Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Исторические корни и развитие обычаев
Шрифт:
Можно предположить, что зооморфные фигурки из дерева и соломы, изображающие петуха, голубя, козу, которые у некоторых европейских народов, например, у шведов, принято было ставить на рождественский стол среди ритуальных блюд, воспринимались первоначально как воплощение душ умерших. [174] Эта мысль рождается при сопоставлении со шведским обычаем аналогичного ему обычая русского и финноязычного населения русского Севера, глубоко изученного Н. А. Криничной. [175]
174
Там же, с. 110.
175
Криничная Н. А. Историко-этнографическая основа преданий о «панах». — СЭ, 1980, № 1.
Для духов умерших неизменно отводилось почетное место у огня,
Интересами земледельческого хозяйства продиктовано обрядовое применение огня, воды, растительности. [177]
176
Бибиков С. Н. Поселение Лука-Врублевецкая…, с. 256.
177
Подробнее см. соответствующие статьи настоящего издания.
Одним из обрядов, в котором можно видеть сплав стадиально различных религиозных представлений, единых в своей цели, выражающих суть пожеланий крестьянина, является обряд сжигания в домашнем очаге рождественского полена, у южных славян известном под названием бадняка.
В этом обряде наряду с очевидными приемами магии плодородия, выражавшихся в выборе для полена самых прочных пород деревьев или фруктовых деревьев, наиболее плодоносных, можно проследить и элементы олицетворения: у некоторых народов в дереве видели воплощение духа, божества, а возможно, как полагает Н. Н. Велецкая, и заменителя человеческой жертвы.
Головня от несгоревшего полена, зола от него наделялись сакральными свойствами и широко использовались. [178]
Среди символов плодородия, наиболее употребимых в земледельческих обрядах рождественско-новогоднего цикла, были зерно, хлеб, зооморфные и антропоморфные фигурки из теста. О магических приемах их применения было сказано выше.
Большое место в обрядах отводилось соломе. У финнов, например, рождество не мыслилось без застланного соломой пола. Прежде чем расстилать солому, ее бросали горстями вверх, в потолок, гадая о будущем урожае. У многих народов солому расстилали под скатертью рождественского стола, ритуальные блюда праздничной трапезы ставили на пол, застеленный соломой, либо на набитые соломой мешки; на соломе в рождественскую ночь спали. Для усиления магического эффекта расстеленную на полу солому посыпали зерном, бросали на нее горсти орехов. После праздника всю эту солому разбрасывали по полям, вешали на ветки плодовых деревьев, относили в хлева, стелили в гнезда домашней птицы. В предрождественские дни принято было обвязывать соломой плодовые деревья или окуривать их, сжигая соломенный жгут.
178
Велецкая Н. Н. Языческая символика…, с. 110–111; Зимние праздники, 247, 271–272, 303–304, 311, 336.
Солома широко применялась и в обряде ряжения: колядовщики обвязывали себя связками соломы, набивали ее под одежду, украшали себя соломенными накидками и высокими соломенными шляпами. [179]
В земледельческой обрядности весеннего цикла праздников, падающих на период пробуждения природы и начала сельскохозяйственных работ, эмоционально значительно ярче окрашенных, чем зимние, идея плодородия выражена наиболее полно, символика плодородия, применяемая в обрядах, богаче и разнообразнее. Большое место в обрядности этого периода занимают обряды, совершаемые при начале тех или иных сельскохозяйственных работ. Часто это обряды, имитирующие предстоящие работы (например, обрядовая запашка, о которой сказано выше). Покровителями земледельца, святыми, к дням почитания которых приурочивается начало полевых работ, чаще всего выступают святые, заместившие божества плодородия: св. Георг, св. Бригита, св. Марк — опекун хлебов в Польше, и др.
179
Там же, с. 91, 112, 129, 167, 210, 223, 247–248; Кашуба М. С. Характерные черты зимней календарной обрядности у славянских народов. — Македонский фольклор. Скопjе, 1975, № 15–16; Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в. М.: Наука, 1979.
У садоводов и корчмарей Болгарии покровителем, от которого ждали хорошего урожая винограда, считался св. Трифон Зарезан, ко дню почитания которого (1 февраля) традиционная практика предписывала начинать подрезку виноградных лоз. В честь св. Трифона устраивался веселый праздник с избранием «царя виноградника», обычно лучшего в селе виноградаря, которого, увенчанного
В основе праздника Трифона Зарезана можно усмотреть, как полагают некоторые исследователи, пережитки культа фригийско-фракийского бога плодородия и природы Сабазия (одна из ипостасей Диониса), распространенного по всему Балканскому полуострову. Этот праздник вошел в систему обычаев южных славян, расселившихся на Балканах и освоивших здесь культуру виноградарства. [180]
Весенние молодежные забавы и развлечения имеют нередко откровенно эротический смысл, они предполагают воздействие на пробуждение плодородящих возможностей как земли, так и человека. Свобода общения полов, допустимая во время молодежных выходов в лес, за околицу, в хлеба (польские собутки), отголоски фаллического культа во многих масленичных обрядах, в частности в кукерских играх; значительно большая, чем в зимних обрядах, роль девушек и женщин — все это символические формы заклинания плодородия, так же как принятый некогда в Португалии обычай парней и девушек кататься парами по льняному полю, обычай немецких девушек плясать нагими вокруг льна, целовать пахаря перед началом пахоты. [181]
180
Весенние праздники, с. 274–275.
181
Подробнее см.: С. А. Токарев. «Эротические обряды» в настоящей книге; Он же. Ранние формы религии, с. 381–383; Фрэзер Дж. Золотая ветвь, с. 158–163.
Идея плодородия очевидна и в обрядах лазарования у южных славян, румын, греков, в шествиях кралиц у хорватов, имеющих смысл инициаций, отмечавших переход девочек в возрастную группу, дающую право на брачно-половое отношение. [182] Специфику многих весенних праздников, позволяющую видеть в них праздники плодородия, составляют обряды, выражающие идею возрождения через умирание, известную триаду: жизнь — смерть — жизнь. Это обряды уничтожения антропоморфного или зооморфного персонажа в виде чучела, куклы или маски, олицетворяющих изобилие, плодородие и вместе с тем зиму, смерть.
182
Весенние праздники, с. 284–286, 269–270.
Кроме персонажа, олицетворяющего праздник Карнавала, в разных странах именуемого по-разному (Карнавал, дон Карналь, Бахус, Запуст, Менсопуст, Масопуст, Кантрабас и т. д.), это и персонажи других весенних праздников, в частности предпасхальных. Джек-пост в Англии, морена, маржана, смртяка у западнославянских народов — центральные фигуры обряда «выноса смерти». Идея возрождения природы через уничтожение и идея плодородия сливаются в этих обрядах. Борьба зимы и лета и победа лета в обрядах отражается нередко в драматизированных представлениях борьбы зимы и лета (борьбы двух персонажей, один из которых укутан соломой, другой зелеными ветвями) или в обычае выносить соломенную куклу из села и вносить в него зеленую ветвь, сопровождавшемся песней девушек: «Мы вынесли мор из деревни, внесли побеги». Связь обряда с непосредственными хозяйственными нуждами очевидна в обычае разбрасывать по полям солому от растерзанной куклы. [183] Смерть как условие возрождения — необходимое ритуальное действо многих карнавальных игр. В кукерских играх болгар убивали «царя», совершающего пахоту и ритуальный посев, либо «молодуху», заменяющую его, персонажи, которые тут же «воскресали», вызывая бурное веселье присутствующих; мотивы смерти и воскрешения разыгрываются калогерами, персонажами греческих карнавальных представлений. [184]
183
Там же, с. 16–21, 32–40, 50, 52–61, 148, 208–229 и др.
184
Там же, с. 279, 324.
Та же идея уничтожения ради возрождения заключена, видимо, и в жестоких, на взгляд современного человека, играх, имевших место у многих народов Европы, в которых победителем выходил тот, кому удавалось, кидая с большого расстояния серп, палку, саблю или нож, отсечь голову петуху или гусю, закопанному по шею в землю, либо подвешенному на веревке. [185] Эти обряды — отзвук культа умирающего и возрождающегося бога растительности, а возможно, предшествующего ему культа умирающего и возрождающегося зверя. Умирающий и воскресший бог или зверь земледельческими народами воспринимался как божество плодородия, смерть или уход которых несли неурожай и голод, а его появление — возрождение плодородия в природе.
185
Там же, с. 36, 52, 93, 144 и др.