Каменный пояс, 1985
Шрифт:
Добравшись до противоположного берега, мы быстро выгрузились и до наступления рассвета исчезли в лесу. Оба берега, как и было задумано, остались точно такими, какими были накануне: ничто не должно было насторожить противника.
К исходу дня мы уже выпустили свежий номер газеты — предстояло воевать в сложных лесисто-болотистых условиях, а этому надо было учиться.
Зима 1944 года
Днем и ночью тренировались преодолевать минные поля, взрывать дзоты, резать колючую проволоку, вести рукопашные бои в траншеях.
Напряженно трудились в эти дни работники редакции. Выпуская газету, мы все свободное время использовали на боевую подготовку, учились защищаться на случай нападения противника на редакцию. Если раньше мы имели при себе лишь пистолеты, то теперь вооружились автоматами. Припасли даже ручной пулемет.
О том, что наступление планируется на 14 января, я узнал накануне в штабе дивизии. Там же нанес на карту обстановку. Начальник политотдела предупредил меня:
— Учтите, товарищ редактор, обстановка будет посложнее, чем в обычном бою. Идем на глубокий прорыв. Так что действуйте обдуманно, без нужды не рискуйте.
Наступление началось рано утром с мощной артиллерийской подготовки. Огонь орудий армии прорыва и корабельной артиллерии слился в один громовой гул, превратив передний край противника в сплошной смерч. Но прорвать оборону с ходу оказалось невозможным. Стрелковые батальоны дивизии при поддержке танков буквально вгрызались в нее, каждый шаг стоил больших усилий и немалых жертв. К тому же из-за плохой погоды бездействовала авиация, которая должна была поддерживать наступающих.
Однако боевой дух войск, их стремление отомстить врагу за муки ленинградцев и освободить город от блокады были так сильны, что наши воины не останавливались ни перед какими трудностями.
Часа через три после начала наступления, когда гул боя отдалился, тронулась вперед и наша редакция. Но перед ближней рощей машины попали вдруг под автоматный огонь. Сначала нам показалось, что стреляют ошибочно свои подразделения. Огонь, однако, усилился. Стало ясно, что стреляют оставшиеся в нашем тылу гитлеровцы. Мгновенно заняли круговую оборону, открыли ответный огонь.
В осадном положении мы находились не менее часа. Выручила воинская часть, идущая во втором эшелоне наступающих. Работники редакции остались невредимыми. И свежую газету мы выпустили без задержки к исходу дня. Материал попал в нее самый оперативный. На первой полосе напечатана корреспонденция лейтенанта Николая Кондратьева о том, как штурмовала вражеские траншеи рота капитана Игнатия Марченко. Напечатан материал о подвиге разведчиков лейтенанта Виктора Самарина и о пулеметчике сержанте Алексее Лопатине. Вторая страница газеты открывалась корреспонденцией о саперах, взорвавших три долговременных огневых точки противника на важном направлении нашего наступления.
К вечеру передовые части продвинулись на несколько километров в направлении поселка Ропша. Перебрались и мы с редакцией ближе к штабу дивизии, заняв полуразбитые неприятельские блиндажи на окраине сожженного хутора.
По брошенным флягам, лентам с неиспользованными патронами было видно, что улепетывали фрицы поспешно. В одной из амбразур бросили даже пулемет и сложенные в стопку диски с патронами. С развитием нашего наступления настроение у коллектива редакции становилось все более приподнятым.
Ожесточенные бои разгорелись на подступах к поселку Ропша, превращенного фашистским командованием в прочный оборонительный рубеж. Взять его сразу дивизии не удалось. Пришлось обходить с фланга. Один из полков вклинился глубоко вперед. Гитлеровцы попытались отсечь его от соседей. Для этого подтянули свежие резервы. Большое мужество здесь проявила рота старшего лейтенанта Игоря Иванова, принявшая на себя главные контратаки неприятеля. Сам командир, тяжело раненный, не уходил с командного пункта до конца боя.
Эту весть принес боец — посыльный из штаба дивизии. Он же сообщил, что начальник политотдела поставил перед редакцией задачу: подвиг Иванова и его роты описать в очередном номере газеты. В роту направились мы вместе с литсотрудником Николаем Кондратьевым.
Район, занятый ротой, был не очень широким, простреливался с обоих флангов артиллерией и пулеметами. Местами пришлось ползти по-пластунски. Но это для нас было привычным делом. Самого командира роты мы на командном пункте не застали. Он был уже отправлен в медпункт. Встретились с командирами взводов, которые помогли восстановить все главные детали боя, узнать имена погибших и раненых бойцов.
Мы разошлись по разным точкам, чтобы повидать других участников горячего боя. Я направился к пулеметчикам Николаю Демидову, Асхату Мухамедьярову. Добрался до них без особых усилий. Но когда оказался в блиндаже, рядом разорвался снаряд, на меня обрушились земля, кирпичи. Придавленный, я потерял сознание. Первое, что ощутил, когда пришел в себя, горячий воздух. Он был горьким от пороховой гари, удушливым, вызывал тошноту. Но это был воздух, который просачивался в какие-то невидимые щели. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не пришли на помощь пулеметчики. Они отрыли меня. Мое настроение было в тот момент таким, будто я заново родился на свет и впервые вижу синее небо, белый снег.
Из роты я ушел на командный пункт полка. Здесь сразу же узнал, что дивизия готовится к новой атаке, что в это же время по врагу будет нанесен удар с тыла частями 42-й армии, идущей навстречу нам с Пулковских высот. Решил задержаться в полку, чтобы увидеть своими глазами, как будет осуществляться захват ропшинского узла обороны противника. Прибывший в полк комдив Романенко одобрительно кивнул мне:
— Редакция уже здесь? Хорошо, работа и вам будет горячая.
Бой продолжался несколько часов. Взятый в клещи враг сопротивлялся ожесточенно. Потом не выдержал, ударился в бегство. Трудно выразить словами, какой радостной, какой трогательной была добытая кровью встреча воинов двух армий в Ропше. А какими трусливыми, с перекошенными от злобы лицами предстали перед нами взятые в плен гитлеровцы. Оно и понятно: время расплаты за разбой, за муки ленинградцев наступало.