Календарь Морзе
Шрифт:
— Мы не знаем, сколько тульп в городе, — рассказывал Маракс. — Отличить их от обычных людей невозможно, да и зачем? На фоне всего прочего они хотя бы относительно безвредны.
— Относительно? — спросил я. Я заманил профессора остатками остродефицитного кофе специально, чтобы выяснить, чем для меня может обернуться сотрудничество с Мартой.
— Не более опасны, чем любой человек, с которым у вас эмоциональная связь, — подтвердил Сергей Давидович. — Даже, наверное, менее. Вряд ли кто-то материализует себе тульпу, которая будет спьяну поколачивать партнера или зарежет его из ревности кухонным
— Они полностью идентичны обычным людям?
— Зависит от уровня материализующего, — уточнил Маракс. — Чем более развиты его фантазия и интеллект, тем более интересна и разнопланова личность тульпы. Или вы про материальный план? Тогда разницы нет — они едят, пьют, испражняются, уязвимы для физического ущерба и так далее. Есть и забавные случаи — обычно тульпы появляются у людей, страдающих от одиночества, но у нас зафиксирован случай, когда раздвоилась семья, которая пятнадцать лет в браке!
— Раздвоилась? — удивился я. — Это как?
— Представьте себе! — профессор щедро отхлебнул из чашки мой драгоценный кофе. — У мужа возникла тульпа жены, у жены — тульпа мужа, и у обоих — по комплекту тульп их двух детей! Даже после пятнадцати лет брака их представления друг о друге настолько расходились с реальностью, что реальность этого не выдержала. Теперь у них в доме куча народу — два мужа, две жены, три пары детей. К счастью, настоящие дети не настолько идеализировали родителей, чтобы создать себе еще пару комплектов. Они все как-то ухитряются игнорировать странность ситуации, несмотря на очереди в сортир. Материализованные представления довольно похожи на прототипы, только тульпа жены на двадцать килограммов легче, тульпа мужа не пьет, а тульпы детей предпочитают видеоиграм учебники.
— Забавненько…
— И не говорите, — вздохнул Маракс. — Нет ли у вас еще кофе?
— И кого мы здесь видим? — к красивому голосу Апполиона Адимуса совершенно не шла эта гопническая интонация. — На ловца и зверь бежит!
Пока я стоял на углу, раз за разом механически нажимая на телефоне кнопку вызова, из двора вышла целая процессия. Впереди семенил короткими кривыми ножками лучащийся довольством карлик, сзади вышагивали трое рослых пузатых куполоносцев. Сочетание типажей было совершенно карикатурное, и я бы посмеялся, если бы один из них не тащил с собой ту самую фаллическую дубину, которой мне однажды уже ломали руки. У меня немедля возник соблазн запихать ему эту палку в задницу так глубоко, чтобы мешала сглатывать, но я сдержался. Придет еще время.
— Антон, я так и думал, что рано или поздно найду вас здесь! — ухмылялся это недомерок. — Вы такой предсказуемый!
Редкостно противный тип. И чего Крыскина в нем нашла? Но послушать, что ему надо может быть полезно.
— Ну вот, нашли, — сказал я неприветливо. — Дальше что?
Громил его я ничуть не боялся. Это из-за угла по башке двинуть они храбрые, а лицом к лицу мы еще посмотрим, кто кого.
— Ну что вы такой злой, Антон? — хихикнул Апполион. — У нас, между прочим, общие интересы!
— Схуяли?
— Нам нужно одно и то же…
— И это вы называете «общими интересами»? — обидно засмеялся я, — Когда двум людям нужно одно и то же, это не общие интересы, а casus belli 28 .
— И все же, — не отступал карлик, — разве вы не хотите, чтобы это все закончилось? Не хотите покинуть этот город, уехать…
— Если для этого надо иметь дело с вами — обойдусь.
— К чему эта агрессия? Мы же можем помочь друг другу.
— Вряд ли, — покачал головой я, — если бы вы знали, как до нее добраться — уже добрались бы. Значит, вы мне помочь не можете. А я вам — не хочу.
28
Юридический термин времён римского права: формальный повод для объявления войны.
— А ведь придется…
— Это вряд ли.
Я развернулся и пошел на работу.
— Зря вы так… — крикнул мне вслед Апполион. — Я ведь хотел по-хорошему!
Я не верил ни единому его слову. Не дам этой твари добраться до Анюты. Пускай даже этот проклятый город протрет своей каменной жопой дырку в Мироздании и провалится в преисподнюю.
— … Международный день друзей! Если у вас много друзей — то это ваш праздник. Впрочем, в этом случае у вас всегда праздник, потому что вы либо очень молоды, либо очень наивны. Ну, или счастливо сочетаете оба этих достоинства. В этот день хочется вам пожелать так никогда и не узнать, как обстоят дела на самом деле…
— Антон, мы же ваши друзья! — сказал Дидлов очень убедительным тоном. Глаза у него были честные до полной прозрачности.
— Да что вы говорите! — поразился я. — А руки мне ваши наемники по дружбе сломали?
— Ну, что вы так сразу? — расстроился отставной депутат. — Фораскин перестарался, конечно — сами понимаете, отцовские чувства… Давайте не будем концентрироваться на негативе!
— Давайте, — согласился я. — Давайте я вам сейчас руку сломаю, а вы не будете концентрироваться на негативе? Подадите мне пример.
— Если это необходимо, — печально сказал Дилдов, — я готов пострадать за народ!
— Крепко они вас за жопу держат, как я посмотрю…
— Не надо про жопу, — поморщился он. — Политик всегда представляет чьи-то интересы, вот хоть у приятеля своего спросите.
Он показал на сидящего за соседним столиком Славика, который и подвел ко мне в «Поручике» Дидлова. Славик, заметив наше внимание, отсалютовал полупустым стаканом.
— Поймите, Антон… — градус задушевности в голосе правкома рос на глазах, приближаясь к немыслимым в природе значениям. — Это же все ради народа!
— Серьезно?
— Ну разумеется! Вы поймите — я сам коренной стрежевец, сын секретаря обкома! Все не так однозначно — никто здесь не хочет возвращения этой вашей «нормальности»!
Я припомнил, как по дороге сюда меня попытался покусать парень, считающий себя вервольфом, и машинально потер ушибленные костяшки. Пришлось ждать полицию, писать заявление… Полицейские рассказали, что несколько человек он уже погрыз. И даже в тюрьму его не посадишь, потому что он и сам не помнит, что делал, и полицейские вскоре не вспомнят, за что он сидит. Да, личная свобода во всей красе… Таких как он отправляли в монастырь, последний островок стабильности, удерживаемый усилиями братии. Там их индивидуальная реальность не могла противостоять коллективной. Возможно, если этот город рухнет в бездну хаоса, монастырь останется плавать на поверхности этаким буйком, но, может быть, и булькнет с нами.