Камень Солнца. Рассказы этнографа
Шрифт:
* * *
Лодку, приставшую к берегу против аила отца Дахчи — Таласа, первой увидела его жена Анай. Она позвала сына:
— Дахча, скорее подними отца. Лодка пристала. Человек в ней почти не шевелится. Он или ранен, или болен...
С помощью Дахчи Талас привел раненого путника в аил. Анай сбегала за Каракасом. До прихода шамана человек из лодки не приходил в себя. Слова, вырывавшиеся в бреду, были непонятны. Каракас, очищавший лекарственным снадобьем рваную рану на груди незнакомца, внимательно прислушивался к бессвязному бормотанию. На десятый день незнакомцу стало немного лучше, и он достаточно ясно произнес по-телеутски:
— Чей аил дал мне приют в конце моей жизненной
Голос незнакомца прозвучал из гостевого угла так неожиданно, что Анай невольно выронила чашу с чаем на колени и вскрикнула. Талас быстро подошел к больному и опустился у его изголовья:
— Я Талас — хозяин аила, приветствую твое возвращение к жизни. Ты поправишься, странник, и не надо думать о конце пути.
— Я Катугаас из рода Телес. Мой аил стоит в лесу ниже по течению Великой реки. Мои отцы и деды умели понимать духов гор и лесов. Наш род древнего колена. Наши люди умеют видеть будущее и редко ошибаются.
Телесец с трудом подбирал непривычные для него телеутские слова. Долгая речь утомила его. Он перевел дыхание и продолжал:
— В моем аиле всего в достатке: и скота, и шкур зверей. Я видел в твоем доме, Талас, молодого мужчину. Он похож на тебя. Это твой сын? Он еще не женат? Я не видел здесь молодой, и ты не отделил его...
Раненый приподнялся и закашлялся так сильно, что кровь выступила на губах и он бессильно упал на постель. Испуганная Анай побежала за шаманом.
Только к вечеру Катугаас пришел в себя, попросил поесть и принести из лодки его торбу и оружие. Дахча побежал к берегу. В лодке было два лука. Один обычный, такой же, как у всех телеутских воинов, и другой большой, с длинными концевыми костяными накладками и звенящей тетивой. Дахча с трудом натянул тетиву. Он никогда не видел такого лука.
Телесец попросил развязать торбу и передать ему небольшой кожаный мешочек. Слабыми руками он дернул завязку, мешочек раскрылся, и на кошму выпали белые, лазурные, красные и желтые бусинки бисера — целое богатство, а среди них золотая поясная бляха, изображающая козлов, сцепившихся рогами.
— Талас, — подозвал телесец хозяина аила, — мой дом пусть будет счастливым домом для твоего сына. У меня растет дочь. Вчера ей исполнилось семнадцать весен. Она стройна, как лиственница, волосы чернее черного хвоста горностая, а глаза большие и цветом похожи на золото. Прими в знак дружбы золотую бляху для пояса, и давай сговоримся соединить наших детей. Подумай, спроси сына, если сердце его свободно, он будет счастлив. Подумай и не торопись, Талас. В обычаях нельзя отказывать ни принятому под кров, ни уходящему в подземный мир.
Дахча с каким-то смутным волнением прислушивался к словам Катугааса. Он знал, что нет хуже для телеута человека, чем неженатый мужчина, но пока еще не помышлял о браке, да и никто из девушек соседних аилов не был ему дорог. Он ждал, что скажет отец, и не знал, что хотел бы услышать.
Талас ничего не ответил в тот день. Он решил посоветоваться с шаманом. Каракас, прежде чем ответить отцу Дахчи, навестил раненого и долго говорил с ним, попросив всех покинуть жилище.
Каракас ушел от телесца крайне озабоченным и, не обращая внимания на почтительно ожидавшего ответа Таласа, быстро пошел к аилу Моюля. Дахча и все молодые и старые мужчины племени только поздно вечером узнали, что рассказал телесец шаману и что шаман передал старейшине. Далеко за верховьями реки, куда отправился Катугаас за редким товаром для своей любимой дочери — Айталины, где живет кипчакское племя, он встретился с воинственными и необычными в этих степях всадниками, пришедшими с юго-востока. Он вместе с кипчаками участвовал в сражении с пришельцами, там он добыл вражеский лук и получил глубокую рану на груди, которая раскрылась вновь уже на обратном пути, от частых взмахов веслом. Катугаас потерял много крови, и лодку его
Катугаасу стало хуже, он вновь был в бреду и чаще других слов с его губ слетало: «Айталина». Он бредил и вспоминал свою дочь. Очнувшись, телесец вопросительно смотрел на Таласа, а тот так и не получил совета шамана. Предчувствия опасности вынудили Каракаса забыть просьбу отца Дахчи. Пришлось о ней вновь напомнить.
— Отец Дахчи, — медленно начал шаман, — я, который может опускаться под землю и подниматься на небо, не знаю, что ожидает нас в ближайшие годы. Но я тебе дам совет — принимай дружбу телесца. Я слышал о нем, о его дочери, которую за красоту назвали Айталиной. Айталина — значит созданная творцом. Нам нужна будет дружба народа телесца. Но только помни, Талас, ты отец Дахчи и ты должен будешь выполнить условия сговора. Отец Айталины долго не проживет. Твое согласие — клятва перед духами гор и лесов, не смей потом ее нарушить.
Талас вернулся домой в тот момент, когда Катугаас вновь пришел в себя. Дахча сидел около него и держал чашу с водой. Телесец внимательно посмотрел на хозяина дома.
— Слушай, отец Айталины, слушай Дахча. Не перед лицом смерти, не перед законами гостеприимства, а перед будущим я принимаю дружбу твою, Катугаас. Ты поправишься, и мой сын поедет с тобой за своей невестой, которую ты зовешь Айталина и у которой золотые глаза.
— Спасибо тебе, отец Дахчи, — голос телесца звучал радостно и спокойно, — ты не будешь проклинать этот день, юный Дахча, но тебе придется одному поехать к нашему аилу. Если тебе понравится моя дочь, ты отдашь ей бисер и все расскажешь сам. Я скоро умру. Дай мне, Дахча, стрелу из моего колчана, сломай ее, я уже бессилен. Возьми обломок с опереньем и тоже отдай Айталине. Она догадается, что случилось со мной, и поймет, что тебе можно верить. А еще...
Катугаас вновь закашлялся, кровь опять выступила на губах, он протянул руку к чаше с водой, которую держал перед ним сын Таласа, и вдруг быстро проговорил:
— Вынесите меня наружу, к берегу. Скорее...
Похоронили Катугааса на Острове Мертвых. В могилу сложили все его имущество, чужеземный лук, стрелы, нож — все, что было с ним в лодке, а лодку разрубили и остатками накрыли могильный холм. Мешочек с бисером и обломок стрелы остались на гостевом месте в жилище Таласа.
Бюльдан одним из первых узнал о сговоре Таласа и Катугааса и на другой день после похорон не преминул спросить Дахчу, когда же он собирается поехать к своей невесте. Вопрос даже в устах Бюльдана казался безобидным, и Дахча ответил:
— Через десять лун, так сказал Каракас.
А через семь дней Бюльдан исчез из стойбища, но Дахча ничего не видел и не замечал вокруг себя. Каждый день приходил он к шаману, и тот учил его трудному телесскому говору.
Прошло двенадцать дней после похорон Катугааса. В аиле Таласа Дахчу собирали в дальний путь. Ему предстояло быть вестником несчастья и исполнить дружеский сговор.
— Говорил тебе Моюль — не дразни шамана, — собирая сына в дорогу, причитала Анай, — не послушался. Теперь он посылает тебя в невиданные земли. Он мстит тебе.
— Замолчи, мать Дахчи, — резко крикнул Талас и что-то хотел еще добавить, но Дахча перебил его:
— Не ругай мать. Я все равно поеду в селение телесцев и выполню просьбу отца Айталины.
Пришла пора отъезда. Когда Дахча кончил пить чай перед дорогой, мать прошла в свой угол и открыла большой ящик. Прекрасная зеленая шелковистая ткань заструилась в ее руках.
— Давно уже твой дядя, Дахча, привез эту ткань из южных земель, чтобы ты подарил ее своей невесте. Это хороший подарок для девушки, Дахча... — И мать залилась слезами.