Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
— Дайте несколько очередей над головой бегущих, — приказал пулеметчикам Александр Иванович.
Люди, охваченные паникой, сбивались в кучки и бежали, лед трещал у них под ногами.
Огонь своих же пулеметов на минуту отрезвил их. Иванов побежал навстречу дрогнувшему полку. Когда начинается повальное бегство, человек, продолжающий идти вперед, невольно бросается в глаза, а к тому же Иванов был на голову выше других. Красноармейцы сначала замедлили бег, потом остановились, повернули назад и с чувством стыда принялись подбирать брошенные винтовки.
— Где командир полка? — гаркнул Иванов.
— Обрушился в полынью и потоп.
— Командиры батальонов?
— Один убит, двое поранены, мучаются на льду. А санитаров нет.
— Передайте по цепи: командование полком беру на себя, — продолжал Иванов. — Вперед, только вперед! Если останетесь на льду или повернете обратно — вас наверняка накроют.
Кто-то запел «Интернационал», революционный гимн подхватили сотни голосов. Оркестр тоже грянул «Интернационал». Его звуки вселили мужество, паника утихла.
На лыжах примчался связной от Фабрициуса, сообщил радостное известие — красноармейцы полка, которым командует Железный Мартын, разметали колючую проволоку и без единого выстрела заняли номерной форт; там целые штабеля снарядов, которых хватило бы на то, чтобы взломать лед от острова до берега. Гарнизон форта сдался без боя. Кто-то из артиллеристов придушил своего начальника; оставшись без командира, матросы береговой обороны отказались сражаться против Красной Армии и подняли руки.
Вскоре тяжелые пушки форта открыли огонь по кораблям мятежников, заставили замолчать «Севастополь».
Красноармейцы, пробежав с полверсты вперед, повеселели — до крепости было рукой подать. Под пулеметным дождем штурмовой отряд саперными лопатами рубил колючую проводку перед фортом № 6. В свете прожекторов проволочные заграждения, казалось, были охвачены белым пламенем; издали они напоминали паутину, в которой, подобно мухам, попавшим в беду, бились темные человеческие фигурки. Иванов уже не раз имел дело с колючей проволокой, он знал, что к ней подвешены порожние консервные банки и стреляные снарядные гильзы, при прикосновении звенящие, как церковные колокола.
Подошла новая цепь; в ней шел Ворошилов, державший в руках куцый кавалерийский карабин. За цепью, спасая честь Балтийского флота, шагал отряд революционных матросов под командованием кочегара Иванова. Много в Красной Армии было Ивановых.
Александр Иванович со своими бойцами был уже у самого острова Котлин, когда раздался невероятный грохот, и справа, там, куда первоначально нацеливался полк, встала хрупкая, стеклянного блеска стена воды: мятежники подорвали заложенные под лед фугасы. В легкие ворвался горячий, отравленный пироксилиновыми газами воздух, люди едва не задохнулись.
Александр Иванович упал (хотелось пустить в ход саперную лопатку, но на льду она была ни к чему), приподнялся на руках, огляделся. Не бегут ли наши?
Обвальный грохот взрыва постепенно затих, и с той стороны, где сработали фугасы, послышались жалобные крики о помощи, — видимо, кто-то попал в воду и, оглушенный взрывом, тонул.
«Может быть, Лукашка?» — пронеслось в голове Иванова.
Он рванулся к темнеющей полынье, и здесь же усилием воли сдержал себя. Бежать на помощь нельзя, нет времени. Главное — с ходу ворваться в крепость и навязать противнику штыковой бой. «Ворваться в крепость! А какова она, эта чертова крепость?» — и Александр Иванович пожалел, что никогда не был в Кронштадте: в знакомом городе воевать всегда легче.
Отдышавшись, Иванов крикнул:
— Бегом, за мной!
Тяжелая намокшая шинель путалась между ногами, мешала бежать. Он остановился, взглянул на компас. Стрелка беспорядочно кружила — слишком много повсюду валялось стальных осколков. Он бросил шинель, кинул ее под ноги. Его примеру последовал комиссар, а за ними и многие красноармейцы.
До ближайшего форта оставалось саженей пятьдесят по обломанному прибрежному льду. Виднелась черная, как хлеб, земля. Но прежде чем добежать до нее, надо преодолеть холодное крошево льда, погрузиться в воду по пояс.
Обгоняя командира полка, прыгая по льдинам, проваливаясь между ними и снова выбираясь, рвались вперед молодые красноармейцы. Штыки их, освещенные прожекторным светом, переливались текучим голубым огнем.
С форта жахнули картечью. Свинцовые горошины пролетели выше и дальше атакующих. Захлебываясь, в упор забили пулеметы. Оглохшие от разрывов снарядов, бойцы не слышали сухого треска выстрелов. Лишь по частым желтовато-синим вспышкам, мельтешившим впереди, можно было понять, что в них стреляют, и стреляют с близкого расстояния.
Прошумев шелком знамени, мимо Иванова пробежал знаменосец полка, молодой красноармеец — тот самый, который вчера доверительно показывал ему письмо от матери. Старушка, передавая сыну бесчисленные поклоны родственников, спрашивала, когда можно ждать его домой, в родную Пензу, и мимоходом сообщала, что она уже и невесту подыскала своему ненаглядному Ванечке, тихую, работящую, нежную с лица.
Знаменосец пробежал вперед, споткнулся, упал, попытался встать на колени и не смог. Над смертельно раненным наклонился делегат партийного съезда от 6-й армии Подзолков, пошедший на штурм рядовым бойцом. Он высоко поднял над собой алое, расшитое золотым гербом знамя, которое сразу увидел полк.
Со всех сторон ревело сплошное «ура!». Поредевший полковой оркестр не переставая играл берущий за душу бравурный марш. В крепости тоже кричали «ура». То ли мятежники подбадривали себя, то ли туда уже ворвались красноармейские части и вели рукопашный бой.
От одного форта к другому промчалась окутанная паром маленькая, словно игрушечная, кукушка с двумя платформами; на них, как детские кегли, рядком стояли тяжелые снаряды.
Телефонист с ящиком на груди, катушкой провода в руках, размотанной на три четверти, перевел дух, схватил Иванова за гимнастерку и сунул в руки ему телефонную трубку: