Каменный пояс, 1985
Шрифт:
Встретился мне командующий в неожиданном месте: он стоял на окраине села, близ опушки заснеженного леса, и внимательно слушал людей в самых живописных гражданских костюмах. Это оказались партизаны, которые только что перешли линию фронта, чтобы сообщить своей армии сведения о враге.
Я пощелкал кнопкой своего фотоаппарата, доложил генералу, зачем прибыл, и, показав документы, попросил поддержки.
О том, как отнесся командующий к нуждам газеты, несложно сделать вывод из документов и корреспонденции той поры.
Девятого января 1942 года я послал из Сороги телеграмму редактору. Привожу ее с сокращениями:
«Товарищ комиссар,
мы должны начать сегодня в восемь утра. Возможна задержка. Кузьма Горбунов и Лев Плескачевский в пять утра приехали и направлены на решающий участок.
Сделано следующее:
1) Командующий извещен, что прибыл и приступил к работе корпункт «За Родину».
2) Со всеми отделами штаба и политотдела установлена прочная связь.
3) Командиры и политработники всех рангов, начиная от командующего, обещают активно писать в газету (разбор операций, политработа в новых условиях).
4) Невзирая на тесноту, нам выделено сносное помещение, протянута связь.
5) В 4-й бригаде создан актив, налажены связи».
Нет, задержки не произошло, — Торопецко-Холмская наступательная операция левого крыла нашего фронта против 9-й и 16-й армий началась именно тогда, девятого января.
В те же январские дни мы окружили под Демянском 2-й армейский корпус 16-й армии, которой командовал 56-летний генерал-фельдмаршал, выходец из Пруссии Буш. До войны он начальствовал в русском отделе генштаба, а впоследствии воевал против Польши, Франции, Бельгии, Голландии. И лишь здесь, на северо-западе России, пруссак сплоховал.
Однако уничтожить окруженных в ту пору не удалось, хотя потери Буша были огромны.
Ежедневно я посылал телеграммы с обзором боев. Это было не просто, так как часто корреспонденции писались лишь после того, как завершался бой, в котором приходилось участвовать.
Одиннадцатого января 1942 года был освобожден город Пено, двадцать первого января я отправил депеши о взятии Торопца и Западной Двины.
В конце марта 1942 года позвонил Владимир Борисович Фарберов (он теперь редактировал нашу газету) и сказал, что есть намерение вернуть меня в хорошо и мне, и ему знакомую 11-ю армию (милый, мягкий, чрезвычайно вежливый полковой комиссар Фарберов руководил до этого газетой 11-й армии «Знамя Советов»).
Владимир Борисович на условном языке, который мы все отлично понимали, дал понять, что немцы собираются атаковать армию.
Уже вечером шестого апреля я передал в газету обзор боев за неделю: «ПРОВАЛ НЕМЕЦКОГО КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ». Подзаголовок сообщал:
«С первого по шестое апреля враг потерял свыше пяти тысяч человек убитыми и ранеными, десятки самолетов, танков, орудий».
Лето 1942 года на Северо-Западном фронте было опять напряженное, и писатели фронта дневали и ночевали в полках пехоты, артиллерии, авиации, в партизанских отрядах. Высочайшее мужество выделяло из наших рядов Сергея Сергеевича Смирнова, Бориса Романовича Изакова, месяцами пропадавшего в партизанских отрядах и вместе с ними громившего тылы врага.
(Не считайте, пожалуйста, мои эпитеты типа «в ы с о ч а й ш е е мужество», «с л а в н ы й полководец» преувеличениями или обязательной данью младшего старшим. Просто вспомните, что здесь и дальше речь, действительно, идет о признанных, любимых войсками и народом людях).
Седьмого июня 1942 года меня вызвал в редакцию новый редактор газеты Николай Николаевич Кружков. Полковой комиссар сообщил, что ожидаются весьма серьезные события на фронте 27-й армии, и приказал отправиться туда. Редактор вручил мне письмо для военного совета этого соединения с просьбой помочь корреспонденту.
На войне вообще много крутых поворотов, неожиданностей, внезапных встреч и разлук.
Шестнадцатого августа 1942 года, по военной связи, я получил неожиданное письмо. Бывший сотрудник фронтовой редакции, а теперь редактор газеты 1-го Гвардейского корпуса «Красный гвардеец», Леонид Васильевич Смирнов приглашал меня на работу в свою газету.
Сказать правду, это было заманчивое предложение. На любом фронте есть самые надежные, самые славные его части, полки и дивизии, не знающие поражений, идущие в самое пекло и вырывающие победу в любых обстоятельствах. Именно такими частями, как всем понятно, были первые гвардейские дивизии и корпуса, преобразованные из героических стрелковых частей восемнадцатого сентября 1941 года.
На нашем фронте гремела слава 1-го Гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал генерал Иван Ильич Миссан. Я часто бывал в дивизиях корпуса и, как все, гордился его железной волей и прекрасным воинским мастерством. Казалось, отсвет грядущей победы лежал на лицах этих суровых, несгибаемых людей, на их рубиновых гвардейских знаках.
Однако воспоминания воспоминаниями, но что следовало ответить Л. В. Смирнову? Спасибо? Согласен? Но как же моя газета, где прошел год с лишним жизни на войне? А люди газеты, многие из которых стали навечно друзьями? Я счел неудобным отпрашиваться из своей редакции.
На другой день после получения письма армейский телеграф вручил мне следующую депешу:
«17 августа 1942 13.31
Из Бор № 9797/2884
Грифель через Катер.
Представителю газеты «За Родину» Марку Гроссману.
Приглашаю работу писателем редакции гвардейской газеты «Красный гвардеец».
Возможно, редактор полагал, что письмо не дошло до адресата, и повторил приглашение по телеграфу.
Пришлось сообщить Леониду Васильевичу, что выполню, разумеется, любой приказ, но хлопотать о себе не стану.
Степан Петрович, с которым посоветовался по этому поводу, после долгого молчания сказал:
— Смирнов не станет просить зря. Значит, он очень нуждается в поддержке. Однако и впрямь ходатайствовать о себе неловко. Давай подождем.
Первого сентября пришла новая, еще более настойчивая телеграмма: «Красный гвардеец» нуждался в людях.