Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
— Нет у меня двойного пайка, — сытое лицо каптенармуса валилось краской. — Всяк подьячий любит калач горячий. Вам могу отпустить, комиссару тоже сам бог велел пользоваться, а на всех, извините, не хватит.
Иванов оглядел каптенармуса с головы до ног. На нем было суконное галифе, шевровые, сшитые по ноге сапожки, новый офицерский ремень. Иванов подумал: «Только погон ему не хватает. Голову даю на отсечение, обвешивает бойцов». Спросил:
— Ты какого звания?
— Обыкновенного… крестьянского. — Сложенные сердечком губы каптенармуса дрогнули, он оглянулся, словно собираясь бежать.
В толпе рассмеялись. Кто-то твердо заявил:
— Кулацкий сынок, вот он кто. Одним словом, жмот.
— Никак нет, мы из середняков, — каптенармус опустил глаза долу. — Советская власть отвалила мужикам земли чертову гибель, так что мы теперь все середняки, всех под одну гребенку остригли.
— Отец твой, конечно, держит лавку.
— Нечего греха таить, была лавка. Только он сам ее под кооператив отдал. Да и лавка-то доброго слова не стоила: торговали керосином, дегтем, лаптями.
— Вместо этого лавочника назначьте каптенармусом какого-нибудь коммуниста в летах или израненного, — сказал Иванов секретарю партбюро полка, стоявшего рядом с ним.
— Не рекомендую, — проговорил секретарь. — Бойцы загудят: мол, поставил комиссара на хлебное место.
— Ну и пускай гудят. Так-то ведь хуже; бойцов обкрадывают, на ворованное шевровые сапожки справляют и щеголяют в них на виду у босой команды. Пускай особисты сделают обыск у лавочника и конфискуют наворованное.
Вечером на партийном собрании составили список врагов и баламутов, разлагавших полк. После собрания все вписанные в этот именослов были арестованы и под усиленным конвоем препровождены в трибунал.
Ужинал Иванов вместе с бойцами. Он поговорил с ними по душам, проверил оружие, распределил делегатов съезда по всем ротам и составил из добровольцев штурмовой отряд. В полночь Иванов послал Ворошилову краткое донесение: полк приведен в боевую готовность и способен приступить к выполнению любой задачи.
Накрывшись шинелью, он со спокойной совестью лег спать. Но что-то его тревожило. Поворочавшись с боку на бок, он догадался наконец — сын! В первый раз пришла мысль, что их обоих могут убить в одном бою. Может быть, даже одним снарядом. Александр Иванович усилием воли отогнал прочь эту мысль. Ведь ходили же они вместе на Турецкий вал, и ничего, обошлось. Обойдется и на этот раз.
Мысли отстаивались, становились все спокойней и спокойней, уводили куда-то далеко-далеко, к тихим, мирным делам, к учению, книгам.
На рассвете Иванова разбудили. В полк прискакал неугомонный Павел Дыбенко. Суконный клеш его задрался выше колен, открыв белые подштанники, подвязанные тесемками; на груди болтался бинокль; сбоку, как сабля, — маузер.
Выйдя к нему на улицу, Александр Иванович рассмеялся.
— Ты чего? — обиделся самолюбивый Дыбенко.
— Не могу без смеха глядеть на конных матросов.
Дыбенко спешился, отдал повод адъютанту, отвел Иванова в сторонку, сказал:
— Главный удар будет наносить южная группа войск, вернее, сводная дивизия, в которую включен и твой полк. — Не удержавшись, добавил: — Начальником дивизии назначили меня. Так что прошу не баловать, а то взгрею.
— Что же будут делать северяне? — поинтересовался Иванов.
— Северная группа войск, в которую вошли петроградские и смоленские курсы комсостава, военно-инженерная школа, батальон московских курсантов и отряд питерских коммунистов, будет поддерживать меня из района Сестрорецка. — Дул южный влажный ветер, пронизывал до костей и шевелил черный чуб Дыбенко, гроздью спадавший на лоб из-под шапки. — Ты, Саша, в заставах лишних людей не держи, дай бойцам отоспаться. Начинаем в ночь на 17 марта. — Дыбенко плотней запахнулся в кожанку, пожал товарищу руку, ловко вскочил в скрипнувшее седло. Конь его с места взял галопом и вскоре растаял в плотном тумане. Только долго еще слышался звон подков о каменную мостовую.
Утром, когда туман рассеялся и клочьями унесся в море, артиллерия 7-й армии и батареи оставшегося верным советской власти форта Красная Горка начали обстрел крепости и мятежных кораблей, скованных льдами на кронштадтском рейде. Открыли беглый огонь и три бронепоезда, курсировавшие по железной дороге и стрелявшие с ходу. Бунтовщики не замедлили с ответом. Крупнокалиберные крепостные снаряды разбивали до фундамента каменные строения Ораниенбаума, в щепы разносили деревянные избы Мартышкина и Сестрорецка, докапывались до воды.
Иванов, в бинокль наблюдавший за результатами артиллерийской дуэли, отметил: мятежники, нервничают, палят в белый свет, как в копеечку. Несколько фортов залпами стреляли по бронепоездам, но так и не сумели накрыть подвижные цели, не попортили железнодорожное полотно.
Он видел, как снаряды с берега накрыли линкор «Севастополь», пробили на нем броневую палубу, что-то зажгли.
Канонада все нарастала, с каждым часом с обеих сторон в бой вступали все новые и новые орудия. Так, в безрезультатной стрельбе, прошел день.
Косые солнечные лучи в последний раз скользнули по массивному куполу кронштадтского Андреевского собора. Подкрадывался вечер, и огонь понемногу стал затухать; мало-помалу он прекратился совсем, его словно залили потоки темноты.
В девять часов вечера Иванов получил долгожданный приказ о наступлении. Клочок разлинованной бумаги, на котором было написано несколько стандартных фраз, скрепленных знакомыми подписями Ворошилова и Дыбенко, взволновал его до глубины души. Кажется, только теперь он представил себе все трудности предстоящего штурма.
Пехота должна была под сильным огнем врага, увязая в снегу, пробежать восемь верст по ровному, как стол, пространству и со штыками наперевес кинуться на штурм морской крепости, со всех сторон защищенной фортами, ощерившимися тяжелыми орудиями и пулеметами. Хватит ли у солдат отваги для такого подвига? Ведь крепость располагает всем, что нужно для уничтожения не только двух-трех наспех сколоченных дивизий. Она способна разбить сотни тысяч вооруженных людей, в ее распоряжении такой могучий союзник, как линейные корабли Балтийского флота; на каждом из них — двенадцатидюймовые орудия. Попробуй дотянуться до мятежников штыком, если они сидят в бетонных казематах фортов.