Как стать оруженосцем

Тимофеев Сергей Николаевич

Но насколько все это серьезно? Когда мессир Филипп По дает обет на время турецкого похода оставить свою правую руку не защищенной доспехом, герцог велит к этой (письменно зафиксированной) клятве приписать следующее: "Не угодно будет грозному моему господину, чтобы мессир Филипп По сопутствовал ему в его священном походе с незащищенной, по обету, рукою; доволен будет он, коли тот последует за ним при доспехах, во всеоружии, как то ему подобает". Так что на это, кажется, смотрели серьезно и считались с возможной опасностью. Всеобщее волнение царит в связи с клятвою самого герцога.

Некоторые, более осторожные, дают условные обеты, одновременно свидетельствуя и о серьезности своих намерений, и о стремлении ограничиться одной только

красивою формой. Подчас обеты близки к шуточному пари, вроде того, когда между собою делят орех-двойчатку -- бледный отголосок былого. Элемента насмешки не лишен и гневный Voeu du hИron: ведь Робер Артуа предлагает королю, выказавшему себя не слишком воинственным, цаплю, пугливейшую из птиц. Когда Эдуард принимает обет, все смеются. Жан де Бомон, -- устами которого произносятся приведенные выше слова из Voeu du hИron, слова, тонкой насмешкой прикрывающие эротический характер обета, произнесенного за бокалом вина и в присутствии дам, -- согласно другому рассказу, при виде цапли цинично клянется служить тому господину, от коего может он ожидать более всего денег и иного добра. На что английские рыцари разражаются хохотом. Да и каким, несмотря на помпезность, с которой давали Voeux du faisan, должно было быть настроение пирующих, когда Женне де Ребревьетт клялся, что если он не добьется благосклонности своей дамы сердца перед отправлением в поход, то по возвращении с Востока он женится на первой же даме или девице, у которой найдется двадцать тысяч крон... "коль она пожелает". И этот же Ребревьетт пускается в путь как "бедный оруженосец" на поиски приключений и сражается с маврами при Гренаде и Сете".

...Наутро двое из путешественников остались, по большому счету, без завтрака, поскольку за то недолгое время, пока они плескались в потекавшем неподалеку ручье, разводивший костер прожорливый Рамус отправил внутрь себя остатки оленины, оставив спутникам по копченой рыбине и доброму куску хлеба. Сэр Ланселот собрался было заслуженно наказать вечного студента, очевидным образом объевшего товарищей, однако тот поставил условием: он согласен принять наказание в том случае, если один эпизод из его бурной жизни не заставит этих самых объеденных товарищей улыбнуться. Поскольку пять минут смеха, как известно, заменяют жареного фазана. На целого фазана он, конечно, не претендует, но на ножки, или, там, крылышки, попробует.

Когда он учился в одном университете (было бесполезно уточнять, в каком именно), среди них имелся один студент, по причине своей беспутности постоянно становившийся предметом жалоб со стороны добропорядочных горожан. Какое-то время ему удавалось оправдываться, - и, должно признаться, это у него получалось мастерски, - но, в конце концов, он был изгнан "за плохое поведение", что вызвало дикое удивление даже у тех, кто и в самом деле вел себя плохо. Оставшись без средств к существованию, - в университете он мог хотя бы подъедаться, а уж откуда он взял деньги на обучение, про то никто не имел ни малейшего понятия, - этот самый студент пристроился работником в какую-то городскую таверну, где, благодаря природному таланту вывернуть любую ситуацию себе на пользу, предполагал задержаться надолго. Конечно, его выкинули и оттуда, но прежде я сам стал свидетелем одной его проделки, когда наведался в эту таверну поужинать. В тот вечер на ужин подавали рыбу, и один из очень прилично одетых посетителей заказал себе большую треску. Но, поскольку время было позднее, а посетителей не ожидалось, этой самой большой треской студент-официант распорядился в свою пользу и уже успел уничтожить половину. Другой, на замену, не было. Мы как раз сидели в кладовой, когда хозяин громким голосом велел нести заказ.

Ситуация, на мой взгляд, складывалась безвыходная.

Однако мой товарищ, ничтоже сумняшеся, уложил остатки рыбины на блюдо, целой стороной вверх, и уверенно направился к заказчику, прихватив свободной рукой кувшин вина. Поставив блюдо на стол, он посоветовал посетителю начать с прекрасного вина (каковое и в самом деле было таким), ибо только в этом случае он сможет получить от ужина истинное наслаждение.

Посетитель отнесся к его совету с должным вниманием, а бывший студент, тем временем, вернулся в кладовую, где я с нетерпением ожидал долженствующего вот-вот разразиться скандала. И он не заставил себя ждать.

Выпив вино, посетитель ухватил поудобнее треску, и тут же обнаружил ее половинчатость. Не веря самому себе, он развернул рыбу обратной стороной и увидел торчащие кости. Продолжая не верить, он позвал хозяина, чтобы тот освидетельствовал поданный заказ. У хозяина глаза полезли на лоб, он поначалу потерял дар речи, после чего взревел, призывая моего товарища. Я постарался забиться в самый дальний угол, пожалев, что не ушел раньше, прежде изданного хозяином рыка, в то время как товарищ направился к столу совершенно спокойно. И так же спокойно выдержал обрушившийся на него шквал гневных выражений и размахивание над головой злополучной треской.

Наконец, улучив минуту затишья, он произнес, обращаясь к заказчику:

– Ваша милость вино пили?

Тот ответил утвердительно, не понимая, к чему такой вопрос. Хозяин тоже стих.

– Так вот, пока вы пили вино, вашу рыбу кто-то ел, - заявил мой товарищ.

– То есть как это - ел?

– А так. Снизу. Неужели вы хотя бы на мгновение могли представить, чтобы я позволил себе подать на стол неполноценный продукт?

Ошеломленный наглостью ответа и невозмутимым видом отвечавшего, посетитель, тем не менее, на всякий случай заглянул под стол.

– Но там никого нет...

И тут слово взял мой товарищ. Он очень доходчиво и красноречиво объяснил, что всем известные муравьи, термиты, или, скажем, пирании, оставаясь совершенно незаметными по причине малых размеров, тем не менее, способны в считанные мгновения обглодать куда больший объект, нежели имеющаяся в наличии треска. Он, мол, сам был свидетелем тому, как один студент не смог влезть на дерево, поскольку упомянутые термиты мигом съедали ту часть ствола, на которую тот успевал подняться. А другие слопали королевский корабль, пока король со свитой поднимался на его борт по сходням... В конце концов, об их бесчинствах можете спросить любого королевского казначея, он вам такое порасскажет... Бывший студент сыпал примерами как из дырявого мешка, и закончил тем, что за полученным заказом нужно следить самостоятельно. От него требовалось - что? Чтобы он принес. Он и принес. А дальше - не его забота, что посетитель со своим заказом будет делать. Самому съесть, или кому-нибудь скормить - его не касается.

Хозяин, независимо от того, поверил он этому объяснению или нет, принял сторону слуги, поскольку оно, это самое объяснение, в будущем сулило его заведению определенную прибыль.

В общем, дело кончилось тем, что, пользуясь численным превосходством, с посетителя было содрано столько, сколько полагается, а в таверне появилось нововведение - полпорции. То есть, во избежание происшествий со всякими термитами, требуемое можно было получить сразу в половинном виде. За половину цены. Или чуть больше половины. Причем недоеденное одним заказчиком сегодня можно было завтра выдать за половину порции... Впрочем, - спохватился Рамус, - это только мое предположение.

– За что же твоего товарища выкинули?
– спросил Владимир.

– За идею. В том смысле, что когда хозяин предложил ему поучаствовать в таверне на паях, товарищ запросил за свою идею

большую половину

выручки.

– Наверное, именно с тех пор ты и ешь так быстро, - попробовал поддеть его Владимир.
– Чтобы никто не опередил тебя снизу.

– Ну да, - простодушно ответил Рамус.

Кстати сказать, в процессе рассказа он забрал у Владимира его рыбину для наглядной демонстрации и как-то незаметно съел ее сам.