Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– Да, гиперактивация мозга обычно предшествует потенциальной гениальности. Жанна Арк, услышав Голоса, спасла Францию. Рафаэль нарисовал Сикстинскую Мадонну через видение Мадонны. Магомет записал Коран с голоса архангела Джебриила, хотя он плохой пример и доказано по его собственным словам вставлял постоянно отсебятину.
– А ужасные симптомы, навязчивые мысли, голоса, галлюцинации, видения?
– Навязчивые мысли при управлении собой становятся памятью на мысль, когда ученый месяцами обдумывает проблему или художник будущее произведение. При управлении собой навязчивые мысли становятся легко управляемой концентрацией и
– То есть все то же есть и у гениев, но у них оно меч?
– Все оружие. Если суметь овладеть мозгом и направить его на работу – будет гениальность, если не овладевать и ничего не делать, пустив на самотек – спящее сознание родит хаотические кошмары, и будет «сумасшедший». Даже дикого коня укрощают, прежде чем ездить на нем, и годами долго учат. Как они думают подчинить мозг, не укротив и не уча его, не прекратив его взбрыки?
– Ты что, считаешь, что обратившиеся к нашим передовым лекарям с их кровопусканиями...
– ...убили в себе гениальность? – закончила резко Мари. – Для лечения нужно уметь отличать здоровый и естественный процесс от патологического, это тебе расскажет каждый лекарь, а они не умеют это делать. Если кто-то из них лечит любовь и гиперчувствительность, это скорей повод их повесить.
– Они, я имею в виду тех, кто сошел с ума, бывшие гении?
– Они куколки гения. Еще отвратительные червяки и гусеницы. Между первыми проявлениями гиперактивации отдельных частей мозга и гениальностью лежит пропасть в десятки лет тяжелого накопления мастерства, в десятки лет непрестанных усилий, непрестанных попыток и страшной борьбы по овладению собой, своим телом, своим мозгом, своим мышлением, а потом еще десятки в попытках создать что-то новое. Десятки тысяч часов тренировок, реальное море пота и десятки тысяч часов работы. Каждое произведение гения – часто десятки лет тяжелого труда для обычного человека.
– Ты хочешь сказать...
– Гений – это достижение. Самое лучшее достижение в мире на данный момент. Гений – тот, кто принес человечеству эволюционный сдвиг на века. Понятие гения от рождения не существует – это бессмысленное понятие. Юноши видят, как кого-то называют гением после того, как он создал в веках нечто великое, и думают, что их можно назвать гением, когда они еще ничего не создали. Понятие Мастер на Востоке куда более понятнее. Назвать себя Мастером с большой буквы ты можешь назвать лишь тогда, когда что-то создал и чего-то достиг.
– Они не гении, но несут тот же физический потенциал?
– Их мозг – да. Это тот инструмент, с которым начинали работать гении, превращая его в гениальный инструмент. Как то же пианино, с которым начинал работать Моцарт. Они младенцы в мире гениальности. Они младенцы в мире мастерства. В человеке нет абсолютно ничего, чему бы он не учился управлять – он учится ходить, говорить, слышать, смотреть, танцевать, сочинять стихи, писать и какать. Люди с пробудившимся мозгом еще не умеют им пользоваться. Это не делается в мгновение, этому нужно посвятить годы, как и у младенца.
– Они младенцы?
– Лучше считать этот момент вторым рождением. Как делают на Востоке. Твое тело изменилось, мозг изменился, в игру вступает совершенно новая система тела. Ты меняешься. Твой мозг вступил в адаптивную зону мозга. И лучше тебе быстрей избрать свой Идеал.
– Зачем?
– Чтоб стать Им. Стать Мастером. Стать Гением. Стать Подвижником. Слиться с Богом. Стать Богом. Это открытое состояние достижения, оно как безбрежный океан, все зависит только от тебя.
Я им дам мне портить свадьбу!
Блин, если еще и после свадьбы будет с Воорготом философский диспут четыре дня, я ж не выдержу-у-у-у!!!
Глава 91
А сейчас фокус
Все успокаивали меня.
– Да, да, чего мы накинулись на девочку, совсем свихнулись, какая там корысть... – присоединился к общему хору покаяния Логан. – Это я со своими чудовищными четырьмя миллионами фунтов по сравнению с ней жалкий нищий, а для нее этих пятнадцать миллионов фунтов приданного это карманные деньги, плюнуть и растереть, она на платья только на один раз потратила полтора миллиона...
– Вы что, сдурели, какие пятнадцать миллионов приданого?! – взревел Вооргот, так и не дошедший до этих цифр в контракте. – Да меня же даже последняя собака будет считать охотником за приданным, хоть пожертвуй я за свою жену жизнью, даже собственные дети будут презирать и ни за что не поверят в мою любовь, не говоря о жене!!!
Он, забыв про мою болезнь, схватил бумаги, которые он не дочитал до этих денег и в ярости уставился на дурацкую цифру.
– Я же сам давал за ней вам, как за бесприданницей, пятьдесят тысяч фунтов! – застонал он.
– Да, это естъ очень занимательный пунькть, – коверкая слова, занимательно с интересом сказал адвокат немец, – и мы много недоумеваль над нимь и смеялься, пока не поняль, что это быль мужской символь гордости, такой знакъ в сторону жени, что ты ее любишь и показываешь мужской гордость и достоинство, а не продаешься за деньги... – торжественно проговорил он.
– Не надо нам ваших денег! – в ярости сказал пап'a Вооргот. – Я сам могу обеспечить жену!
– Успокойтесь Вооргот, – успокоила его мама, – ведь вы их и не получаете даже в случае смерти Лу и не сможете снять без ее разрешения ни пенни... – ласково проговорила она. – И об этой сумме приданного никто не знал, не знает и не узнает, если вы не расскажете, ведь мы не совсем же дураки, чтобы отдать вторую дочь в руки охотников за приданым, Лу всегда была бесприданницей и сиротой, мы назначили приданое лишь после вашей помолвки с ней, и в глазах мира вы герой! – успокаивающе сказала она.
– Я могу ее содержать! – упрямо сказал Вооргот.
– Она не содержанка, мальчик... – ласково сказал пап'a, но таким тоном, от которого холодели тигры в Африке. – И платья ее фантастические за миллион фунтов вы будете оплачивать из собственного поместья в цену двести тысяч фунтов или она вынуждена будет забыть про свое мастерство? – ехидно спросил он ласково. – Я не могу позволить, чтоб моя дочка и внуки жили в нищете и не могли себе позволить купить понравившийся остров в Тихом океане! – строго сказал граф, посерьезнев. – И она будет жить и работать широко на полную катушку во всем мире, как привыкла, ворочая глобальные дела, а не сидя куклой-содержанкой в жалком поместье!