Как убить рок-звезду
Шрифт:
Я уже собралась пошутить на тему, что Пол не возражает, когда его трахают, но почувствовала удушье, только подумав на эту тему. Я глубоко вздохнула и сфокусировалась на Филиппе Оксфорде.
«Это меня совершенно не касается», – сказала я себе.
– Элиза, я не знаю, что рассказывал тебе Майкл о том, что последнее время происходит с Полом, но…
– Майкл ничего не рассказывает мне о том, что происходит с Полом. Майкл не упоминает его имени в моем присутствии.
– Ну, мягко говоря, Пол очень сильно достал Винкла, и теперь тот сделал целью своей жизни утопить его в дерьме.
– Ты хочешь сказать, что Винкл собирается сгноить «Бананафиш» на полке только потому, что обиделся на Пола? В конце концов эта игра ему надоест.
– Пару недель назад я позвонил Винклу и сказал примерно то же самое. Через десять минут этот ублюдок прислал мне факсом страницу контракта, на которой говорилось, что сделка может быть расторгнута только в случае смерти или инвалидности артиста. В принципе он этим сказал, что если Пол не запишет альбом так, как этого
Филипп Оксфорд утверждал, что, перед тем как самолет начал падать, в салоне было столько дыма, что он не мог разглядеть светящуюся надпись над аварийным выходом. Самолет ударился о землю и несколько раз подпрыгнул. Но Фил был готов. Он открыл дверь еще до того, как самолет полностью остановился. Он первым выпрыгнул из него.
– Помоги мне, Элиза. Времени почти не осталось.
– Я ничего не могу сделать.
– Ты единственный человек, которого Пол может послушать. Хотя бы постарайся привести его в чувство.
Я закусила щеку и уставилась на фотографию Филиппа Оксфорда. У него была дурацкая беззаботная улыбка, и, глядя на него, было трудно представить, что он сможет выбраться из спального мешка, не говоря уже о горящем самолете.
– Поверь, что я – последний человек, с которым Пол захочет разговаривать.
Я отложила газету. Мне срочно надо было найти место, куда я могла бы сложить все, что обуревало меня в этот момент – сомнения, противоречия, осознание безжалостной правды, но сердце, душа, глаза и уши и даже кончики пальцев на ногах – все сжалось и закрылось и не впускало меня внутрь. По соображениям безопасности. У меня не оставалось выхода, я должна была выбросить все свои чувства.
Фельдман взял меня за локоть, и я не сводила глаз с его руки, пока он не убрал ее.
– У нас не особенно много вариантов, – сказал он. – Либо кто-нибудь убеждает Пола пойти на уступки, либо случается что-то очень плохое. Я не хочу, чтобы дело дошло до этого, и точно знаю, что ты этого тоже не хочешь.
В его глазах была какая-то темнота – молчаливая угроза, которую я не могла расшифровать.
– Что значит – очень плохое?
– Пол не в себе. Я боюсь того, что может прийти ему в голову. Я не хочу, чтобы случилось непоправимое и чтобы кто-нибудь пострадал.
Закушенная щека блокировала все эмоции. Еще одно полезное изобретение – использовать одну боль как средство от другой.
– Я рада была бы помочь, – мой голос был твердым, – но, к сожалению, как я уже сказала, я последний человек, с которым Пол захочет говорить.
Нет ничего хуже, чем влюбляться в человека заново каждый раз, когда видишь его, особенно если ненавидишь этого, черт подери, человека.
Это случилось вчера на репетиции. Каждому участнику было назначено определенное время. Мое начиналось в полдень, а Лоринг должен был появиться гораздо позднее, и мне в голову не приходило, что мы можем встретиться.
Нет, конечно, я вру. Это приходило мне в голову, и поэтому я прилагал значительные усилия, чтобы избежать этой встречи. Заглядывал за каждый угол, прежде чем повернуть, торчал в комнате отдыха, пока не пришел продюсер и не позвал меня на сцену, смотрел в пол, проходя по холлу, и все было в порядке до тех пор, пока снобливый английский музыкант не задержался на сцене дольше положенного ему времени и не сбил все расписание.
Паршиво, если в твою жизнь лезут люди, которых знаешь, но когда в судьбу вмешивается незнакомый бас-гитарист с дешевыми понтами, это вообще невозможно стерпеть.
То есть я хочу сказать, что, если бы ушел из театра когда положено, я бы не встретил ее. Но я не ушел, а торчал у столов со жратвой, ел чипсы с зеленым луком и ожидал своей очереди репетировать, когда в комнату, словно танцуя, вошла Элиза с Лорингом, который умудрялся окружать ее одновременно со всех сторон. Они не сразу заметили меня, потому что были слишком заняты разговором, таким интимным и оживленным, что я подавился чипсами.
За ними шел Дуг и еще какой-то парень с фотоаппаратом. Дуг помахал мне. Наверное, он хотел меня отвлечь, но я не мог оторвать глаз от Элизы. С черной вязаной шалью на плечах, опущенным подбородком и глазами, смотрящими в небо, она была похожа на сокола, собирающегося расправить крылья и взлететь.
И все мои силы ушли на то, чтобы не упасть на колени, не разреветься, как урод, которым она меня всегда называла, и не умолять ее убежать отсюда со мной. Я сам не верю, что признаюсь в этом вслух. Я стоял у стола, она посмотрела на меня этим своим взглядом, и, клянусь Богом, я хотел только одного – схватить ее руку, прижать к своей груди и сказать: «Давай уйдем отсюда к черту». Я даже был согласен уехать на метро. Я не шучу. Я был готов доехать на метро до Хьюстон-стрит, чтобы доказать свою любовь. А если бы она отказалась, я бы похитил ее и держал в заложниках до тех пор, пока она не согласится.
Но потом Лоринг обхватил ее за талию, а она взяла его за руку, и я пришел в себя.
NB: Прошлого больше нет. Не пытайся вернуть его.
Я так и стоял в комнате отдыха и чувствовал, как раз за разом падает и разбивается сердце, а потом ко мне подошел Дуг, обнял за плечи, и мне на минуту показалось, что он мой отец. И это было приятно, но я сразу же вспомнил, что в этом случае Лоринг был бы моим, черт подери, братом, и Элиза – тоже практически родственницей, фантазия
Дуг сказал, что я хорошо выгляжу, и я заявил, больше для Элизы, чем для него, что бросил курить. Три недели без никотина. Еще я рассказал ему, что начал бегать. И видел, что Элиза не верит ни одному моему слову.
Дуг спросил, какую песню я выбрал. Он все еще пытался отвлечь меня. Я ответил на его вопрос как можно громче, а фотограф, чье имя я не запомнил, сказал, что «День, когда я стал призраком» и его любимая.
– Какое совпадение, – сказал я. – Подружке Лоринга она тоже нравится. Правда ведь, лживая сука?
После этого небольшого взрыва эмоций Лоринг вышел из комнаты, бросив на меня взгляд, исполненный царственного презрения. Я не огорчился из-за его ухода, но его манера высоко поднимать голову и изображать оскорбленную невинность не добавила мне спокойствия.
Лоринг оглянулся на Элизу, ожидая, что она поспешит за ним, но она была слишком занята, прожигая меня взглядом.
Дуг покашлял.
– Бонни Рейт сказала мне как-то, что совпадения – это Бог, действующий анонимно.
Элиза фыркнула на это и сказала Дугу, что увидится с ним позже. И ушла. Не знаю, о чем я думал, но, прервав разговор с Дутом, я почти побежал за ней.
Путешествие быстро закончилось перед дверью с именем Лоринга. Я долго стоял, собираясь постучать, но в конце концов развернулся и ушел. Слишком поздно. Решение принято, и мне совсем ни к чему, чтобы Элиза со своими задумчивыми соколиными глазамиопять все перепутала.
И хотя внутренний голос говорит, что я должен лично попрощаться с ней, я точно знаю, что мне не хватит на это сил.
Когда я пришел в театр сегодня, я сразу прошел в предназначенную мне комнату. Не сомневаюсь, что у Лоринга гримерка побольше. Моя была размером с сортир и выглядела как кладовка для ненужных вещей. На вешалках за моей спиной висели костюмы для какого-то вестерна, шляпы с полями и кобуры с бутафорским оружием. Я надел кобуру, попробовал быстро выхватить кольт и понял, что ковбой из меня хреновый.
Я еще не снял кобуру, когда пришел парень по имени Рик и притащил мне складной стул, ведро со льдом, две бутылки пива и одну воды.
– Крутой ремень, – сказал Рик, и я не ответил ему.
Слышишь щелчок? Это я запер дверь. И не открою ее до тех пор, пока не пойду на сцену, потому что Элиза где-то близко и я не хочу рисковать.
Минут через десять за мной придет Рик. Я думаю, что на сцене я буду в порядке, но сейчас меня трясет так, что пришлось сесть.
Вот что странно. Сейчас я буду выступать перед публикой, вероятно, последний раз в жизни, и моя карьера закончится той же песней, с которой начиналась. Такое вот символичное совпадение. Где-то даже поэтичное.
Развивая эту мысль, могу добавить, что человек, родивший звуки, которые спасли мою жизнь, родил и Вора, который ее украл.
Стучат в дверь. Господи.
Все.
Порядок выступления в концерте зависел от популярности исполнителя. Чем меньше он известен – тем раньше выходит на сцену. Пол выступал вторым. Перед ним был только никому не известный фолк-певец, который был женат на племяннице Лили Блэкман.
Перед выступлением Пола на сцену вышел парень с бакенбардами, похожими на бараньи котлеты, проверил микрофон и снял тяжелый чехол с рояля.
Я смотрела, как Пол выходит на сцену. У него был нелепый вид: портупея с кобурой на поясе, а на голове – дурацкая шерстяная оранжевая шляпа, какую любят носить охотники. Шляпа сидела плотно и закрывала даже уши. Спереди она была надвинута на брови, сзади спускалась ниже шеи, и из-под нее не было видно ни клочка волос. Голова напоминала бильярдный шар.
– Сначала – главное, – сказал Пол в микрофон. – С днем рождения, Дуг.
Он поклонился Дугу, сидящему в первом ряду справа. Все зааплодировали, и Пол дождался, пока зал смолкнет.
– Огромная честь быть здесь сегодня. И я хочу поблагодарить Дуга не только за то, что он пригласил меня участвовать в этом замечательном концерте, но и за все бесконечно многое, что он дал мне, – его голос дрожал. – Я знаю, я не единственный в этом зале, кто может сказать то же самое, но в моей жизни было немало моментов, когда только песни Дуга помогали мне удержаться наплаву и пережить ночь… Он был другом, учителем, плечом, на которое можно опереться.
Пол глотнул воды из бутылки, и я заметила, как дрожит его рука. Я никогда не видела, чтобы он так нервничал на сцене.
– Блин. Все. Хватит болтать. – Он откашлялся и потер руки. – Одному богу известно, где бы я был сейчас, если бы когда-то не нашел эту песню. Или она не нашла меня. Как посмотреть.
Я удивилась, когда Лоринг не стал возражать против выбора Пола. Он знал, как много для меня значит «День, когда я стал призраком», и легко мог потребовать ее себе. Как сын Дуга он, несомненно, имел бы преимущество, но он принял мужское решение, выбрав песню «Мой сын», которую Дуг подарил ему на шестой день рождения.
Пол бросился в песню, как в воду, головой вперед, и как я ни старалась оставаться безучастной, кожа покрылась мурашками даже до того, как он начал петь.
Разница между настоящим и фуфлом.
Чем дольше слушала я песню, чем дальше уводила она меня в мое прошлое, возвращала его и смешивала с настоящим, уносила в будущее и при этом оставалась вне времени и пространства, заставляя хотя бы на минуту поверить в бесконечность жизни.
Когда Пол пел второй куплет, у него по щекам текли слезы, и я знала, что он чувствует то же, что и я.