Как воспитать ниндзю
Шрифт:
Дамы вдруг вспомнили, что у них вечеринка, и дернули, визжа как свиньи, так, что только туфельки замелькали.
– Держите их!!! – растеряно заорала я. – А то фокус не получится, мне придется показывать на мужчине...
Дамы драпали так, что цокот стоял.
– Женщины, обещаю вас потом сшить! – жалобно выкрикивала я, пытаясь мольбой смягчить их жестокое сердце.
Я была обижена и расстроена до невозможности и топала ногами.
– Фокус хочу! – кричала я. Вооргот пытался меня успокоить, но я вырывалась, как трехлетний
Толпа уже рассредоточилась по самому краю площади, стараясь держаться от меня как можно дальше, как от бешеной собаки на поводу, и чтоб не подойти близко, лишь осторожно с опаской наблюдая за мной издалека, чтоб я не кинулась и чтоб не привлечь мое внимание, пока они тихо на цыпочках не отступят прочь с глаз. Люди нервно щулились, пытаясь отодвинуться подальше и жалобно вжаться в стенки в сотнях метров, кто не успел удрать из-за стен.
Никто не знал, как со мной поступить.
И вдруг мой взгляд упал на герольда. Который читал этот самый список преступлений. Мое лицо тут же успокоилось и разгладилось, и просветлело. Зато лицо герольда, уловившего это, вытянулось, сморщилось и почернело.
– Герольд! – хлопнула в ладоши я. – Он похож на девушку!!! – я радостно захлопала в ладоши, схватив в руку громадный нож. – Сейчас мы тебя разрежем, положим в коробочку... – потирая руки приговаривала я. – Разрежем... А потом я произнесу то, что говорил дядя в цирке... – счастливо говорила я, сияя, и приближаясь к нему, широко размахивая ножом.
Человек медленно пятился. Лицо у него было искажено.
– Не волнуйся, дядя, это недолго! – солнечно сказала я, и подпрыгнула. – Вот увидишь, у меня получится! Это быстро, я в цирке видела!!
Бросая затравленные взгляды в разные стороны, человек отступал, истерически дергая головой по сторонам и тщетно ища спасения.
– Дяденька, дяденька, тебе вот сюда! – заявила я, видя, что он пятится не совсем к гильотине. – Ложись, ложись... – успокоено сказала я, видя, что он как раз рухнул, оступившись, рядом. – Правильно, только левее...
Тот затрясся на ватных ногах.
– Ну, помогите же ему... – нетерпеливо попросила я. – Видите же, что он в первый раз и все промахивается... Левее, левее, неумеха! – рассерженно сказала я.
Палач отправился помочь человеку.
Но тот отчего-то не захотел принять идущую от всего сердца помощь доброго человека, а вдруг, резко вывернулся и юркнул под стол, а потом на четвереньках побежал под выступами, уворачиваясь от заботливых рук.
– Стой, стой, ловите его! – заорала в ярости я. – Мальчик, ты куда, я хорошая!
Но мальчик извивался как змея, выскальзывая из рук, пока вдруг не перевалился через бортик, как угорь, плюхнувшийся в воду, и не рванул прочь от эшафота прямо на четвереньках. Быстро-быстро перебирая руками, и, очевидно, боясь подняться, чтоб его не увидели...
Он так пробежал метров пятьсот площади, пока на него все шокировано смотрели.
– Вернись! – отчаянно кричала я с надрывом в страшной жалобе, так жалобно и тоскливо, будто расставалась с родной мамой, бьясь в руках Вооргота и пытаясь вырваться. – Я тебе денюжку дам, мальчик, в накладе не останешься!!!
Я плакала.
Но человек бежал на четвереньках быстрей лошади, и солдаты, засунув от удивления пальцы в рот, удивленно смотрели ему в след.
Воорготу с трудом удалось меня успокоить, и то лишь оттого, что я увидела генерала.
– Генерала не дам! – жестко сказал Вооргот.
Генерал побледнел.
– Хватит тебе фокусов! – сурово сказал Вооргот. Я напряглась.
– Хочешь, я тебе сам фокус покажу? – успокоил Вооргот.
Тут уж побледнели все.
В общем, все утихомирилось. Тихо, как в раю. Все молчат, не дышат. Никого не слышно. Никто не выпендривается со своими идеями. Привлекать внимание не хочет, по углам жмутся...
Я успокоилась на руках Вооргота. Который отнес меня к моим родным.
– Хочешь, я тебе почитаю? – вздохнула я. – На сон грядущий?
Я достала из-за пазухи тот самый официальный приговор с перечислением преступлений и тех пыток, и казней, которые предписывалось совершить, чтоб мужа четвертовали, и собралась ему почитать чуть. Который был у герольда.
Вооргот побледнел и быстро вырвал у меня из рук бумагу, пока никто ее еще не заметил и ничего не понял.
– Давай, давай еще раз перечитаем вместе договор! – торжественно громко сказал он, быстро поедая бумагу.
– Проголодался... – ласково сказала я, догадавшись и похлопав мужа, который ел так быстро, что давился. – Ты же не ел несколько дней, бедняжка...
Я с любовью зачаровано смотрела на мужа. Мне все нравилось в нем. Даже как он ест.
– Да ты не спеши, не спеши, пережевывай тщательно, никто у тебя, бедняги, ее не отберет... – как верная заботливая жена радела за него я.
Я никак не могла понять, почему меня за мою же заботу муж смотрит так, будто хочет убить.
– Если так быстро глотать, вкус теряется... – растеряно сказала я, видя, как он поспешно зажевывает веревочки с печатями, глотая их так.
Вооргот блеснул на меня глазами. Но промолчал с полным ртом. Усиленно работая челюстями, глотая и мыча.
– Но ты же даже не разжевал! – со слезами сказала я.
– Может ему еще что-то дать? – встревожено сказала подошедшая мама, держа в руках кожаный фартук палача, увидев, как он отчаянно давится, и побледнев от этого.
Вооргот, увидев фартук, побледнел.
– Вы же столько не ели, правда? – ласково спросила мама.
Тот стал совсем плох.
– Не волнуйся, я обязательно накормлю тебя до отвала! – как верная жена заботливо проговорила я.
– Ммм... – сказал Вооргот, почернев.