Как, вы еще в своем теле!
Шрифт:
Конечно, за службу в государственной безопасности приходится расплачиваться. Иногда потерей собственной жизни. Униформа отделяет от мира, но не от себя самой. Глядя на форму, люди начинают тебя остерегаться, что, конечно, не по душе большинству девушек, и поэтому они вынуждены проводить время на работе в обществе мужчин и женщин из собственного круга. За одного из этих мужчин, когда подойдет пора, надо будет выйти замуж, чтобы остаться на службе. Да и работать приходится чертовски напряженно – и днем и ночью. Вести “клиента”, кто кого переиграет, было ее задачей на ночь, день, неделю, месяц, даже год. Особенно выматывают ночные дежурства с приключениями. Но зато это – плотные обеды и затяжные ужины с вином и хорошими мужчинами до самого утра, что позволяло сэкономить, чтобы однажды
Вытираясь полотенцем, Пуальфина изучала свое отражение в овальном зеркале над умывальником. Один из её последних возлюбленных сказал однажды, что она похожа на саму Нецинию. Что за чушь! Ну и сравнение?! На эту публичную танцующую фиглярку? Не комплимент, а оскорбление.
Ее счастье с ним не достигло стремительного накала романтических страстей. Она ещё не успела втянуться в что называется начало взаимной любви, не вкусила ласк, как по приказу пришлось расстаться. Пуальфина вся кипела, и даже хотела наложить на себя руки. Почему, – думала она, – как только появляется безоблачный горизонт, сразу же откуда-то берётся разлука и ещё не совсем свинцовые тучи слез враз застилают последние розовые надежды. Приказ оставить объект поражал своей несуразностью. Но приказ есть приказ – он должен выполняться, даже самый нелепый, даже на полпути. Возлюбленный как неожиданно появился, так же таинственным способом и растворился в тенетах новой любви.
Видимо ему был приказ переключиться на другой объект, более романтический, и сосредоточиться на нем согласно предписанию. И самообладание Пуальфины, её равнодушие и безропотность вновь породили удивление на коллег, и даже почтение в начальстве, которое вознамерилось в перспективе поощрить премией и даже наградить её медалью. Но начальство менялось каждый день как в калейдоскопе, и с каждым днём отодвигалось награждение. Спокойствие и смирение – хороши для некоторых категорий профессий. И для агента внутренней безопасности не меньше. На самом деле эти черты характера укрощали в человеке тихое, уютное, первоначальное чувство подавленности и превозносили волю и защищенность, и создавали возможность уверенно смотреть в будущее. Очень часто хорошее настроение дополняли некоторые конкретные детали: например, нынешние комплименты координатора, профессора курсов подготовки и одновременно куратора группы слушателей Туранда Мерка, ставящего всем пятерки, несмотря на все прегрешения в учёбе, но, тем не менее, двигавшего вперёд повышение квалификации. Будущее для Пуальфины не оставалось сомнительным и сегодня, и определялось запахом готовящегося на плите хорошего обеда; любимой увертюрой к опере “Пианикавола”, которую исполнял Императорский оркестр по телевиденью, а главное – тем чудом, что, наконец-то, дождливая зима с затяжной весной уже позади и что стоит лето.
Сесть за стол и приступить к обеду ей помешали. Внезапно зазвонил телефон. Второй – специальный – против прослушки. Она подняла трубку.
– Сержант Руга? – это был голос Туранда Мерка, профессора курсов, однако вне службы он обычно называл её Пуальфиной.
– Да, слушаю.
Голос на другом конце связи звучал сегодня холодно и странно.
– Через пятнадцать минут вы должны явиться в кабинет № 364. Ясно?
– Сейчас пообедаю и…
– Бросайте всё, к черту…
– Но для чего?
– Это приказ! Слушайтесь, агент “Миранда”! – Её протестующий голос был обрублен на корню.
Пуальфина даже не обратила внимание, что ее назвали под условленным специменем, словно по кличке лошади.
– Алло, алло! – Она уставилась на умолкшую трубку, но та словно бы в отместку грубо насмехалась над ней. “Даже поесть нормально не дадут!” Пуальфина с остервенением глотнула таблетку, не запивая глотком воды, – профессиональная болезнь язва желудка от ночных смен и неразборчивости в питании в последнее время замучила её. Сжав кисть так, что заныли мышцы руки, девушка медленно положила трубку. Застыв, она глядела на чёрный аппарат. Может, перезвонить? Нет, этого делать нельзя. Профессор знал – да и она тоже, – что каждый телефонный разговор в этом здании прослушивается или записывается, потому он и не произнес ни одного лишнего слова. Это было государственное дело. Когда передаются сообщения такого рода, это делают как можно быстрее, четче и короче, а потом – Пуальфина от этой мысли обижалась – кое-кто часто умывают руки. Тебе передали, ты передал, он передал, концов не найдешь нигде, и у каждого руки чисты.
Уставившись на телефон, девушка покусывала кулаки. Чего они от неё хотят? Что она натворила, или что сделала не так? В отчаянии она стала вспоминать последние дни, месяцы. Чаще всего она переигрывала свою роль – на службе её, именно, ценили за это умение, воспринимаемое, как рвение. Может, она в чем-то чудовищно ошиблась на работе – и это обнаружили? Какой конкурирующий отдел? Может, она сболтнула что-то не то, как-то пошутила не так, и об этом донесли? И это друзья-товарищи! Но тогда у неё должно было возникнуть чувство вины или страха. Однако совесть её была чиста. Что же это могло быть? Она вспомнила: как-то в музее надела на голову преступника, находящего под ее наблюдением, экспонат. Ценная ваза из малахита весом в десять килограммов! Говорили подарок его Императорского величества владельцу музея! Поступок вызвал неоднородное брожение в кругах общества, тогда оно разделилось во мнениях, то ли разлетевшаяся на куски ваза стоит поимки преступника, и за это её наградить, то ли привлечь к суду. Но всё закончилось благополучно, и награда в несколько тысяч мингалей нашла героиню, а вазу склеили, и она красовалась на прежнем месте.
Что же ещё могло быть? Агенты всегда в приключениях, как в шелках. Внезапно она припомнила, что в ресторане разбила о голову приставалы уникальную подставку из-под фруктов на шести ножках. Не менее ценный профиль экстравагантного стиля из ценного дерева и хрусталя, а чаша из высокого фарфора! И тоже говорили: подарок его Императорского величества владельцу ресторана! Надо срочно возместить убыток! Впрочем, нет – это преступление слишком незначительно и трудно доказать за давностью времени.
“Хватит успокаивать себя! Случилось что-то намного худшее”. Пуальфина не знала, на какой камертон души настроиться, за какую мысль ухватиться.
Девушка взглянула сквозь слезы на свои дешевые часики. Осталось всего десять минут! Её охватила паника: ещё не хватало опоздать! Надо пулей! Вытерев слезы рукой, она стала натягивать свою парадную униформу, в спешке застегивала белую хлопчатую блузку, а сама, одеваясь, на ходу расчесывая волосы, все время думала о том, что же за промашку она совершила? Натворила – не то слово, все отчебучивают что-то, и взрослые и дети, но какова цена ошибки? Какой бы ни была малой её вина, само прикосновение щупалец Отдела по борьбе с террористическими обменами тел ужасало.
А вдруг это новое задание?
Уже веселее, она прорабатывала в уме, как попасть её эргомобилю в “зеленую волну” светофоров и накатить вместе с нею прямо к подъезду. И ей удалось это.
Глава 10. Обмен телами запрещается на пешеходных переходах, в тоннелях, на мостах, путепроводах, эстакадах, на железнодорожных переездах, на взлетных полосах, на стартовых площадках
Дмитрий первый подошёл к чёрному эргомобилю и похлопал его по дверце.
– Машина подана для вас, словно выездная лошадь, – заметил премьер-министр Джоба.
Путешествие Дмитрия в город высокий сановник облек в демонстрацию технического превосходства своего эргомобиля. Под стеклянным куполом в хорошо защищенном бронированном варианте он являл собой верх превосходства технической мысли. Дмитрию не пришлось долго удивляться, когда неслышимо открылся купол, потому что не мог в полной мере насладиться тем воздухом, который питал прекрасную растительность в парках Миао-Чао. А общение с местными жителями, за которое он ратовал, как настоящий исследователь, отодвигалось на неопределенное время. Но эргомобиль был хорош своею скоростью и приемистостью. Веселый, солнечный полдень сверкал на улицах. Впечатление, что ехали не торопясь. Проплывали, оставались позади дворцы, зеленые сады, узорчатые чугунные мосты, гранитные набережные. Пьяный от солнца ветерок веселил флажок на капоте.