Календарь Морзе
Шрифт:
Мартын с обретением сестры изменился довольно сильно — как будто нашел что-то… Или, наоборот, потерял. Он стал галантен, разговорчив, развязен и смел с женщинами. Пару раз я замечал его лапающим по углам стриптизерок, а может, и не только лапающим — во всяком случае, все чаще между выступлениями Марта сидела у нашего столика в одиночестве, потягивая минералку из высокого бокала. Новый Менделев был заметно счастливее старого, но нравился мне меньше. Он стал небрежен в исполнении, чего никогда не позволял себе раньше. Я замечал, как недовольно косится на него в эти моменты Марта, пытаясь сгладить впечатление собственной виртуозностью.
Я мог бы остаться, но предпочел откланяться и пошел на работу. Потому что только там я был хотя бы формально на своем месте.
— …А пятнадцатого мая всякие махровые
Жизнь в городе быстро засосало в новую нормальность, в которой розово-сине-лиловое небо и бессмысленность вопроса «когда» стали привычными. Никогда не подумал бы, что человек может жить без времени, но оказалось, что это легко — достаточно отказаться от памяти. Каждый крутился в своем персональном цикле последовательности действий — встал-поел-сходил на работу-пришел-выпил-уснул. Все, что в него не входило, постепенно исчезало из реальности. Мироздание протухло, как та рыба, и мне казалось, что его постепенно сжирают какие-то муравьи.
Анюту, кажется, помнил только я. Если потыкать общих знакомых носом в конкретные факты: «а вот с кем ты тогда, когда мы…» — то что-то такое вроде бы вспоминали, но на секунду, мимолетно, тут же отмахиваясь и переводя разговор. Хотя прошло всего… не знаю. Внутренние часы давно встали. И само слово «давно» ничего не значит. Наша последняя встреча в кафе могла быть часы, дни или годы назад.
Компьютеры, в отличие от людей, этого не перенесли, и городская сеть исчезла. Мобильные телефоны продолжали работать, видимо, просто потому, что все привыкли видеть их работающими. Спросить об этом было больше некого — Павлик теперь вряд ли нашел бы даже пресловутый «эникей». Его было не узнать — если раньше он казался абсурдно похожим на меня, то теперь нас не спутать даже в темноте и спьяну. Перекачанный рэмбо со зверским лицом голливудского спецназовца, клавиатуру он мог теперь разве что сломать об голову. Павлик ходил в военной форме с галунами, как папуасский генерал, беззлобно задирал все, что движется, и решительно подкатывал к каждой особи женского пола, подпуская ей сурового военного амура. Он честно не помнил, как был компьютерным ботаном. Это он-то? Спецназовец и ЧВК-шник, снайпер и рукопашник, морской котик, слоник и конёк? Герой всех горячих точек современности? (Спрашивать, каких именно, не стоило — герой начинал путаться в местах и датах, от чего мог стать агрессивен). Ко мне он теперь относился слегка иронически, как ко всем «гражданским», но задирать все-таки опасался. Инстинкт самосохранения, видимо, отмирает последним. Оленька все так же была с ним, снисходительно относясь к его откровенному солдатскому перепихону на стороне: «Он у меня настоящий брутал! Мужчине надо иногда изменять, это инстинкт Альфа-Самца!» Впрочем, сама она тоже была не прочь, делая мне недвусмысленные намеки при каждой встрече. Не замечать их было все сложнее, но я справлялся.
Жизнь моя крутилась между «Поручиком», где я пил, и работой, где я трындел. На пути между ними был угловой дом по улице Блаватской, где в витрине прогоревшего бутика пылилась картонка с надписью «Аренда». Почему, почему я не вытащил тогда Анюту из этого кафе? Да хоть силой! Сейчас я бы сделал это, даже если бы пришлось оглушить ее собственным нетбуком. Но кафе не появлялось, квартира тоже, и по одному номеру абонент был вне зоны действия сети, а по второму номер был набран неправильно. Я стоял, смотрел, нажимал «вызов», потом убирал телефон в карман и шел на работу. Одно хорошо — теперь всем было
— …Восемнадцатого мая — День Розовой Пантеры, Pink Panther Day. Этот праздник придумали для себя музыканты, художники, кулинары, фотографы и прочие «творческие натуры». Так что его смело можно называть «День креакла». У этого праздника есть официальный девиз: Think pink! («думай по-розовому»), — то есть «думай творчески», а его «духовной основой» провозглашено «нестандартное мышление и изменение окружающего мира». С одной стороны, сытое человечество может позволить себе содержать огромное количество никчемных бездельников, не выполняющих никакой производительной функции, а занятых только тем, что развлекают себя и себе подобных. С другой — сами креаклы изо всех сил раскачивают устоявшийся сытый порядок. Стабильность им скучна, а просчитать последствий они не умеют. Удивительная картина, когда глупый пингвин, тряся жирным в утесах, исполняет арию Буревестника! «Пусть сильнее грянет буря», — блеет очередной креакл, привычно думая «по-розовому», то есть, думая жопой. Но розовые очки, которые принято надевать в Pink Panther Day, всегда бьются стеклами вовнутрь…
Забавно, но, хотя у города теперь не было даже местной сети, у Чото появился интернет. Он присутствовал только на его компьютере и никуда не девался, даже если выдернуть провод из сетевой карты (я проверял). Не знал, что мой ассистент настолько интернет-зависимый. Скорость была так себе, многие сайты не открывались, и понять, настоящий ли это интернет, или порождение сумрачного разума Чото, я так и не смог. Новости там были абсурдны, люди глупы и нелепы, комментаторы откровенно безумны… То есть на вид совершенно как настоящий. Я сначала думал, что Чото просто хотелось и дальше читать новости, но потом он скромно признался, что на самом деле он топовый блогер с какими-то немереными тысячами подписчиков. Уж не знаю, в воображаемом своем интернете, или в настоящем — тем более что разницы, кажется, не было никакой. Чото очень смущался, потому что своей популярностью был во многом обязан тому, что записывал и выкладывал мой радиобред в своем блоге, который так и назывался — «Радио Морзе». Правда, надо сказать честно — он не приписывал авторство себе. Все было хуже — Чото вел блог обо мне! В его писаниях я выглядел персонажем карикатурным и анекдотическим, но в целом положительным. Да и глупо было бы сердиться на выдуманные приключения себя, описанные в выдуманным интернете человеком, которого я называл именем выдуманного персонажа. И так дурная рекурсия.
Зато, благодаря Чото, у нас остались новости.
— Гражданам запретят выходить в астрал, полиция ищет серийного похитителя отбеливателя для зубов, епископ-лесбиянка призвала запретить кресты, дизайнер запустил линию одежды, меняющей цвет от радиации, а оскорбления в соцсетях теперь можно заверить у нотариуса!
Какое счастье. Будете вы не просто мудак, а мудак, нотариально заверенный…
— …А двадцать девятого мая — День партизана! В этот день так приятно пустить что-нибудь под откос! Например — свою жизнь…
Глава 20
— Вам оказали большой, как по мне даже чрезмерный кредит доверия, — Вассагов говорил совершенно спокойно, но от этого было только страшнее, — и вы всё, выражаясь понятным вам языком, просрали.
К счастью, выговаривал он не мне, я просто слышал это из приоткрытой двери его кабинета.
— Вы обещали мне найти этого человека, вы даже клялись в этом. А я, как вы знаете, предельно серьезно отношусь к клятвам…
Вассагов просто позвонил и просто сказал: «Зайдите ко мне, пожалуйста». Я не то чтобы забыл о его существовании, но был уверен, что у нас больше нет общих интересов. Тем не менее дежурный на входе препроводил меня к кабинету и велел ждать, пока не вызовут. Я ждал.
— Человек, о котором… о которой я говорил, находится в городе… И при этом вне города. Я не знаю, как это возможно, и не знаю, что с этим делать. Я сожалею… — глубокий и мягкий, как будто обволакивающий голос Апполиона Адимуса ни с чем невозможно спутать, но на Вассагова его магия не действовала.