Каменный пояс, 1985
Шрифт:
Целую неделю после этого боя я плохо слышал и ругал за слабость свои барабанные перепонки.
Двадцать седьмого апреля 1980 года «Челябинский рабочий» и в мае того же года «Уральская новь» опубликовали интервью с председателем Челябинского областного совета ветеранов 2-й Гвардейской армии Петром Васильевичем Савиных.
Вот что рассказал фронтовик:
«Наши гвардейцы любили армейскую газету «В атаку!» Она привлекала прежде всего оперативностью, простотой и конкретностью.
Случай, о котором хочу рассказать, произошел в декабре 1942 года. Наш батальон занимал оборону по северному берегу реки Мышкова в районе села Васильевки Сталинградской области. После длительного, утомительного марша по голой заснеженной степи кое-как устроились в насквозь промерзшей земле, используя старые, заброшенные траншеи.
Мы с командиром батальона капитаном Емелиным находились с двумя ротами в первой траншее, а третья
Уточняем, что сделано для активного отпора фашистам, еще раз просматриваем в бинокли полосу обороны батальона и соседей, устанавливаем с ними связь.
В это время на КП батальона позвонил командир 3-й роты лейтенант Карев. Трубку взял капитан Емелин. Я подошел, слушаю начавшийся разговор.
Емелин: — Ни в коем случае! Все пространство между траншеями хорошо просматривается противником, и вообще… Как что? А то и есть, что вообще не разрешаю! Сейчас не до газетчиков…
Комбат энергично положил телефонную трубку и, глядя на меня, сказал:
— К Кареву пришли армейские газетчики, собираются сюда. Нам этого только еще не хватало…
Капитан Емелин не успел договорить, чего именно «нам еще не хватало», как перед бруствером зачастили разрывы немецких мин. По всему переднему краю нашей обороны начался интенсивный артиллерийский обстрел.
Несколько раз немецкая пехота при поддержке танков пыталась прорвать полосу обороны нашего изрядно потрепанного в прошлых боях батальона. Особенно настойчиво фашисты рвались на участок роты лейтенанта Карева, видимо, рассмотрев, что она стоит на стыке между участками обороны. В общем, разворачивался бой как бой. И только на следующий день от замполита третьей роты, младшего лейтенанта Мележенкова мне удалось узнать о некоторых подробностях визита работников армейской газеты.
В один из моментов из строя выбыло сразу два пулеметчика. Минуты были критическими, ждать перегруппировки огневых средств было некогда. В это время один из сотрудников армейской газеты, высокий такой, худощавый, быстро лег за пулемет, а его товарищ сноровисто принялся набивать пулеметные диски патронами. Стреляли газетчики расчетливо. Когда контратаки немцев были отбиты на всем участке батальона, журналисты помогли отнести раненых в укрытия, сделали пометки в своих блокнотах и только после этого поздним вечером ушли из расположения 3-й роты. Солдаты проводили их по-дружески, как равных.
Потом я узнал, что первым номером за ручной пулемет лег заместитель редактора армейской газеты «В атаку!» молодой поэт Марк Гроссман, стихи которого так часто печатались в нашей газете.
В творчестве теперь уже известного писателя Южного Урала Марка Соломоновича Гроссмана тема войны — одна из ведущих, он находит задушевные слова о тех, кто добывал победу в боях, о тех, кто заплатил за нее своей жизнью. На груди гвардейца-журналиста и писателя рядом с другими боевыми и трудовыми наградами выделяются две медали «За отвагу». Уж я-то знаю, что такие награды давались непросто, особенно журналистам».
Может быть, вам даст некоторое представление о нечеловеческой надсаде этого сражения подвиг комсомольца Ильи Макаровича Каплунова. Обороняя свою позицию близ Мышковы, бронебойщик Каплунов выстрелами в упор уничтожил пять немецких танков. Но и гвардейцу перебило руку и ногу. Даже в таком ужасном положении Илья не вышел из боя. Мне рассказывали, что он зажег еще четыре машины. Когда же на окопы напал десятый танк, Каплунов выхватил из ниши гранату и бросился с ней под гусеницы.
Бронебойщику посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Я знал Каплунова. Это был парень с открытым приятным лицом. Из-за расстегнутого ворота гимнастерки виднелась матросская тельняшка, — в Гвардейской армии было немало моряков.
На нашем фронте огромной славой пользовался ансамбль песни и пляски, которым руководил композитор Модест Ефимович Табачников, автор знаменитой песни «Давай закурим!» и многих других известных произведений. Табачников был мой товарищ, и мы решили с ним достойно сказать о подвиге бронебойщика. Это случилось не сразу, а позже, когда удалось отдышаться от многодневных беспощадных боев.
В свое время корпусные газеты расформировали, и почти вся небольшая редакция «Красного гвардейца» перешла в газету 2-й Гвардейской армии «В атаку!». (В заголовке газеты не было восклицательного знака, но я беру на себя смелость поставить его здесь, — по смыслу названия.)
Так вот, «Девичья песня о Илье Каплунове» появилась уже в армейской газете четвертого июля 1943 года. Она звучала так:
Я его ни разу не встречала, Он прошел от хаты вдалеке. Я его не знала, но о нем слыхала, О веселом дерзком моряке. Эта песня мне волнует душу: Вижу я пожары и снега, Сквозь метель и стужу ты пошел, Илюша, На броню жестокого врага. Танки все безжалостней и злее, Таял лед от крови и огня, Встал ты у траншеи, жизни не жалея, И других спасая, и меня. Почернело небо над Кумскою, По плечо в крови твоя рука, От свинца и боя, крови и разбоя Нас укрыла смелость моряка. Залпы отгремели над станицей, Батальоны вышли за Ростов, Но над степью мчится песня, словно птица, О тебе, Илюша Каплунов. Я его не видела у склона, Где застыли танки на снегу, Полночью бессонной выйду в степь у Дона, — Моряка забыть я не могу.Но вернемся к декабрю 1942 года.
Еще в первой половине месяца и Гитлер, и Манштейн были совершенно уверены в успехе. Трехсоттысячная группировка войск, зажатая в междуречье Волги и Дона, тоже надеялась на спасение. Двадцать четвертого ноября командующему 6-й армией Паулюсу передали приказ Гитлера:
«Войска 6-й армии временно окружены русскими… Личный состав армии может быть уверен, что я предприму все для того, чтобы обеспечить нормальное снабжение армии и своевременно освободить ее из окружения. Я знаю храбрый личный состав армии и ее командующего и уверен, что вы все выполните свой долг».
Фриц Эрих фон Манштейн, находившийся в Новочеркасске, в свою очередь, успокаивал Фридриха фон Паулюса:
«Мы идем. Будьте уверены в успехе. Гот вас выручит, будьте готовы к встрече».
В те же дни Манштейн отправил телеграмму румынскому диктатору Иону Антонеску, войска которого дрались рядом с танками Гота:
«Я думаю, что моя личность служит вам гарантией успеха».
Генерал-полковник Герман Гот, командовавший деблокирующей группировкой, непрерывно радировал окруженным войскам:
«Держитесь, освобождение близко!»
Манштейн имел известное основание для приведенной выше самооценки. Один из самых способных полководцев Гитлера, он подготовил план разгрома Франции и осуществил его, командуя 38-м корпусом. Однако генерал-фельдмаршал слишком поздно уразумел, что Советский Союз — не Западная Европа.
Немцы не выдержали гигантского напряжения на реке Мышкове. Двадцать второго декабря они в последний раз попытались прорваться на север, туда, где захлебывалась кровью армия Паулюса, окруженная между Волгой и Доном. Но гвардейцы оборонялись с неслыханным упорством и ожесточением. В самые критические дни боев — двадцатого, двадцать первого и двадцать второго декабря — почти круглые сутки работала на наши гвардейские полки 8-я воздушная армия. На линии Громославка — Васильевка — Нижне-Кумская она беспрерывно бомбила танковые колонны Гота, его передовые позиции и тылы.
Впрочем, 4-й воздушный флот немцев тоже и днем и ночью носился над нашей головой. Поддерживая натиск 16-й дивизии СС «Викинг» и 17-й танковой, бомбовозы и истребители с упорством отчаяния долбили нас сталью и свинцом.
Особенное напряжение испытывали гвардейцы у Громославки, на высоте 146.9, под которой находилась эта станица.
И именно тогда, в конце месяца, измотав немцев, наши корпуса нанесли таранный удар по 4-й танковой и 4-й румынской армиям группы «Гот». Бог знает, что творилось у Громославки, Гремячего, Верхне-Курмоярской и других станиц Дона! Свист бомб и снарядов, рев самолетов, танков, самоходок, тракторов, запаленное дыхание сотен тысяч солдат той и другой стороны — вот что такое был Дон в ту пору! Снег на многие десятки километров почернел от взрывов, был забрызган кровью, завален разбитой техникой и рваной сталью.
Глубочайшие раны наносили немцам наши «катюши».
Я видел первый залп «катюш» на Северо-Западе и дважды наблюдал разрывы сравнительно близко. Что сказать? Враг заслужил своей злобой, своей ненавистью к целым народам, своими зверствами эту нещадную, всесокрушающую смерть.
Я нашел в степи пушки уральцев, и земляки приняли меня в свою компанию: все-таки лишние руки в этом море огня, грохота, ругани и стонов.
Схватка была долгая и кровавая, и газета «В атаку!» посвятила ей половину страницы. Правда, публикация состоялась не сразу. Дело в том, что редактор считал: такая подборка не подборка, если в ней нет стихов, а я никак не мог выкроить время, чтобы сложить разрозненные, отрывочные строки в одно целое. Наконец это удалось, и подборку напечатали.
Открывала ее корреспонденция гвардии майора И. Сорококенди «Бой батареи с 64 немецкими танками». Офицер подробно, насколько позволяли обстановка и размер газетного листа, рассказал о героях схватки.
Старший сержант Григорий Ильинский, наводчик Александр Жигулин, заряжающий Петр Савин, замковый Михаил Кондрашин и многие другие не склонили гордых голов перед немецкой броней. На почерневшем снегу до конца войны застыли девять мертвых танков с крестами на броне. Уцелевшие пятьдесят пять танков повернули назад и бежали с поля боя. Пятьдесят пять, — представьте себе эту картину!