Как, вы еще в своем теле!
Шрифт:
– А можно мне остаться на площади?
– А распоряжение императора есть?
– Но я уже общался с вашими людьми, даже низшего сословия, и как видите…
Премьер-министр Джоба задумался, и Дмитрий уловил это, добавив:
– Я ещё не изучил вашу Конституцию, но, думаю…
– Мы уверены, что у нас не слаба законодательная база и исполнительная тем более по части предупреждения преступлений. Поэтому… вы вольны поступать, как желаете.
– Значит, можно?
– Можно, под мою ответственность.
Глава 11. Я училась в балетной школе
Пуальфина взглянула на часы. Ещё одна минута. Третий этаж не такая высота, чтобы ждать лифт, но уж пройдя по прямому длинному
Сегодня её встретили вставные линзы в квадратной форме очков и сплюснутый нос. С этой начальницей в военной форме генерала до сих пор судьба миловала встречами. Бенигна Клабб! Ужасная женщина! Слухами полнится земля. Пуальфина могла в любое время дня и ночи пересказать невероятные слухи о ней, исходящие из самых безнадежных закоулков жутких подвалов госбезопасности.
Конечно, это сущая нелепица, чистейшая неправда. Или частичная правда? Говорили о мрачных казематах, что Бенигна Клабб была садистка на все руки мастер, художник, виртуоз, и своим заместителям не разрешала пытать в свое отсутствие. Когда она шла по глухим подвальным коридорам с группой боготворящих её студентов, которым она параллельно преподавала мастер-класс, даже сотрудники почтительно и со страхом расступались перед ней и сжимали в карманах пальцы в кулак. Как же, она на их глазах наслаждалась страданиями заключенных, когда расправлялась с ними, когда травила их голодными собаками.
Каких только курсов и практик специальной подготовки она не проходила: по конвоированию, охране первых лиц, объектов, вербовке информаторов, огневую, строевую и физическую подготовку.
Не было секретом, какой отбор проходили женщины наравне с мужчинами для службы в спецотделе, и вот, благодаря компетентности и преданности Бенигны Клабб, она оказалась здесь. Находились свидетели, которые божились, что ей подавали её собственный заношенный, забрызганный кровью халат и придвигали кресло на высоких ножках прямо к изголовью жертвы, лежавшей на пыточном столе. Она подходила к делу основательно, по-научному, и разбила пытки на категории сложности: от слабых к умеренным и далее к более сильным и чувствительным. Она полузакрытыми глазами следила за допросами и изредка поднимала пальцы. Комбинация пальцев означала перемену пытки и её способ. Начинала обычно с легких пыток, и продолжала усложненными по нарастающей боли и психологического воздействия. Она подобрала профессиональный штат пыточных дел мастеров, понимающих её с полуслова, их не надо было подгонять, учить и указывать, что можно и что нужно делать в данный момент. Они уже с остервенением тащили щипковые инструменты – клещи и прищепки, не гитары с контрабасами, проливали кипящую воду или раздували огонь. Бенигна смотрела в глаза истязаемой жертвы и ждала, когда в них исчезало выражение стойкости к сопротивлению и вместо страха появлялись мольба и мука. Тогда она обращала на это внимание учеников: “Смотрите, в глазах ярко выраженный блеск угасает на мокром месте по мере приближения положительного результата!” Далее обиженно говорила, как бы распекая за нерасторопность: “Принесите же человеку воды, не видите разве, как он страдает!” Затем в голос рекомендовала возвратиться к предыдущей пытке, более слабой, а бедный истязаемый воспринимал новое мучение с облегчением и был благодарен ей за этот благородный поступок и подарок судьбы, и даже готов был целовать Бенигне Клабб ноги. Говорила пытуемому: “Первые десять пыток тебе будет трудно переносить, а вторые и последующие – ты не почувствуешь и просто не заметишь, как они пролетят”. И таким циклическим приемом кнута и пряника она ломала сопротивление самых крепких и упорных. А если не ломала, приводили прокаженного – всего в язвах. Угроза насильственного обмена телами с ним была последней каплей стойкости пытуемого. Смотреть на пытки было не менее героическим занятием. Тем, что Бенигна получала эстетическое удовольствие и психологически переносила пытки прекраснодушно, что позволяло называть её садомазохисткой. Терпение у Бенигны было поистине титаническим, её хватало на многие часы, если таковые понадобятся. Она уходила на отдых после того, как признание было вырвано. Сотрудники и ученики тогда смотрели на неё с благоговением, переводили дух и начинали торжественное чаепитие с конфетами и тортами, превознося её имя за умение форсировать допросы и получать нужные результаты.
Ходили слухи, что во время смутного времени Бенигна Клабб подрабатывала экспертом при военном трибунале. Авторитет ее был подавляющ и позволял ей высказывать любые благоглупости, воспринимаемые на “ура”. Она постоянно напоминала о секретности дел, предупреждала о возможной судебной ошибке, за которую кое-кто понесёт наказание, взывала к патриотичности и профессиональному чутью. Ее голос в трибунале был самый жесткий. Генералы и академики выстраивались перед Бенигной Клабб в положении “смирно!”.
Но самое страшное, за что её ненавидели члены трибунала, так это за то, что она продавливала свои капризы большинству. Она говорила своё решительное “нет” трибуналу из генералов и академиков. Когда они настаивали на послаблении, что преступник больше социально не опасен и его можно направить в психбольницу общего типа, вот тут Бенигна Клабб была на высоте и поворачивала дело по-своему, иногда так, что помогала тому уйти в мир иной.
– А, агент “Миранда”! – воодушевила она девушку проницательными глазами.
– Вы оторвали меня от обеда! – сказала Пуальфина. – Надеюсь, причины на то крайне веские?
Бенигна стала холодна и норовиста: очевидно, она была не в восторге, что какой-то младший чин делает ей замечание.
Генерал Бенигна Клабб заговорила мужским голосом:
– Сними свой пиджак, Пуальфина. Повесь на стул. Разденься до пояса. Разведи в стороны руки и сведи их над головой.
Коричневые соски послушно поднялись вверх и также послушно сошлись близко, резко обозначилась тонкая талия, а длинные волосы с головы защекотали спину.
Бенигна Клабб любила этот тест для женщин, что давало ей повод выбраковывать агентов или ставить их на низшую зарплату. Они готовностью номер один должны быть неотразимы прежде всего телом. Ум не всегда обязателен, изучить несколько языков, немножко научиться вести светские разговоры, чуть-чуть флиртовать, только и всего надо. Для женщин это несложное задание, если по максимуму использовать их физические данные.
Тест для мужчин был посложнее. Мужчина провисал с опорами головы и ног между двумя стульями животом вверх, а Бенигна медленно раздвигала их, наблюдая, как страдалец пыхтит, наливается кровью, напрягая мускулы, чтобы не провалиться. Пока не падал. Расстояние между стульями являлось наглядным показателем мужской силы и, по большому счёту… профессонализма.
Бенигна Клабб загордилась своим агентом “Мирандой”, внимательно всматриваясь в ее чёрные, глубокие, красивые глаза. И даже обнаружила, что радужную оболочку окантовывали странные золотистые круги, как… как ни у кого другого. Позавидовала. Посмотрела на освещение в кабинете – нормальное.
– Подними руки над головой, – приказала она. – Выше! Теперь нагнись и достань руками носки ног. Повернись вправо. Влево.
Пуальфина выполняла приказы автоматически.
– А теперь в темпе отожмись пятьдесят раз. Чтобы тело вжималось в пол, а груди не мешали.
Видимо девушка делала не так.
– Лёгкое соприкосновение с полом мне не нужно! – получила она предупреждение.
Дальше Пуальфина уже и внимания не обращала, что и как поступает с ней Бенигна Клабб. Поворачивалась перед ней то грудью, то спиной, коротко отвечая на расспросы, приседала, прыгала, дышала, не дышала по команде. Снова поворачивалась, подпрыгивала, снова доставала носки ног.
От изнеможения она присела и тут же получила окрик:
– Агент “Миранда”! Уселась! Может, ты ещё прилечь пожелаешь?