текущие расходы. Небольшие суммы, на не вполне понятные проекты. Так вот, при долге в восемьсот тысяч франков это представляется мне излишне смелым поступком…
– У меня сейчас в работе один конфиденциальный проект, господин адвокат.
– Да?
– Веду переговоры с польским бизнесменом, который должен обеспечить с десяток торговых точек в Восточной Европе. Но мне пришлось выплатить ему аванс, для начала, в качестве поощрения.
– Я бы бросил это дело.
Не сомневаюсь, ублюдок. У тебя не хватило бы смелости. Форстер был преступником до мозга костей. И что ж, да, он был из тех, что не боятся запускать руки в мусор. Но эти адвокаты с детьми и мини-вэнами, эти отцы семейств, которые живут мусором, но прикасаются к нему в перчатках, эти змеи, эти… они ему отвратительны, да он плюет на них!