Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
— Скажите, где тут помещается секция подростков?
Рыжеволосый, у которого на руках оказался перебор, театрально швырнул карты под ноги банкомету и встал перед юношей.
— А, новенький! Ну-ка скажи: муха.
— Зачем?
— Говори, дурак, я не стану бить.
Еврейский юноша печально оглянулся, словно прося защиты, и спросил тихо:
— За что меня бить?
— А вот за что. — И хулиган сбил юношу с ног зверским оттренированным ударом с потягом, когда удар скользит по всему лицу и бьет не только рука, а все
— Дай ему, бей его, пусть знает наших! — закричали подростки со всех сторон.
Неожиданно перед хулиганами вырос Ваня, бледные губы его были сжаты, ноздри раздулись.
— За что ты ударил его?.. Он ведь тебя не трогал.
— А тебе что? Тоже захотел получить? Уйди, а то дюдюкну между глаз, и своих не узнаешь, — запетушился забияка, ошеломленный сопротивлением, и оглянулся на товарищей, продолжающих играть в карты.
Ваня схватил хулигана за роскошный чуб, с силой дернул его голову вниз, навстречу своему выброшенному кверху колену. Двойной удар пришелся в лицо, оно так и залилось кровью.
Тут же Ваню свалили на пол крепким ударом сзади, но он быстро, как кошка, вскочил на ноги. Рядом с ним со сжатыми кулаками, наклонив стриженую голову, стоял Кузинча. Он уже успел кого-то хватить по лицу.
— Отставить! — крикнул банкомет, подымаясь во весь рост, и, когда хулиганье расступилось, покровительственно изрек: — Обожаю бойцовых петухов. — Небрежно подав Ване руку с серебряным перстнем на безымянном пальце, он представился: — Жорка Герцог, вождь этой банды. Беру вас, джентльмен, под свою опеку и клянусь — ни один волос не падет с вашей буйной головы. Вас и вашу свиту интересует секция подростков? Прошу взойти на второй этаж. Отрапортуйте мистеру Кулькову — мол, Герцог прислал, пускай предоставит вам подходящую работишку.
Отряхнувшись, словно петухи после драки, мальчики молча пропустили мимо себя двух пожилых санитаров, несущих носилки: на них лежала мертвая баба с раскрытыми глазами.
— Сидит себе в кутке и молчит, тронул ее за плечо, а она уже захолонула, — говорил санитарам мужик в лапоточках, семенивший рядом.
Ваня, Кузинча и еврей-юноша, закрывая ладонью синяк под глазом, медленно пошли вверх по грязной, давно не мытой лестнице.
— Моя фамилия Альтман. Лев Альтман, — назвал он себя. Полные губы его, распухшие от удара, неприятно алели.
— Никогда и никому не позволяй себя бить, — поучал его Ваня. — Я бы сгорел от стыда, если бы мне дали по физиономии.
Крохотное окошечко секции подростков было закрыто. Над ним висела унылая дощечка, на которой крупными буквами было нацарапано: «Сегодня требований на молодую рабочую силу нет», а ниже — объявление. В нем говорилось, что в ФЗУ паровозного завода требуются сто подростков в возрасте от 15 до 18 лет для обучения на квалифицированных рабочих по холодной обработке металла. Обучение рассчитано на три-четыре года. Учиться и работать нужно шесть часов, с сохранением оплаты
— Вот как раз то, что мы ищем, будем одновременно работать и учиться, — обрадовался Ваня и согнутым пальцем нетерпеливо постучал в фанерную загородку похожего на скворечник окна.
Загородка с треском распахнулась, и простуженный голос недовольно рявкнул из окошка:
— Чего барабанишь, что надо?
Ваня, заметив в окне волосатую руку, зажавшую в пальцах шахматного коня, волнуясь, объяснил, что он и два его товарища хотели бы поступить в ФЗУ.
— Поздно, ребята, надумали. Третьего дня на паровозный набрали полный комплект учеников, — сказал невидимый за перегородкой простуженный человек, и окошечко с шумом закрылось.
— Что же делать теперь? — растерянно спросил Ваня.
— Давайте пойдем в комсомольский комитет, — предложил Альтман.
Комитет помещался еще выше, на третьем этаже, рядом с читальной комнатой, где на столиках лежали аккуратно сложенные пачки газет и журналов, а на стульях чинно сидели читающие люди. Полстены занимала разрисованная акварельными красками стенгазета «Молодой безработный», у которой топталось несколько человек. В центре газеты была карикатура на Герцога, выжимающего над головой четверть самогона. Подпись под рисунком гласила: «Наш Мацист ставит мировой рекорд».
Широкие фортки были открыты настежь, воздух в читальне чистый и свежий. Входившие знали, что курить здесь запрещено. За деревянным прилавком сидела интеллигентная женщина в пенсне, присевшем, будто бабочка, на ее крохотном носике, а за спиной женщины поднимались от пола до потолка ряды книг, похожие на стену, выложенную из цветных кирпичей.
— Можно мне записаться в библиотеку? — спросил Ваня; книги всегда приводили его в восторженное состояние духа.
— Вы безработный?
— Конечно!
— Предъявите вашу карточку, — сказала женщина, и бабочка-пенсне слетела с ее носа на грудь.
— Какую карточку? — удивился Ваня.
— Вы, видимо, еще не оформлены? Надо зарегистрироваться в секции и получить карточку безработного, — объяснила библиотекарша.
Секретарем биржевого комитета комсомола работала полная голубоглазая девушка, подстриженная под мальчишку и подпоясанная широким армейским ремнем.
— Дружки Герцога разукрасили, да? — насмешливо спросила девушка, увидев разбитую губу Альтмана.
— Да, но мы им дали сдачи, — ответил Альтман.
— По всем правилам джиу-джитсу, — похвастал Ваня, — у меня учебник есть. Японские профессора написали.
Выслушав Ваню, девушка распорядилась:
— Погодите немного. Сейчас я все выясню. — Она сняла телефонную трубку и принялась куда-то звонить. — Товарищ Кульков, говорит Оля Тарасова. Тут ко мне явились трое — просятся в фабзавуч на паровозный. Они только что были у вас, и вы им отказали… Одному из них адъютанты Герцога уже наставили фонарей.