Как убить рок-звезду
Шрифт:
– Мне нельзя было приходить, – сказал он.
Потом все происходило очень быстро. Через секунду мы уже целовались, падая на кровать. Потом раздевались. Пол был надо мной и во мне. Что-то яростное было не в том что, а в том, как он все делал.
Я открыла глаза и поняла, что он все еще не снял свою дурацкую оранжевую шляпу. Я хотела стащить ее с его головы, но он схватил меня за руку.
– В чем дело? Неудачная стрижка?
– Что-то вроде того, – ответил он, но в голосе не слышалось
Я обхватила его ногами и почувствовала, как он напрягся перед тем, как кончить, и отпустила его, только когда он отпустил меня.
Я лежала и смотрела на тень креста на стене комнаты, образованную пересекающимися за окном проводами.
– Мне так много надо сказать тебе.
– Ш-ш…
Он прижал меня к себе и обвился вокруг моего тела.
– Не надо разговоров. Не сегодня. Я просто буду держать тебя, хорошо?
Когда я проснулась, то, еще не открывая глаз, поняла, что Пол ушел. Я тут же набрала его номер и оставила сообщение с просьбой перезвонить.
Я собрала диван и взяла телефон с собой в ванную, боясь, что он позвонит, когда я буду в душе. Я уже одевалась, когда услышала стук в дверь, и побежала открывать, намотав на голову тюрбан из полотенца. Я надеялась увидеть Пола с кофе и завтраком, но на крыльце стоял Лоринг.
Он зашел и огляделся вокруг.
– Майкла с Верой еще нет?
Мне показалось, что это странное начало для разговора, учитывая то, как мы расстались вчера.
– Нет. Они вернутся в понедельник. А что?
Он тяжело вздохнул, присел на краешек дивана и уставился на какую-то точку на ковре.
– Я должен тебе что-то сказать.
Я сняла с головы полотенце, и вода с волос закапала мне на плечи.
– Я тоже должна тебе что-то сказать. О Поле.
– О Поле? – Он наклонился ко мне, будто его качнуло ветром. – Ты уже знаешь?
– Знаю что?
У него опустилось лицо.
– Элиза, о чем ты говоришь?
– Пол приходил сюда ночью… – Я говорила покаянным тоном, чтобы он понял, что дело не ограничилось просто визитом.
Лоринг сразу же обнял меня и прижал к себе, как всегда прижимал близнецов, когда они плакали, слегка покачивая и целуя в макушку. Это было очень странно и напоминало тот поток сочувствия, который обрушился на меня, когда я вернулась в школу после того, как погибли родители.
Фендер начал царапать лапой дверь, а через секунду она открылась, и вошли Вера с Майклом, похожие на два огородных пугала, простоявшие ночь под сильным штормом. Майкл с Лорингом обменялись мрачными взглядами, а у Веры были красные заплаканные глаза.
– Я только что пришел, – сказал Лоринг и добавил, что ночью здесь был Пол.
– Что? – Майкл вскинул голову. – Он был здесь? Этой ночью?
Он
– Что происходит?
– Элиза, – у него было мертвенно-бледное лицо, – это случилось сегодня утром…
Меня начала бить сильная дрожь, а глаза наполнились слезами. Авария, подумала я. Пол попал в аварию. Я представила самолеты, сталкивающиеся в воздухе, грузовик, переехавший такси, ограбление, террористический акт.
– Что-то плохое? – спросила я, с трудом дыша. Майкл плотно сжал губы. Он будто не хотел выпускать наружу слова.
– Да, – он едва открывал рот. – Очень плохое.
Часть третья
Иногда приходится умереть, чтобы продолжать жить, или Почему под дождем остаются как раз те, кто больше всего нуждается в укрытии?
– Самоубийство.
Он произносил слово и понимал, что оно значит, но в тот момент был слишком зол, чтобы почувствовать его по-настоящему. Зол на Пола за то, что он выбросил полотенце, и за то, что именно Майклу приходится сообщать об этом Элизе.
Она трясла головой и не утирала слез, катящихся по щекам.
– Нет, – повторяла она. – Нет…
Майкл не мог на нее смотреть. Он еще несколько раз повторил это слово, чтобы вколотить его себе в мозг, чтобы наконец поверить.
Самоубийство. Самоубийство.
Так ему сказали полицейские. Так повторят газеты. Пол Хадсон больше не был человеком, он стал еще одним «прыгуном».
Похоже, никого не удивило то, что очередной псих сиганул с Бруклинского моста. Даже если этому психу оставалось сделать только три шага вперед и два назад для того, чтобы стать звездой, мир все равно будет судить его и назовет дураком.
Они никогда не поймут. Ни сегодня, никогда.
История может быть жестокой, как тиран на детской площадке.
Майкл не знал, что и как сказать ей. И он просто произнес слово, которое репетировал всю дорогу от аэропорта до дома.
Элиза начала плакать еще до того, как его услышала. Потом она встала, пятясь дошла до угла комнаты и вжалась в него так, что ее тело образовало треугольник.
Она тянула себя за рубашку, будто желая сорвать ее.
– Как? – прошептала она наконец, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Майкл посмотрел на Веру, которая не отрывала взгляда от Лоринга, неподвижно стоящего у самой двери. Он казался уверенным и решительным, и Майклу захотелось, чтобы Лоринг выступил вперед и перевел разговор на себя.