Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– Но люди ж часто не отличают галлюцинации?
– Обычно неотличимые галлюцинации и видения чем-то сильно значимы для пациентов и вызывают особо сильные ощущения и эмоции – именно поэтому они иногда могут не замечать, насколько они сильно отличаются по ощущениям от реальности. Мозг как управляющая система – самая выносливая, самая защищенная часть организма, и обычно просто так не болеет.
– То есть реальных болезней мозга нет? – быстро спросил епископ.
– Есть, и много, – сказала мама, улыбнувшись. – При болезнях сердца могут поражения мозга и кровоизлияния в мозг – вплоть до потери памяти и расстройства функций речи. Только это преодолевается и не является необратимой болезнью – иногда можно за пять месяцев восстановить упражнениями даже на более высокий уровень, чем было до
– Столько болезней! – неприятно удивились Вооргот и Логан.
Мама пожала плечами:
– Но, поскольку эти болезни постепенные, то иногда при вскрытии оказывается, что мозг был уничтожен на девяносто девять частей, а человек сохранял яркое, здоровое и активное мышление. Мозг приспосабливается даже при смерти самого себя. Есть много таких случаев, когда только смерти узнавали, что у ученого или студента мозг поражен. А он до конца жизни писал гениальные статьи, картины, работы. Может быть поражение памяти особой болезнью, когда распадаются функции мозга – но она почти никогда не поражает ведущих постоянное активное мышление и тренировки, и в Китае, где принято постоянно трудится и тренироваться, почти неизвестна. Но, достоверно известно, что даже при ней особыми постоянными тренировками и постоянным мышлением можно сохранять до самой смерти хорошую и достаточную память. Мозг (сознание) – единственная система, которая может постоянно приспособляться и учиться. Всегда. Нет таких состояний, когда он не может обучаться.
– То есть необратимых сумасшедших нет?
– Чаще всего настоящие сумасшедшие, которых вы видите – люди с задержкой развития в детстве, неразвитые люди. Люди, не перешедшие к саморазвитию. Чье самосознание не состоялось. Но специальными тренировками и усилием и их превращали в здоровых людей. За редкими исключениями врожденных поражений мозга, которые обычно очевидны и видны. Реально превращали отсталых детей в успешных и счастливых нормальных людей и даже выпускников университетов. За несколько лет. Но никто не хочет заниматься столько с отдельным человеком и тратить свою жизнь на него – проще дать успокоительное и забыть.
– Но есть же и сошедшие с ума люди?
– Да, есть. Хуже всего, когда это вызвано обстоятельствами, которые человек не смог выдержать и преодолеть – человек переходит в зону медитации, творчества, гипермнезии (просмотр всей жизни одновременно) или делириума, где личность становится пластичной. Это зона пластичности – пластичности личности, пластичности окружающего восприятия и прочего. И человек либо сам формирует новую сильную личность, легко изменяясь и изменяя себя применительно к новым обстоятельствам, либо, если сдался или впал в горячку, распадается как личность. В этом состоянии даже видение окружающего пластично, ибо нужно приспособиться иногда к новым обстоятельствам, увидеть новое. Часто возрастает гиперчувствительность. Иногда с этим распадом происходит регресс в детство на стадии успешности или амнезиум, когда вытесняется то, с чем человек не смог справиться. Нет сумасшествия, есть распад личности. Иногда происходит уход в внутренний мир и подмена реальности. Иногда этот уход полный до каталепсии, иногда подмена частичная. Так происходит распад личности, но не мозга. Но сам этот механизм не патологичен, ибо смена личности при смене обстоятельств и окружения – естественный процесс приспособления. Патологичен его пущенный на самотек или идущий как придется результат.
– А как лечить?
– Изоляция таких людей приводит к тому, что им некому подражать, тогда как чаще всего просто нужно сменить обстановку и окружение на успешные. Состояние «сумасшествия» очень подражательное состояние, иногда они просто отождествляются с чем-то – с камнями, полководцами, вещами. Мы перенимаем с помощью этого механизма чужие качества. Святой концентрируется на Христе настолько, что становится самим Христом с его качествами личности со стигматами, как Франциск. Физические повреждения мозга редко приводят к болезни сознания, ибо мозг самая приспосабливаемая, пластичная и выживаемая часть организма – его клетки тут же перенимают функции других клеток, может остаться даже сотая часть его, а мозг будет работать активно, если человек яростно активен. Он адаптивен и постоянно адаптируется к успешным организмам.
– По-твоему, в этом состоянии он учится?
– И очень активно, он просто бешено поглощает информацию. Главное, чтоб это не был асоциальный пример – тот, кто привлек его внимание. Очень опасно распространять негативные примеры. А так, состояния «сумасшествия» – это адаптивная зона мозга, зона психики.
– Может они еще и успешны?
– Истерики чаще всего собираются возле вождя, святого, подвижника, чтоб стать такими. Они помешаны на нем. Они первые последователи. И часто становятся – соратниками, учениками. А такие выдающиеся личности – остаются в истории. И мы изучаем их и их не всегда адекватное окружение.
– Болезнь временная?
– Как и белая горячка у допившихся, когда они резко прекращают пить или ломка опиумных наркоманов.
– То есть везде воля, упражнения и навыки?
– Горячо.
– А как же гениальность?
Тут уже Мари вмешалась с китайцем:
– При гениальности мозг всегда подконтрольно гению гиперактивен в рабочем направлении. Потому что гениальность или чувство – это всегда динамика, всегда процесс, всегда движение. Если остановить мозг веществами, заблокировав его, то человек вылетит из гениальности, как с коня на всем скаку. Потому в мозг гения вмешиваться нельзя никакими «лекарствами» ни из каких побуждений и оправданий. Некоторые ученые даже после сильной травмы, например, реально упав с коня, переставали быть гениями.
Китаец вмешался:
– Потому и коня гения, мозг, гениальность, нельзя трогать. Туда нельзя вмешиваться, ибо никогда не знаешь, как создавалась гениальность и работоспособность. Иногда сапожник, размышляя, становился известным философом – и заставить прекратить его тачать сапоги было бы равнозначно прекращению гениальности. Иногда стекольщик, размышляя, становился известным философом. Иногда особенности мозга делали гения, помогали ему, и туда нельзя вмешиваться. И благо, если он не погибнет, если кто-то вмешается, и не поломает руки и ноги, и потом сможет ходить и ездить. Это как убить коня. Чаще всего убьешь и скакуна, и всадника. Поток можно отвести, направить на другое, ввести в новые русла, оросить им творческие и рисовые поля, разбить на арыки, но нельзя преградить – это будет не река.
– Но как же работать с такими людьми? Если у гения творческое перенапряжение?
– Многие гении, святые, творцы обладают чудовищной чувствительностью, чуткостью, страшной, даже болезненной интенсивностью чувств, чудовищным слухом, нюхом и т.д., чему часто сопутствуют неврозы... – Мари задумалась, вспоминая.
Вооргот кашлянул.
– Одного из гениальных композиторов даже называли – стеклянный мальчик, – сказала Мари, вспоминая его, – настолько была чудовищна его чувствительность и чуткость ко всему... А еще один святой постоянно впадал в экстаз даже от красоты окружающей природы. Лечить это? Я с ужасом вспоминаю угрозы одного из чудовищно невежественных европейских известных врачей, который, прочитав мемуары о композиторе, с гордостью заявлял, что вот сейчас бы они его избавили от гиперчувствительности... Даже не подозревая, что он избавил бы его именно от чуткости к Красоте, которая и создала гения, от гениальности, от потока образов... Этот гений со своими могучими чувствами, прожил счастливую, творческую, насыщенную и очень интенсивную жизнь, о которых врач, принимая чувства с их следствиями за слабость, и не мечтал.
– Ты так говоришь, будто их не вылечили.
– Невозможно вылечить любовь, ибо это не болезнь. Невозможно вылечить гиперактивацию [high-activation] каких-то отделов мозга, ибо это не болезнь. Невозможно вылечить абсолютно здоровый мозг. Невозможно лекарствами вернуть норму.
– Но есть же исключения?
– Да, многих вылечили, и они застрелились. Если не умерли в больнице в течение нескольких лет, как несколько тысяч европейских талантов.
– Ты говоришь так, будто нет болезни, а есть потенциальная гениальность.