Каменка

Данилевский Григорий Петрович

— Наше не тонетъ и не горитъ, — произнесъ Поджіо, оттолкнувшись отъ берега и плывя на спин: мужество и стойкость, не правда — ли, нашъ девизъ?…

— А слышали о новомъ женскомъ подвиг! — отозвался Лихаревъ, стоя на мельничной шлюз и оттуда собираясь внизъ головой броситься въ рку.

— Нтъ, не слыхали.

— Двица Куракина, увлекшись въ Москв католицизмомъ, въ доказательство преданности къ новой вр, сожгла себ палецъ въ камин….

— Мишель, это по твоей части! любовь…. женихъ! — крикнулъ, ныряя, веселый Поджіо. Вс засмялись.

— Какъ это у Шеридана о женщинахъ? — спросилъ Муравьева Давыдовъ: твой отецъ перевелъ

его «Облака»….

— И…. «Школу злословія», — тонко прибавилъ, въ защиту друга, Муравьевъ.

— «Шутите, шутите!» думалъ у окна мельницы Шервудъ.

Въ рк, въ это время, подошелъ только-что подъхавшій изъ другаго имнія, старшій Давыдовъ.

— Вотъ они, республиканцы! здравствуйте! — сказалъ онъ, дружески кланяясь и присаживаясь на берегу.

Часть купающихся уже одвалась.

— Что новаго? — спросилъ Поджіо.

— Это у васъ спрашивать, вы перестроители судебъ.

— Какое! мы военные!

— Хороши воины…. ну, да не вмшиваюсь, — пробурчалъ Александръ Львовичъ: а не умолчу, побьютъ васъ за прожекты ваши же Фильки да Ваньки.

— Что же, однако, новаго? — спросилъ брата младшій Давыдовъ: ты писалъ, что думаешь быть въ Кіев?

— Ну, былъ…. скука, жара и отвратительно кормятъ.

— Не по кулинарной части…. былъ же у кого-нибудь?

— А вотъ что, — вспомнилъ Александръ Львовичъ: это касается васъ…. ожидаемые смотры на юг отмнены.

— Почему? какая причина? — заговорили слушатели.

— Государыня нездорова, ей предписано хать въ Таганрогъ. Государь располагаетъ ее провожать.

— А правда-ли, — спросилъ Мишель: что столицу, изъ-за прошлогодняго наводненія въ Петербург, думаютъ обратно перенести въ Москву?

— Давно бы пора, — замтилъ Лихаревъ.

— И это говорите вы? — обратился къ нему Александръ Львовичъ: да Москва глушь, спячка, орда! ни дышать, ни сть, ни жить…. Охъ, вы, простите, Сенъ-Жюсты, да Демулены, — крехтя, прибавилъ онъ, вставая и идя за первыми одвшимися: вы дти, не практики…. Ну, хоть бы эти толки объ 'emancipation…. все это, говорю откровенно, вздоръ! Вы подзадориваете изъ моды другъ друга и преждевременными задираніями только мшаете жить остальнымъ. Служи я, да поставь меня начальство, съ полкомъ, противъ васъ, я бы вамъ показалъ….

Часть купающихся ушла. Шервудъ опять услышалъ голоса. У шлюза замедлились Пестель и Муравьевъ.

— Да! я все думаю, — сказалъ Пестель: такая разноголосица…. ужъ не открыть-ли всего государю?…. Право, онъ одинъ въ сил…. Ему бы все наше передать….

«Такъ вотъ что!» — сказалъ съ дрожью себ Шервуды — «нтъ, опоздали…. я васъ предупрежу!»

Купанье кончилось. Рка опустла. — «Завтра сдамъ работу и уду!» ршилъ Шервудъ.

* * *

Онъ обдалъ въ тотъ день въ своемъ флигел, медленно додая ломоть бараньей грудинки, принесенной изъ кухни дворецкаго, когда къ нему вошелъ офицеръ. То былъ Мишель.

— Извините, — сказалъ вошедшій: вы опытный механикъ, не можете-ли починить это?

Онъ подалъ Шервуду золотой, тльный крестикъ.

— У насъ, видите-ли, въ штаб нтъ мастеровъ…. жалкое мстечко…. а это для меня дорого…. отпаялось ушко….

Шервудъ отеръ влажныя, жирныя губы и поднялъ глаза на офицера.

— Крестъ, — проговорилъ онъ, въ раздумьи поворачивая поданную вещь.

— Да, память, благословеніе…. моей maman, — несмло пояснилъ офицеръ.

— Помилуйте, ваше благородіе, — злобно нахмурился Шервудъ:

разв я золотыхъ длъ мастеръ? у меня ни припая, ни инструментовъ для того….

— Но вы Самойлычу исправили кольцо, мамзель Адель серьги.

— У васъ…. матушка? — спросилъ Шервудъ.

— Да…. и я ее такъ люблю, — съ счастливой улыбкой и искренно произнесъ Мишель.

Шервудъ задумался. Въ его мысляхъ мелькнуло его открытіе и все, что онъ такъ ловко подслушалъ и записалъ, въ томъ числ и объ этомъ юнош, смло поджимавшемъ палецъ за пальцемъ, при счет намчаемыхъ жертвъ. Ему вспомнилось и утреннее купанье у мельницы, статныя, спокойныя и красивыя тла, марсельеза и шутка о загорлой ше. Онъ безсознательно продолжалъ разсматривать крестикъ. — Что ожидало стоявшаго передъ нимъ юношу и всхъ этихъ, повидимому, безпечныхъ и смлыхъ, сильныхъ духомъ и врившихъ въ свою звзду? — «У него мать» — подумалъ Шервудъ: «а у меня невста…. да и онъ, кажется, женихъ…. отъ одного шага, слова….»

Злобный огонь сверкнулъ въ глазахъ Шервуда.

— Извините, ваше благородіе, — сказалъ онъ не-хотя, какъ-бы еще пережевывая недоденный, вкусный кусокъ: я не ювелиръ, но для васъ, какъ могу, смастерю…. принесу вечеромъ….

— О, я вамъ буду очень благодаренъ! — сказалъ Мишель: вы истинный джентльменъ…. по-русски, это гражданинъ…. Вашу руку, гражданинъ Шервудъ.

И онъ горячо пожалъ мозолистую руку Шервуда, счастливый всмъ, и утреннимъ вупаньемъ, и тмъ, какъ онъ смло «по робеепьеровски» говорилъ въ ту ночь на засданіи, до того смло, что Поджіо ему сказалъ: вы — Маратъ! — и тмъ наконецъ, что онъ скоро будетъ въ Райскомъ, гд жила его невста, Зина, и гд въ конц августа, въ день рожденія ея матери, былъ назначенъ балъ, съ охотой на волковъ и дикихъ козъ.

* * *

Гости изъ Каменки вечеромъ разъхались. Утромъ слдующаго дня ухалъ и Шервудъ, щедро награжденный за исправленіе мельницы.

Полковникъ Гревсъ, получа благодарность Давыдова за Шервуда, далъ послднему порученіе къ своему брату, въ Вознесенскъ, откуда ловкій на вс руки техникъ былъ приглашенъ, для осмотра овечьихъ заводовъ и стадъ, къ сосднему помщику Булгари. Шервудъ взглянулъ въ свой списокъ: Булгари былъ туда занесенъ въ числ членовъ союза.

Изъ Вознесенска Шервуду, въ конц іюля, было предложено създить по длу въ Харьковскую губернію, въ ахтырское помстье родныхъ жены Гревса. Въ Ахтырк онъ, по порученію Булгари, отыскалъ офицера Вадковскаго. Взглянувъ въ свой списокъ, онъ убдился, что и Вадковскій также былъ членомъ тайнаго общества. Онъ его нашелъ у кого-то на крестинахъ.

Булгари, въ свиданіяхъ съ Шервудомъ, не проговорился ни въ чемъ. Намёки на Каменку, на общее дло и на общихъ будто бы товарищей даже заставили осторожнаго Булгари, въ письм къ Вадковскому, черезъ Шервуда, прибавить оговорку: «Берегись этого человка, — подозрителенъ; выдаетъ себя за нашего члена, но, кмъ и гд принятъ, не знаю.» Шервудъ въ дорог вскрылъ это письмо, прочелъ его и опять ловко подпечаталъ.

Подвижной и нервный, какъ женщина, Федоръ Федоровичъ Вадковскій воспитывался въ пансіон при московскомъ университет, служилъ въ кавалергардахъ и теперь былъ сосланъ, за какую-то вольную псню, въ нжинскій полкъ, стоявшій въ Ахтырк. Прочтя письмо, привезенное Шервудомъ, онъ сдлалъ доставителю нсколько быстрыхъ, веселыхъ вопросовъ, предложилъ за-просто позавтракать къ себ и, разговорившись за угощеніемъ, улыбнулся.