Каменный пояс, 1985
Шрифт:
Степан Петрович обязательно отзывался о каждой из моих книг, которые я посылал ему. Он, это было ясно по замечаниям, внимательно и полностью просматривал сборник стихотворений или роман и деликатно излагал свое мнение.
Я знал, Щипачев никогда не похвалит то, что ему видится слабым, недоработанным, вторичным, и оттого так дороги его похвалы, его огромная доброжелательность. Перечисляя стихи, которые ему понравились, он для каждого находил доброе слово, а о многих проходных вещицах отзывался общо, тут же спешил заметить:
«Кто-то из древних сказал — О горном хребте судят по его вершинам. Такие вершины в книге есть».
И тут же приводил примеры. Он говорил о стихотворении «Мы на дне окопчика уснули»:
«Все зримо, ощутимо до дрожи. Такое же впечатление остается и от стихотворения «Мальчикам Великой войны»… Все видишь. Каждое слово на месте…»
Он заканчивал письмо:
«Как ты живешь? Слыхал, тоже похварываешь. Держись. Твоя восьмерка еще не скоро притулится к нулю.
Милый Степан Петрович имел в виду свой возраст: ему тогда исполнилось восемьдесят лет.
Я «похварывал» в больнице, когда пришло известие о смерти поэта, и не смог поехать в Москву. Жена Степана Петровича Валентина Николаевна написала мне о последних часах мужа. Тридцать первого декабря 1979 года поэт некоторое время работал, затем погулял близ дачи. В первом часу нового 1980 года он лег спать и утром первого января не встал с постели. Смерть наступила мгновенно — сказался тройной инфаркт 1956 года.
Потом пришло последнее письмо В. П. Московского. Василий Петрович писал:
«Спешу тебе сообщить, что я пишу книжечку «Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах…», о тех, с кем меня свели две войны, с которыми я подружился и полюбил их.
Воениздат обещает дать зеленую улицу.
Написал очерки уже о Михалкове, о Регистане, о Шкловском… На очереди ты, Сашка Кривицкий, Гена Семенихин…»
В июне 1984 года мне позвонили из «Красной звезды» и сообщили о кончине Василия Петровича. Ушел из жизни бывший редактор моей фронтовой газеты «За Родину», редактор «Красной звезды» и «Советской России», бывший заведующий Отделом пропаганды и агитации бюро ЦК КПСС по РСФСР, бывший заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в КНДР. Ушел старший товарищ и надежный друг.
А «снаряды» все продолжали падать и падать рядом, снаряды, от которых — увы! — нет защиты.
Самый первый, самый тяжкий год войны — сорок первый — завершился не только нашими неудачами, не одним отступлением, не только реками пролитой нами крови. О нет! Враг впервые за всю мировую войну споткнулся в России, он ощутил ужас поражения и смерти, он платил теперь за каждый свой шаг вперед огромной кровью и уже старался по возможности не высовывать носа из окопов и блиндажей.
В сентябре сорок первого года появились первые гвардейские части — свидетельство великого воинского мастерства наших людей. Ибо гвардейские части это были лишь те полки, дивизии, корпуса, армии, которые били врага смертным боем.
Немцы, кричавшие в начале войны, что Россия — это «колосс на глиняных ногах», теперь должны были расхлебывать кашу, которую сами заварили.
В зоне Северо-Западного фронта действовали красные партизаны, бойцы, готовые на все ради Отечества. В ту пору появился у нас самый первый партизанский край, и коммунисты восстанавливали там, на 11 тысячах квадратных километров, в 300 населенных пунктах, Советскую власть. То и дело туда отправлялись наши литераторы — Борис Изаков, Лев Плескачевский, Иван Корсун, и газета печатала красочные сообщения о неслыханной смелости и умении лесных мстителей.
За год с небольшим войны партизаны Северо-Запада уничтожили более 26 тысяч солдат и офицеров врага, 2 бронепоезда, 59 танков, 22 самолета, 800 автомашин, взорвали 158 железнодорожных и шоссейных мостов, более 70 складов, спустили под откос 159 воинских эшелонов. Двадцать тысяч оккупантов день и ночь отбивались от партизан и охраняли военные объекты. В первой половине мая 1942 года захватчики бросили против народных мстителей 163-ю пехотную дивизию, снятую с фронта, карательные части и войска СС. Немногие завоеватели унесли тогда ноги из наших лесов и болот!
Однажды в деревнях Щечково и Мануйлово, из которых вышибли немцев, я наткнулся на целых три военных кладбища. Не поленился и сосчитал могильные кресты — их было две тысячи пятьсот.
Пройдет время, и генерал-полковник Гейнц Гудериан в книге «Опыт войны с Россией» назовет партизанскую войну «настоящим бичом» немцев.
На других фронтах тоже были немалые радости, первые радости той горькой поры. Тридцать первого декабря 1941 года «За Родину» в рубрике «В последний час» опубликовала сообщение Совинформбюро:
«Наши войска заняли Керчь и Феодосию».
Кроме того, мы знали немалую тайну нашего фронта: армии Северо-Запада, в том числе ударные, готовили наступательные операции — Старорусскую, Торопецко-Холмскую, и мы отыскивали на своих картах города Пено, Андреаполь, Торопец, Холм, на которые нацеливались наши войска.
Конечно, впереди еще были великие труды и жертвы, впереди кровавилась тысяча с лишним суток боя, но все равно — самое тяжкое время ушло и нам светили далекие огни нашей долгожданной и непременной победы.
В начале сорок второго года редакция поручила мне организовать корреспондентские пункты в 3-й и 4-й ударных армиях. Надо было заранее подумать о том, как выполнить приказ в условиях нелегкого зимнего наступления. Я побывал в Политуправлении фронта, познакомился с картами и деловыми бумагами.
Третьего января 1942 года добрался до штаба 4-й ударной армии, которой командовал генерал-полковник Андрей Иванович Еременко. О прославленном полководце мне было известно лишь то, что он участник гражданской войны, выдающийся разведчик и партизан, член большевистской партии с 1918 года. Еще я знал, что Еременко был ранен в 1941 году — командир самого высокого ранга, он не любил слишком долго находиться в штабе.